Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

Прежде рынок держался Казани; но в 1554 году Василий Иванович, чтобы перевести в Россию огромную торговлю, запретил своим купцам ездить в этот еще не завоеванный город, указав им взамен для коммерции Макарьев. В конце концов, в 1817 году с целью приблизить к центру и, в особенности, облегчить русскую торговлю, ярмарку перевели из Макарьева в Нижний, но оставили, тем не менее, под покровительством св. Макария, который не пользуется в России дурной репутацией, какую имеет во Франции. Поэтому на все то время, что длится ярмарка в Нижнем, Макарьев любезно предоставляет ему раку своего святого.

Франция представлена в Нижнем несколькими торговцами модной одеждой, несколькими ювелирами и торговцами сукном из Седана[244] и Эльбефа[245]. Должен оказать, что бижутерия и моды не способны внушить азиатским племенам высокую идею о нашем чувстве изящного. Не стоит говорить, что мы прошли без задержки мимо железа, чугуна, снастей, кож, валенок и меховых шапок, чтобы попасть на китайские, татарские и персидские базары. Привлекало, несомненно, то, что купцы были так же интересны, как и товары. Там развертывались индийские шали, китайские материи, турецкие ткани, смирненские ковры, кавказские шелка, украшенные бирюзой пояса, инкрустированные сабли, кинжалы и пистолеты. Трубки всех видов, форм и цен ― от 20 копеек до 1000 рублей. Персидские седла, уздечки и попоны из Эрзерума, Нухи и Тeгepaна, из тех краев, которые отправились мы увидеть, которые известны нам еще по «Тысяче и одной ночи» и которые не сказочны, во что трудней всего на свете поверить.

Первый эффект от этой сутолоки, результат от кажущейся суматохи ― оглушенность, от чего не приходишь в себя в первый день; все эти люди, снующие туда-сюда по своим делам, натыкающиеся на татарских торговцев в разнос, торгующие с завидным постоянством ветошью, тряпьем, безделушками всех видов, настолько же казались бежавшими из сумасшедшего дома, насколько одинокие турецкие купцы среди них, благодаря неподвижности, важности и молчанию, казались утверждающими здравый смысл.

К пяти часам вечера месье Грасс напомнил, что пора возвращаться домой, где к шести нас ждали к обеду. Предстояло одолеть не более версты, но часа для этого было не много, если принять во внимание количество индивидов, что нужно было нам передвинуть, чтобы обеспечить проход нашим собственным персонам. Проходя мимо дворца губернатора, я не подал визитную карточку, так как забыл, уезжая из Франции, запастись такого рода метательным снарядом, но написал свое имя, которое слуга торжественно мне обещал подать прочесть генералу.

Достойный служитель сдержал свое слово, ибо мы еще не закончили обедать, как нам принесли приглашение на вечерний чай в губернаторской резиденции и на обед там же на следующий день. Трудно проявить большую расторопность в желании сделать мне сюрприз, обещанный месье Брылкиным и месье Грассом. Мы поинтересовались, в котором часу пьют чай в Нижнем; ответили, что это бывает с 10 до 11-ти вечера. Излишне говорить, что нужно было из дорожных сундуков извлечь черный фрак, черные брюки, белый жилет, белый галстук и лаковые сапоги, которые не видели света с самого Санкт-Петербурга.

В ожидании чайного часа отправились на берег, что высится над Волгой, а следовательно, над территорией ярмарки. Мне было любопытно взглянуть, как освещена вся эта огромная сцена, где 300 тысяч человек играли под открытым небом одну из тех комедий, в которых, как в античных пьесах, развязку вершит бог Меркурий. Эффект зажигания огней был волшебным и дал спонтанную иллюминацию. Менее чем за пять минут все осветилось от факела, канделябра, фонаря или берегового сигнала. Самую живописную картину порождали барки на каналах, сближая, тесня и разводя свои огни, как фантастические вензеля, сплетаемые и расплетаемые сверхъестественной силой.

Ровно в десять мы были во дворце губернатора. Я узнал слугу, сунул ему в руку три рубля и вошел. Вместе с генералом Александром Муравьевым были еще мадемуазель de Gallinsky ― Галинская[246] [П. М. Голынская], его племянница, княжны Шаховские[247] и несколько близких друзей дома, в том числе месье Карамзин, сын историка[248]. Едва я занял место в этом кругу, против воли думая о приготовленном для меня генералом, по случаю приема, сюрпризе, который мог быть только приятным, как дверь отворилась, и объявили:

― Граф и графиня Анненковы.

Два эти имени заставили меня вздрогнуть и вызвали у меня смутные воспоминания. Я поднялся. Генерал взял меня под руку и подвел ко вновь прибывшим.

― Месье Александр Дюма, ― сказал он им.

Затем мне:

― Месье граф и мадам графиня Анненковы, герой и героиня вашего «Учителя фехтования».

Я вскрикнул от неожиданности и оказался в руках мужа и жены. Это были тот самый Алексей и та самая Полин, о приключениях которых рассказал мне Гризье, и о приключениях которых я написал роман.

В 1825 году Анненков принял участие в республиканском заговоре, что привел на эшафот Павла Пестеля, Сергея Муравьева, Бестужева-Рюмина, поляка Каховского и поэта Рылеева; но, признанный виновным менее других, Анненков был осужден лишь на вечную ссылку в Сибирь. Молодая девушка Полин Ксавье[249], которую он любил, добивается тогда, хотя не подлежала высылке, императорского позволения присоединиться к нему на рудниках Петровского завода; это было самопожертвование, ею совершаемое среди множества опасностей.

Подлинная история послужила сюжетом для одного моего романа, строго запрещенного и оттого ставшего более популярным в России. Княгиня Трубецкая, подруга императрицы ― жены Николая I мне рассказывала, что однажды царица пригласила ее в глубину апартаментов, в отдаленный будуар, чтобы читать с ней мой роман. В самый разгар чтения отворяется дверь, и появляется император Николай. Мадам Трубецкая, выполнявшая роль чтицы, живо спрятала книгу под подушки дивана. Император приблизился, оставаясь стоять перед своей августейшей половиной, которая дрожала сильнее обычного[250]:

― Вы читали, мадам? ― спросил он ее.

― Да, sire.

― Хотите, чтобы я сказал, какую книгу вы читали?

Императрица молчала.

― Вы читали роман месье Дюма «Учитель фехтования».

― Каким образом вы знаете это, sire?

― Ей-богу, не трудно угадать, это последнее, что я запретил.

По причине этого самого запрета, как я сказал, роман «Учитель фехтования» стал очень популярным в России. Такой популярный, что один торговец полотном продавал на ярмарке платки, воспроизводящие одну из сцен этого романа, когда телега, которая везет Полин, атакована волками.