'Канцелярская крыса' - Константин Сергеевич Соловьев

class="p1">Герти принялся рвать объявления, не обращая внимания на ревущий мир вокруг. Это было неудобно, пальцы мгновенно онемели, бумажные листки норовили выскользнуть из них подобно вертким крошечным птицам, ветер остервенело вырывал их из рук. Стиснув зубы, Герти расправлял пальцами мятые бумажные листы, пытаясь рассмотреть их в тусклом свете фары парокэба. Взгляд метался меж рукописных и типографских строк, но выхватывал лишь какую-то ерунду.

Германская бритва нержавеющей стали. Мужские ботинки, почти не ношенные. Лучший тростниковый сахар с плантации «Роза Данаи», заказ от ста бушелей. Полная подписка газеты «Справедливость» за тысяча восемьсот девяносто второй год…

Сотни самых разнообразных объявлений расхваливали свой товар. Люди, которые жили в Новом Бангоре, не подозревали, что обитают на спине Левиафана. И не считали себя детскими игрушками, над которыми властвует высший разум. Они искали недорогие уроки игры на пианино и мелкий французский тальк. Шейные платки того фасона, что когда-то носил Красавчик Браммел[7], и хорошую говядину. Брошюры о вреде лакрицы и серебряные подсвечники.

Герти в ярости отбрасывал трепещущие листы бумаги, и ветер с готовностью швырял их в грохочущую ночь. Возможно, его силы хватит на то, чтоб унести их на много миль от острова и расшвырять в океане. Может, некоторые клочки даже долетят до Самоа или Новой Зеландии. Но Герти в этом сомневался. Эти отправленные в никуда письма были не более, чем чешуйками со шкуры Левиафана. Никто в окружающем мире не увидит их.

Как не увидит и самого Гилберта Уинтерблоссома, если тот не поспешит.

- Должно быть здесь… Я же видел… Господи, да куда же они все запропастились?

Он нашел то, что искал, но к этому моменту уже настолько промок и замерз, что не смог даже обрадоваться.

«Рады сообщить публике… всем известный дирижабль «Граф Дерби» … наконец возвращен в строй и будет рад… в ближайшее время посетить … в комфорте. Первый рейс состоится восемнадцатого июня, во вторник. Цена взрослого билета – четыре фунта, детского – три».

- Цена взрослого билета – четыре фунта, - пробормотал Герти, не слыша сам себя, - Копченый минтай! Какой сегодня день?

- Что?..

- День! Какой день?

- Вторник, - испуганно сказал кэбмэн, явно испытывавший желание выскочить из собственного экипажа и бросить бежать в ночь, - Восемнадцатое.

Герти скомкал объявление в мокрый комок.

- Вот оно. Сегодня. «Граф Дерби» возвращается после ремонта. Сегодня его первый рейс.

- Забудьте, мистра, - вздохнул Муан, помогая мокрому до нитки Герти забраться в парокэб, - В такую погоду ни один дирижабль даже из эллинга[8] не выведут. Куда ему… Молнии садят одна за другой. Отменят рейс, как дать отменят.

- Может и отменят, - Герти улыбнулся жуткой улыбкой, от которой поежился даже референт, - Это остановило бы его, будь он обычным человеком. Но это Бангорская Гиена. Он попытается вырваться с острова во что бы то ни стало. При первой же возможности. Остров пугает его так же, как меня, но фальшивый Уинтерблоссом при этом психопат и убийца. Нет, он не станет ждать. Если рейс «Графа Дерби» отменят, тем хуже для него. В аэропорт! На всех парах, Бога ради! В аэропорт!..

Взвизгивая каучуковым шинами и дребезжа рессорами, парокэб рванул вперед.

֎ ֎ ֎

Они неслись через Новый Бангор подобно демоническому поезду, вырвавшемуся на поверхность. Ведомый до смерти перепуганным кэбмэном, локомобиль делал добрых сорок миль в час, а котел раскалился настолько, что едкий запах дыма ощущался даже пассажирском отделении.

Герти поблагодарил судьбу за то, что улицы города опустели. Аэропорт, где был расположен эллинг «Графа Дерби», располагался в Лонг-Джоне, что в обычной ситуации означало бы получасовую поездку с остановками на каждом перекрестке.

- Двигатель сорву, - всхлипывал кэбмэн, впившийся в свои рычаги, - Чертова Канцелярия… Чумные крысы…

- Гони! – Герти потрясал тростью, едва удерживаясь от желания подстегнуть его.

На одном из поворотов обезумевший, несущийся в ночи, локомобиль снес уличную урну. На другом вышиб сноп быстро потухших искр из водосточной трубы.

- Помедленнее бы, мистра! - взмолился Муан, когда локомобиль крутануло так, что паровой экипаж едва не завалился набок, - Расшибемся прежде, чем доедем! Дался вам этот дирижабль!

- Мы успеем, - твердил Герти, впившийся потерявшими чувствительность пальцами в бесполезную трость, - Мы опередим ее. Он не должен взлететь.

- Да пропади он пропадом вместе с дирижаблем! – взревел полинезиец, - Что ж нам плохого-то? Только попытается подняться, его молнией и того… Бам! Дирижабли в грозу не летают, это и дураку известно, а уж особенно в такую… Нам даже лучше! Не придется кандалы на эту Гиену надевать! Сама сгорит!

- Я не могу ее отпустить, - сказал Герти с непривычной для самого себя твердостью, - Ты не поймешь. Если Гиена улизнет или погибнет, он может счесть это нарушением соглашения. Я же говорил, не поймешь… Извини, Муан. Я только сейчас сам сообразил... Возможно, все куда сложнее, чем мне казалось поначалу. Он – моя копия, мой испорченный слепок. Но отчего я взял, что мне непременно надо убить его или поймать? Что, если задумка острова хитрее? Мы с ним не просто близнецы. Мы две несимметричные половины одного целого. Только он воплощает в себе все худшее, что было свойственно Гилберту Уинтерблоссому. Он – мое отражение в черном зеркале. Злая пародия. Искажение. Может быть, остров не хочет, чтоб я убивал его или сажал за решетку.

- Чего ж он хочет? – пробормотал, нахмурившись, Муан, явно не поспевая за мыслью Герти, но и не имея желания спорить.

- Не знаю. Возможно, он хочет, чтоб мы встретились. Два Герти Уинтерблоссома, порождения разных миров. Я как плод обычной жизни, и он, моя безумная производная. Он ведь тоже в каком-то смысле я. Только поддавшийся царящему вокруг безумию, природному полю острова. Он – то, кем я мог бы стать, если бы не нашел в себе достаточно сил. Если бы не выдержал службу в Канцелярии, если бы опустился и пошел на поводу у низменных страстей… Это что-то вроде моего неудачного брата, выбравшего иную тропу. Возможно, остров хочет, чтоб мы воссоединились. Может, для него это станет решением какой-то сложной философской концепции, а