Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

бой непредсказуем, но он полагал, что меня рано или поздно выставят против одного из вас.

— Донна Эстелла ди Гальвез тебе знакома?

— А то как же, — хмыкает Жало. — Болтают о ней всякое. Поговаривают даже, будто она купается в крови детей и поедает сырыми внутренности еще живых людей.

К горлу подкатывает тошнота — слухи недалеко ушли от правды.

— Дон Ледесма предлагал ей стать его женой, — вдруг добавляет он.

— Вот как… И что же она?

— Насколько мне известно, согласием не ответила. Но навещала его частенько, — недвусмысленно усмехается Жало.

Выходит, мои догадки верны. Проклятая сучка не остановится, пока не окрасит руки в нашей со Зверем крови. Вель вполне благоразумно избегала выставлять в поединки своих бойцов против рабов Эстеллы, значит, та решила добраться до нас через Ледесму.

Зверь теперь далеко, его защищают туманы и горы. Что до меня…

Утром я выхожу на площадку. Сосредоточенно разминаюсь, а когда мы становимся в пары, беру Смерча в напарники. Выбираю копье — пусть и учебное, с затупленным концом, но все же опасное оружие, и если не соблюдать осторожность, может случиться всякое.

Жало ставит на каменный выступ ограждения песочные часы, отмеряющие время первого поединка. Не успевает песок пересыпаться до конца, как острие моего копья случайно попадает Смерчу в висок.

Что ж, несчастные случаи на тренировках нередки.

Хитрая Изабель все-таки добилась того, чтобы оттянуть крестины до срока, установленного их дикими традициями. Но зато победа осталась за мной: моя дочь выжила, несмотря на косые взгляды домашних, и даже значительно прибавила в весе. Кормить сама я тоже не перестала, хотя процесс, к моему неприятному удивлению, оказался довольно болезненным. В иные дни было так плохо, что если бы не Лей и ее ангельское терпение, к вящей радости Изабель я бы совсем пала духом.

Но все чудесным образом наладилось, когда мое дитя обрело благословение Творца. Мне становилось лучше день ото дня, запрет на прием гостей был снят, и я смогла выходить из дому в компании Лауры или Лей тогда, когда мне это заблагорассудится.

С Диего мы по-прежнему создавали видимость счастливой семьи. Разгуливая по вечерам с новорожденной дочуркой, принимали искренние поздравления от знакомых горожан, и Диего, казалось, светился от гордости. Что, впрочем, не мешало ему оставлять гордость за воротами поместья и продолжать со мной холодную войну, тылами в которой служили наши раздельные спальни.

Кто и выигрывал в этой войне — так это Ким. Я окончательно освободила для него поле боя, и он владел своим хозяином безраздельно.

Да и мне грех было жаловаться. Мелким выпадам любимого семейства я училась с честью противостоять. Единственное, что омрачало мою радость — это невозможность видеться с Джаем. Но я твердо решила выйти победителем и в этой войне. Если Диего нужен наследник, он сам придет просить меня об этом. А если нет… что ж, рано или поздно нам с Джаем все равно довелось бы расстаться. Он уже подарил мне самую важную в моей жизни драгоценность — крошку Габи. Как бы ни развела нас жестокая судьба, у меня навсегда останется частичка любимого…

С Вель теперь мы не видимся вовсе. Время от времени Лей рассказывает о том, что у нее все хорошо, и малышка Габриэла растет здоровым ребенком. Я хотел бы увидеть Вель, но ей хватает забот и без меня. Я не знаю, наступит ли время, когда она снова меня позовет… При мысли о том, что Диего Адальяро исполнит свою угрозу и принудит ее делить ложе с Кимом, ярость выжигает мне нутро будто каленым железом.

Иногда я думаю о нашей дочери. Пытаюсь представить ее взрослой. На кого она будет похожа — на мать или на меня? Лучше бы на Вель. Шанс сделать хорошую партию всегда выше у красивой девушки. С другой стороны, когда я думаю, что она может достаться какому-нибудь напыщенному чванливому южанину, руки сами сжимаются в кулаки. Хотя, казалось бы, какое мне дело? Она будет носить имя своего отца, Диего Адальяро. Он будет звать ее дочерью, не я…

Лей сказала однажды, что малышку окрестили Габриэлой Эбигайль Адальяро. И что «отец» был доволен выбором южного имени. Я лишь усмехнулся себе под нос.

Впрочем, куда больше меня занимают иные мысли. Приближается день, на который я очень рассчитывал прежде, и который теперь повергает меня в уныние. Бой за свободу. Он вызывает дикий ужас среди рабов и вместе с тем дарит сладкую надежду каждому. В прошлую субботу Кйос разыскал меня за решеткой Арены, где я давал последние наставления своим парням, и одарил меня многозначительным взглядом.

— Время близится. Мы выступаем?

С болью в сердце я покачал головой.

— Нет. Мы еще не готовы.

— Как?! — ошарашенно распахнул глаза Кйос. — Ты ведь говорил… Мы ведь ждали…

— Не сейчас, — твердо повторил я.

Он жаждет бойни — не среди рабов, а среди господ. Но я не могу позволить себе просто бойню на Арене. Не для этого я вынашивал свою идею столько времени. Не для этого потратил столько усилий, собрал столько людей…

— Мы не готовы, — повторил я упрямо. — И не вздумай самовольничать. Еще не время.

— Но… что же нам делать? Идти на заклание?! — в его голосе прозвучала боль разочарования, боль предательства…

Только моя боль во сто крат острее. Каждый из них отвечает за свою жизнь, а я — за них всех.

— Постарайся избежать этой битвы.

Нас развели в стороны: праздная болтовня среди рабов за решеткой Арены не приветствуется. Но до самого конца поединков я то и дело ловил полный негодования и обиды взгляд Кйоса.

С каждым новым рассветом на мое сердце ложится еще один камень.

Вель, похоже, пребывает в блаженном неведении относительно этого дня. Иначе — нет сомнений — она бы нашла способ со мной увидеться и поговорить. В том, что ее не держат взаперти силой, я уверен: Лей рассказывает, что в поместье нередко наведывается подруга Вель, они вместе ходят гулять — и не всегда в присутствии донны Изабель. Вель теперь чаще можно обнаружить выгуливающей младенца в саду, а не запертой в собственных покоях.

В воскресенье, начавшее обратный отсчет перед днем кровавого побоища, в контору меня вызывает Диего Адальяро. Я не знаю, чем мне грозит эта встреча, но внутренне готов ко всему. Как бы он ни старался, в этот раз я не поддамся на провокацию.

Красавчик отчего-то выглядит уставшим. Как послушный раб, я без лишних напоминаний опускаюсь на колени и склоняю голову. Стою так, пока он мерит неторопливыми шагами тесноватое для нас двоих