Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

так далее. Найти работу было нелегко, — в сущности, даже труднее, чем сразу же после войны. Мои воспоминания о кризисе, который мы тогда переживали, теперь благополучно притупились, но я помню, что время было плохое, потому что Арчи чувствовал себя несчастным, а Арчи из тех, кто терпеть не может чувствовать себя несчастным. Он сам это признавал. Как-то еще в начале нашей семейной жизни он предупредил меня: «Имей в виду, если что-то не так, я становлюсь невыносимым. От меня мало толку, если кто-то болен, я не люблю больных и не выношу несчастных и расстроенных людей рядом с собой».

Мы пошли на риск с открытыми глазами, сознательно решив не упускать свой шанс. Единственное, что оставалось теперь — признать, что удовольствие окончено и пришла пора расплачиваться — тревогами, нервными срывами и тому подобным. Я тоже чувствовала себя неуютно, потому что мало чем могла помочь Арчи. Мы должны справляться с трудностями вместе, говорила я себе. Чуть ли не с первого дня я вынуждена была терпеть его постоянную раздражительность или абсолютную замкнутость и страшную подавленность. Если я старалась казаться веселой, он упрекал, что я не способна осознать серьезность нашего положения; если печалилась — он говорил: «Нечего ходить с кислым видом. Ты знала, на что идешь!» Словом, что бы я ни делала, все было не так.

Наконец Арчи твердо заявил:

— Послушай, единственное, чего я от тебя хочу, и единственное, чем ты действительно можешь помочь, это уехать.

— Уехать?! Куда?

— Не знаю. Поезжай к Москитику — она будет очень рада тебе и Розалинде. Или отправляйся домой, к матери.

— Но, Арчи, я хочу быть с тобой, я хочу быть рядом, разве это невозможно? Разве мы не должны вместе пережить это время? Неужели я ничем не могу тебе помочь?

Сегодня я бы, наверное, сказала: «Я пойду работать». Но в 1923 году такое и в голову никому бы не пришло. Во время войны можно было служить в женских вспомогательных частях — военно-воздушных, сухопутных — или работать на военных заводах и в госпиталях. Но то было временное положение; теперь для женщин не существовало работы в министерствах и учреждениях. Переполнены были и штаты магазинов. Тем не менее я упиралась и уезжать не хотела. Я ведь могла, по крайней мере, готовить и убирать: у нас не было прислуги. Я вела себя тихо и старалась не попадаться Арчи на глаза, что было, кажется, единственным способом облегчить его состояние.

Он обходил одну за другой конторы Сити, встречался с разными людьми, которые могли порекомендовать работу, и в конце концов нашел место. Не то чтобы оно ему нравилось — у него были сомнения насчет фирмы, нанявшей его: известно, что ею заправляют мошенники, сказал он. В целом они вроде бы держались в рамках закона, но наверняка этого знать было нельзя. «Дело в том, — предупредил Арчи, — что придется быть крайне осторожным, чтобы не пришлось расхлебывать чужую кашу». Впрочем, это была работа, и она приносила какой-никакой доход — настроение Арчи улучшилось. Он даже находил занятными некоторые свои обязанности.

Я постаралась спланировать свой день так, чтобы снова начать писать — это было единственной для меня возможностью принести в дом хоть какие-то деньги, но я по-прежнему не помышляла о том, чтобы сделать писательство профессией. Рассказы, напечатанные в «Скетче», приободрили меня: они дали живые деньги. Однако деньги скоро разошлись. Тогда я начала писать новую книгу.

На ее написание подвиг меня Белчер. Однажды, еще до начала путешествия, мы сидели у него дома (дом назывался Мельницей) в Дорни, и он предложил мне написать детективный рассказ под названием «Тайна Мельницы».

— Недурное название, правда? — сказал он тогда. Я согласилась. «Тайна Мельницы» или «Убийство на Мельнице» — звучит неплохо, подумала я и решила когда-нибудь к этому вернуться. Во время путешествия Белчер часто вспоминал о своей идее.

— Только помните, — говорил он, — если вы напишете «Тайну Мельницы», я должен быть в ней действующим лицом.

— Вряд ли я смогу вставить вас в книгу, — отвечала я. — Совершенно не умею описывать реальных людей. Я всегда придумываю своих персонажей.

— Ерунда, — заявил Белчер, — я не возражаю, если персонаж будет не совсем похож на меня, но мне всегда хотелось участвовать в какой-нибудь детективной истории.

Время от времени он интересовался:

— Ну как? Вы уже начали писать ту книгу? А я в ней участвую?

Однажды я в раздражении бросила:

— Да. В качестве жертвы.

— Что?! Не хотите ли вы сказать, что я буду тем бедолагой, которого убьют?

— Именно, — не без удовольствия подтвердила я.

— Я не желаю быть жертвой, — возмутился Белчер. — Я настаиваю, чтобы меня вывели в роли убийцы.

— Почему же вам непременно хочется быть убийцей?

— Потому что убийца — самый интересный персонаж в книге. Вам придется сделать меня убийцей, Агата, поняли?

— Я поняла, что вы хотите быть убийцей, — ответила я, стараясь тщательно выбирать слова. Но в конце концов в минуту слабости все же пообещала сделать его убийцей.

Сюжет книги в общих чертах я придумала в Южной Африке. Это снова обещал быть не столько детектив, сколько боевик, и большая часть действия предположительно происходила в Южной Африке. Во время нашего пребывания там создалась своего рода революционная ситуация, и я записала для памяти кое-какие полезные детали. Героиню я собиралась сделать веселой молодой любительницей приключений, сиротой, которая отправляется на ловлю удачи. Попытавшись набросать пару глав, я поняла, что мне невероятно трудно писать, основываясь на реальном представлении о Белчере. Я не могла изобразить его беспристрастно, у меня получался какой-то манекен. И вдруг в голову пришла идея: я напишу книгу в форме двух рассказов от первого лица об одних и тех же событиях: героини, Энн, и негодяя, Белчера.

— Не думаю, что ему понравится роль негодяя, — поделилась я своими сомнениями с Арчи.

— А ты подари ему взамен титул, — предложил Арчи. — Это, полагаю, ему понравится.

Так Белчер стал сэром Юстасом Педлером, и когда сэр Юстас Педлер сам начал писать свое сочинение, персонаж ожил. Это, конечно, не был собственно Белчер, но ему были свойственны типично белчеровские обороты речи и он рассказывал подлинные Белчеровы истории. Он тоже был мастером блефа, а кроме того, в нем легко угадывался хоть и не слишком щепетильный, но достаточно занятный человек. А через некоторое время я и вовсе забыла о Белчере, моим пером водил лишь сэр Юстас Педлер. Насколько помню, я никогда в жизни больше не пыталась ввести в книгу реальное, знакомое мне лицо, и этот единственный