Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

Считается, что люди чаще болеют или умирают в другую погоду: летом в жару перед дождем, а зимой — в оттепель. А по-моему для этого дела такая погода, как была в мае — самая подходящая. Умрешь — и сам не заметишь. Как в эпиграфе из "Евгения Онегина": "Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно." Одну неделю холод, и другую, и все лето тоже, разве что градусов на пять теплее. Потом наступают уже настоящие осень и зима, а через год все повторяется. И потом — еще и сорок, и пятьдесят раз. Может, тогда уж лучше сразу — упасть на тротуар и рот разинуть.

В каком-то журнале я читал статью не то о Воркуте, не то о Норильске. Текст статьи тривиально радужный, к нему приложены фотографии. Разгар лета — прохожие в расстегнутых пальто. Прямые улицы без деревьев, обстроенные стандартными пятиэтажными домами. Средняя температура там даже в июле не поднимается выше десяти градусов, то есть, по московским меркам, — как если бы после начала мая немедленно наступала бы середина сентября. Так что, господа, Москва — это еще не самое фиговое место в мире в отношении климата, есть края и похуже. —14.V.80-

Сегодня с утра было снова всего пять градусов тепла и совершенно пасмурно. И за весь день не потеплело ни на градус. Это называется май. В конце апреля, правда, случилась жара, как летом — за 20 градусов, а второго мая подул северный ветер ужасной силы и быстро, за несколько часов, похолодало. Ветер через день прекратился, но холод стоит вот уже полмесяца.

Посещаю лекции, подготавливающие студентов к работе в общежитиях МГУ, на время Олимпиады превращаемые в гостиницы для иностранцев. Лекции продолжаются обычно часов до двух, три-четыре дня в неделю. Выступают идеологические, спортивные, интуристовские и другие работники. Пожарники, например.

В некоторых выступлениях заметен едкий, но умело дозированный цинизм. В том числе и в сегодняшней, которую читал человек из КГБ. Говоря о пограничных правилах, упомянул об открытой границе между Польшей и ГДР. Поляки скупают в пограничных областях ГДР все товары, чем восточные немцы очень недовольны. На границе же Польши и СССР — односторонняя проводимость. Т. е. поляков пускают, а советским — хрен в рот. Только организованно, по путевкам и т. п. Объяснение отвратительная смесь высокой бдительности ("таковы правила", "закон есть закон", рассуждения о возможных вражеских провокациях) с намеками на низкую реальность. В самом деле: пусти нас хотя бы в Польшу — так мы и Польшу обожрем почище саранчи. Не говоря уж о ГДР.

Потом рассказал о проделках иностранцев: многие приезжают с целью погулять и попьянствовать. Особенно финны. А некоторые даже привозят контрабанду и различную «литературу». (В публике возникло некоторое оживление.) А какой-то итальянец вздумал устроить демонстрацию в защиту гомосексуалистов и для этого "заручился поддержкой небезызвестного вам Сахарова". (Да, да, и Герцен тоже учился на нашем факультете.) Итальянец успел лишь выставить плакат в холле гостиницы. "Ну что же — подошли к нему, побеседовали и он понял беспочвенность своих притязаний."

Насчет «литературы» он сказал: "Наши таможенники, конечно, проделывают работу в данном направлении, но враг, как говорится, хитер: не исключены случаи, когда и вам могут всучить, так что будьте бдительны." Говорил он об этом доверительно, даже задушевно, точно ожидал, что мы сейчас начнем возмущаться вместе с ним. А если кто видел у кого-нибудь эту самую нелегальную литературу, то он после лекции подойдет и скажет. Меня больше всего удивляет интонация, с которой они говорят о разных таких вещах.

Обеденный перерыв был часа полтора. Прогулялся до Москвы-реки. Прошел мимо выключенных фонтанов, затем через парк и налево по обрыву мимо маленькой церкви. Река, стадион с гигантскими светильниками, а дальше — панорама города под грязным небом. Погода была все такая же поганая: низкие дождевые тучи, редкие дождевые капли, а иногда даже снежинки. Но листья на деревьях полностью распустились, несмотря на холод. Любопытно — если еще месяц или два будет так же холодно, то пожелтеют они летом или только в сентябре, по календарю?

Некоторое время я сидел на лавочке над обрывом и читал «Бесов» Достоевского. На ходу еще не очень холодно, а сидя совсем замерзаешь.

После перерыва было нечто вроде семинара. Разбирали с преподавателем отдельные идеологические вопросы.

