Сочинения — Том I - Евгений Тарле

Гроза разразилась неожиданно. В Ирландию пришло известие, потрясшее всю Европу: бежал Луи-Филипп, была провозглашена республика во Франции, Ледрю-Роллен и социалист Луи-Блан стали членами правительства. Вспыхнули революции в германских государствах, от Пруссии до Бадена, от Австрии до Вюртемберга, в Италии, в Венгрии. Все закружилось в таком вихре, что уже трудно было разобраться, где граница, отделяющая возможное от невозможного. В Германии этот год назвали «das tolle Jahr»; во всемирной истории чрезвычайно мало можно насчитать подобных бурь. Наступило такое полное господство внезапного, такое всеобщее и болезненно-сильное нетерпение, такое убеждение в необходимости и возможности «теперь или никогда» воспользоваться крушением всего политического порядка в Европе, что и не похожие на Ирландию страны загорались общим пожаром. «Молодая Ирландия» забыла весьма быстро все свои возражения против Лэлора и Митчеля. Все наши читатели помнят, верно, то место в сочинении Щедрина «За рубежом», где он говорит о впечатлении, произведенном на него и его сверстников известием о февральской революции, и где он вспоминает, что из Франции «воссияла» его поколению уверенность, «что золотой век не позади, а впереди». То же выражение читаем мы и у одного из вождей «Молодой Ирландии»[51]: «Молодым глазам новая республика представлялась подобно лучшей утопии, подобно золотому веку человеческой свободы и прогресса». Они решили, что, борясь против Лэлора и Митчеля, они, тем не менее, всегда готовы были рискнуть своей жизнью, если бы представился случай, «а тут, конечно, был чудесный случай», но их точному выражению. «Когда стоны голодающего народа стояли в ушах, известие о могущественном угнетателе, разбитом и изгнанном из его владений гневом массы, звучало как послание с неба». В «конфедерации» послышались чисто революционные речи, в журнале «Нация» стали печататься боевые призывы. «Удобный для Ирландии случай пришел, благодарение богу и Франции… если нужно, мы должны умереть скорее, нежели пропустить этот провиденциальный час, не дав ему освободить нас». Шансы удачи восстания были совершенно ничтожны, не было организации и подготовки, как они были пятьдесят лет тому назад, в эпоху Тона и Фицджеральда, не было оружия, был измученный голодом, быстро вымирающий народ, и не существовало, опять-таки в противоположность тому, как за пятьдесят лет, военного союза с Францией. Ламартин прямо заявил от имени республиканского правительства о мирной политике Франции, и ничего подобного былой вооруженной помощи со стороны французской республики Ирландия ожидать не могла. И все-таки прежние возражения не были слышны, чувство всецело управляло теперь действиями партии; главный аргумент — бесполезное пролитие крови — стушевывался в их глазах еженедельными таблицами смертности, похожими, как было сказано, на бюллетени жестоких битв. «Хуже не будет!» — эта мысль царила весной 1848 г. в Ирландии. Ирландский парламент и своя исполнительная власть, свой флаг, своя национальная гвардия, общественная безопасность и покровительство, контроль всех должностей, народный суверенитет над ирландской землей — вот какие требования выставляла теперь «Молодая Ирландия». Последний пункт — провозглашение верховного права собственности ирландского народа над землей — был взят из программы Лэлора; тактика же теперь заключалась в требовании непосредственной борьбы против английского владычества. И в это же время всколыхнулось притихшее движение чартистов в самой Англии; в глазах уже было не надеявшихся на чартизм ирландцев это вдруг приняло размеры нового огромного, небывало счастливого шанса в борьбе против общего врага. Дублинское городское управление, «комитет граждан», наскоро образованный из членов «конфедерации» и других радикальных элементов, митинги, вдруг как из-под земли: выраставшие во всех ирландских графствах, спешили посылать свои восторженные приветствия новому французскому правительству. Даже старая «Ассоциация против унии», хранившая заветы О’Коннеля, приняла ужасающий тон относительно Англии. Самый влиятельный, сдержанный человек из всей «Молодой Ирландии», к которой он только около этого времени и примкнул, Смит О’Бриен все больше воспламенялся общими надеждами. Революционное отделение другого острова (Сицилии) от своей метрополии (неаполитанского королевства) представлялось «Молодой Ирландии» знаменательным для нее примером, и о Сицилии много говорилось на митингах. Было решено под влиянием О’Бриена начинать восстание не раньше уборки полей, чтобы не лишить изголодавшийся народ еще и в этом году пищи. Но Митчель был против откладываний и указывал на удачные внезапные восстания в Париже, Вене, Берлине. Ему возражали, что там народ был долго подготовляем, что там действовали тайные общества и прочее и что нужно, наконец, время для закупки оружия и военных запасов, а прежде всего для сбора денег, которых нет. Митчель был непреклонен. Он указывал, что пока в народе пробудился и еще есть революционный пыл, нужно этим пользоваться, ибо энтузиазм нельзя откладывать по произволу, до уборки полей. В намять деятелей 1798 г. Митчель в 1848 г. назвал основанную им газету «Объединенный ирландец» и в этой газете требовал немедленных действий (газета издавалась три с половиной месяца и прекратилась в конце мая 1848 г.).

Это было нечто крайне своеобразное, благодаря особым условиям великобританского государства. Митчель заявлял вице-королю из номера в номер, что он, вице-король, хорошо бы поступил, если бы убрался прочь, пока возможно. «Я не ожидаю ни справедливости, ни милости, ни благородства от вас, и если я попадусь в ваши руки, приглашаю вас не оказывать мне пощады, как и я, да поможет мне в том господь, не окажу ее вам», — так беседовал он в газете с представителем английского правительства. Он заявлял, что нет никакого заговора, ничего тайного, но Англия должна быть готова к тому, что всеобщее возмущение уничтожит ее владычество в Ирландии. По мнению Даффи и «Молодой Ирландии», Митчель ошибался в том, что слишком уж надеялся на стихийное начало и стихийную мощь революционных движений, которые не нуждаются в подготовке, и проч. Оппоненты Митчеля полагали, что это — увлечение и что такая идея хороша «для поэзии и риторики, но неосновательна для практических целей». Вольф Тон, указывали они, работал восемь лет, пока началось восстание; сами они (т. е. «Молодая Ирландия»), еще когда жив был Дэвис, тоже рассчитывали на более или менее отдаленные времена. Теперь же они уже согласны не откладывать, но не понимают нежелания Митчеля подождать хоть несколько недель. Таковы были эти разногласия.