Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Агитация не прекратилась с гибелью Митчеля. Основалась, новая газета, стали выдвигаться новые люди его же направления; Лэлор действовал неутомимо. Но каждый день приносил новые и новые выгоды английскому правительству, и восстание становилось все невозможнее. В двадцатых числах июня произошло кровавое восстание и усмирение рабочих в Париже; это событие имело колоссальное влияние на все европейское общество, на Ирландию же особенно. Во-первых, вице-король уже вполне уверенно ждал столкновения, зная определенно, на чьей стороне будет победа; во-вторых, революционное настроение в Ирландии, как и везде, получило страшимый удар при известии об июньских днях; в-третьих, убийство инсургентами парижского архиепископа возмутило все католическое духовенство и оттолкнуло его от какой бы то ни было симпатии к революционерам. Лорд Кларендон мигом дал сигнал имевшейся в его распоряжении прессе пропагандировать мысль, что «Молодая Ирландия» мечтает прежде всего об истреблении католических архиепископов, наподобие «своих парижских собратьев». Аресты усилились. Мигир, Мартин, Даффи и масса других видных лиц были арестованы в начале июля. Принялись за клубы, которых с конца мая по июль расплодилось чрезвычайно много, так как О’Бриен хотел сделать их ячейками будущего инсуррекционного комитета и организационными единицами восстания. Их было в июле 1848 г. около 150, и в них записалось около 50 тысяч человек. Вице-король вознамерился их закрыть, но клубы решили сопротивляться, и их представители регулярно извещали О’Бриена о количестве приобретаемого оружия. Тогда вице-король потребовал особым извещением, чтобы обладающие оружием лица предъявили таковое. Собрание представителен клубов колебалось относительно того, что ему предпринять. Одни говорили, что нужно немедленно начинать восстание, ибо после обысков и отнятия оружия это будет совсем невозможно. Другие (во главе с О’Бриеном) полагали, что оружие можно припрятать и ждать. Последнее мнение восторжествовало. Была образована директория из 5 человек, которая должна была руководить будущим восстанием. Восстание предполагалось в августе, но вышло не так. Вице-королю необходимым представлялось арестовать еще несколько сот человек, и нужно было для этого приостановить действие habeas corpus’a. Актом парламента habeas corpus в Ирландии был объявлен приостановленным 24 июля. Когда известие о том, что этот акт победоносно, без всякой задержки, прошел во втором чтении и через два дня станет законом, впервые было протелеграфировано в Ирландию, вопрос о восстании внезапно стал совершенно безотлагательным. Грозил самым несомненным образом арест О’Бриену и массе других лиц, в руках которых сосредоточивались все нити предприятия; никто не сомневался, что едва только вице-королю будет дано знать из Лондона о приостановке habeas corpus’a, тотчас же он арестует вождей предполагаемого восстания, которых он пока не мог захватить именно вследствие отсутствия ясных улик. Мало того, эта приостановка habeas corpus’a снабжала вице-короля также возможностью без допросов, без предъявления обвинений держать арестованных под замком сколько понадобится. Диллон и другие предводители решили ни за что не отдаться без сопротивления и начать восстание. Их преследовал кошмар о’коннелевской уступки сэру Роберту Пилю за пять лет до того; им казалось, что если теперь, после всех своих изъявлений и призывов, не будет ими сделано никакой попытки, то Ирландия окончательно во всех изверится и отчается. И все-таки у них оружия в достаточном количестве не было, денег не было, предводителя не было, духовенство и среднее сословие, испуганные еще проповедью Митчеля и Лэлора и парижскими июньскими днями, были против них, и Англия была спокойна и сильна. Положение было совершенно отчаянное. Даффи это сознавал так же хорошо, как и О’Бриен, как и Диллон; и они все-таки полагали, что другого исхода нет. 23 июля. (1848 г.) в Эннискорти О’Бриен объявил о начале восстания.

Решено было начать с Килькенни по чисто стратегическим соображениям. Когда О’Бриен с товарищами выехали в Килькенни, большая толпа провожала их в поле приветственными криками и песнями. По пути в деревне Грэге встретил О’Бриена один старый ветеран восстания 1798 г., обнял его и горячо желал ему успеха. В Кэллэне они были окружены огромной толпой возбужденно их приветствовавших крестьян, в Кэррине все население выбежало к ним навстречу, предлагая свою помощь. Пока это происходило, из соседних городов уже шли войска, 1200 человек с четырьмя пушками. Об успешном конечном отражении неприятеля от городка совсем невозможно было и думать. О’Бриен знал, что тотчас же к этому отряду подойдут подкрепления из близлежащих местностей. Он спросил у собравшихся, могут ли они выставить теперь же, пока войска не пришли, в один час, шестьсот вооруженных людей. Это оказалось невозможным, и О’Бриен с товарищами выехали в Кэшель. После их отъезда пришел значительный отряд под предводительством одного из деятельнейших членов «Молодой Ирландии», но им оставалось разойтись. Хаос, внезапность предприятия, неподготовленность, отсутствие выработанного плана жестоко давали себя чувствовать. Например, видный член дублинского клуба О’Доног поехал в Килькенни, а тамошние клубисты схватили его, решив, что это английский шпион, и с торжеством повезли в Дублин обличать; там только выяснилась ошибка.

В Кэшеле также были люди, готовые начать восстание, но когда это понадобилось неожиданно, чуть не в один час, большинство растерялось. В Килленоле несколько сот человек пошло за О’Бриеном; окрестные священники уговаривали крестьянство не присоединяться к бунтовщикам. О’Бриен, Диллон, Стивенс (молодой человек, до тех пор совсем неизвестный) и их товарищи учили свой отряд стрелять, заряжать ружья и т. д. Они переходили из деревни в деревню, и их отряд то увеличивался, то, после речей подходивших священников, уменьшался. Главная квартира О’Бриена была в Килленоле. Через три дня после начала дела английские драгуны приблизились к деревне. Наскоро была возведена баррикада в самом узком месте единственной доступной дороги. Командир отряда потребовал пропуска, но инсургенты отказали ему и спросили, не арестовать ли О’Бриена, он пришел. Офицер ответил, что своим честным словом удостоверяет в неимении никаких поползновений против О’Бриена и кого бы то ни было, а просто им нужно пройти через Килленоль. Тогда весь отряд по одиночке пропустили через баррикаду.

Поразило всех участников дела, что это, казалось бы, ничтожное происшествие страшно подняло дух крестьян, которые тотчас же стали стекаться к О’Бриену: переговоры и просьбы военного отряда служили как бы доказательством силы восставших. Вообще абсолютно никто из инициаторов не знал, чего можно, а чего нельзя ожидать от крестьян, и те все время изумляли их разными внезапностями и странностями. Ясно было присутствующим одно: невероятное физическое истощение деревенских жителей; двухлетняя голодовка была еще слишком свежа в памяти и напоминала о себе ежеминутно. Лагерь инсургентов представлял собой живописное и пестрое зрелище: оружие особенно было разнообразно и в общем невысокого качества; пестрели национальные одежды, зеленые флаги. Численность маленького отряда постепенно увеличивалась.