Вопрос о наличии в СССР инфляции. Некоторые экономисты признают, что есть определенные явления, сходные с инфляцией, большинство же возражает, ссылаясь на то, цены на "товары массового спроса" у нас стабильны, как нигде в мире. А если и повысятся, то государство это компенсирует с помощью разных "общественных фондов". И нам посоветовали вплоть до окончательного выяснения учеными этого вопроса при беседах с иностранцами придерживаться последнего мнения.

Про ссылку Сахарова следует говорить, что хотя судебного процесса не было, но имеется решение Президиума Верховного Совета, что юридически равносильно. Однопартийная система, выдвижение на выборах лишь одного кандидата и т. п. — вовсе не предписаны законодательно, а лишь традиция. "Так сложилось исторически". А про Солженицына он объяснил, что его книги не только не соцреализм, но вообще не реализм. "Реализм предполагает изображение типических персонажей в типических обстоятельствах, а тогда ситуация в нашей стране была не такая". -2.6. Лицо хама-

Лето 1980 года

Прозрачной ночью бурым светом

Сияют фонарей огни.

Идут бандиты с пистолетом,

Меня хотят убить они.

Ночь наполняет душу бредом;

Мне не увидеть больше дня:

Идут бандиты с пистолетом,

Они хотят убить меня.

А днем — по улицам нагретым

Шаги ужасные стучат:

Идут бандиты с пистолетом,

Они меня убить хотят.

Ах, жарким летом, жарким летом

Так грустно и так скучно жить:

Идут бандиты с пистолетом,

Они хотят меня убить.

1980–1981 г.г.

***

Числа с десятого июня у Кольки начались дежурства в общежитии, на время Олимпиады превращаемом в гостиницу для иностранцев. Колька дежурил на втором этаже зоны «Д» Главного здания. Отсидишь с девяти утра до девяти вечера, на следующий день с девяти вечера до девяти утра — и двое суток гуляешь. Одно время договорились о еще более удобном расписании: сутки сидишь и трое гуляешь. Сперва этот график ввели явочным порядком, а когда пошли к начальству с коллективным прошением его узаконить, то начальство почему-то очень рассердилось и пресекло. Возможно, для того, чтобы люди не слишком разбалтывались: работа и так совершенно туфтовая: сиди и смотри, чтобы ничего не сперли и не испортили. Перед уходом следует непременно потребовать от сменщика, чтобы он расписался в журнале: "Дежурство принял", что считается одной из главных служебных обязанностей. Платить обещали 120 в месяц: 80 — оклад и 40 — "олимпийская надбавка". Изредка давали разовые задания: пересчитать мебель, разнести по номерам настольные лампы и т. п. Однажды где-то в другой зоне на стене обнаружили матерную надпись на английском языке и всем дежурным было приказано внимательно осмотреть стены и доложить об их чистоте. А другой раз каждому выдали по несколько бумажек с печатями и велели наклеить их на дверцы пожарных кранов. Объяснили, что известны случаи, когда иностранцы подкладывали в подобные места бомбы.

А дежурство в ночную смену — и вовсе халява: сдвигаешь несколько стульев, ложишься и дрыхнешь хоть до девяти утра, когда приходит сменщик, бригада уборщиков и начальство, а тебе можно уходить. Кольке вообще-то жутко повезло, что его записали дежурным по этажу, а не уборщиком, которые должны приходить ежедневно, а когда начнется Олимпиада — то даже по выходным. И зарплата у них меньше — рублей сто.

Милиции тогда в Москве была фигова туча. На дежурство Колька обыкновенно ездил на 28-номере мимо срочно построенного возле леса конного комплекса — там в оцепление выставляли сотни ментов с автоматами. А на рабочем месте Колька находился под тройной охраной. На первом этаже зоны сидит милиционер, во дворе в проходной — еще несколько и вокруг здания милиция прогуливается в большом количестве. Бдеют на своих постах, охраняя порядок и лично Колькину безопасность.

Однажды, направляясь на дежурство и проходя по университетскому скверу, мы с ним увидели, как какого-то пьянчужку, который шатался по аллее несколько впереди нас, милиция прямо на лету перехватила. Вышли из-за кустов боковой аллеи, сцапали и повели, повели голубчика! Тот и не трепыхался. А дело было как раз четвертого июля и Колька пошутил, что этому пьянице могут по теперешним временам даже политику припесочить: зачем он при таких обострившихся отношениях по американским праздникам пьет, мало ли ему, что ли, советских или, на худой конец, православных?! А потом Колька уже с самым серьезным и печальным видом привел вычитанную в какой-то книжке цитату из философа Мережковского: "Лицо хамства, идущего снизу: хулиганство, босячество, черная сотня". Опаснее, как считал Мережковский, чем любая идущая сверху политическая реакция.