Коллекция - Мария Барышева

— Дурак! — заорала Кира в ответ, но тут же успокаивающе провела пальцами по его перепачканной щеке, и Вадим снова закрыл глаза, но теперь его веки словно захлопнулись — тяжело, и она перепугалась не на шутку. Рана была легкой, крови он потерял не так уж много… почему же выглядит так, словно умирает? Она закрепила импровизированную повязку, потом оглянулась на машину. Это оказался старенький салатовый „москвич“. Он стоял в нескольких метрах от них, но Кире показалось, что машину от нее отделяет целая пропасть. Ее взгляд метнулся обратно и по пути зацепился за валяющуюся среди сухой травы оторванную человеческую руку, все еще сжимавшую револьвер. Она скривилась, с размаху пнула руку носком босоножка, и та улетела за край обрыва.

— Вадик… — Кира легко похлопала его по щеке, — Вадик, очнись… не пропадай… я… ты слышишь?.. — она снова оглянулась на машину, потом подхватила его под подмышки, и в этот момент Вадим снова открыл глаза и прищурился, чуть водя головой из стороны в сторону, словно плохо видел, и отчего-то она вспомнила, как давным-давно, стоя на морской скале он как-то невесело посмеялся над тем, что Кира, якобы, хочет верить, будто спасший ее пес действовал по собственной инициативе.

…я нарушаю все мыслимые законы природы!..

У нее сжалось горло, и она отвернулась, чтобы Князев не мог увидеть ее лица. Вадим что-то пробормотал, но так тихо, что Кира не разобрала слов. Сжав зубы и застонав от напряжения, она приподняла его и потащила к „москвичу“. Босые ноги Вадима безжизненно прыгали по камням, и если б он не шевелил беззвучно губами, Кире бы уже чудилось, что она тащит мертвеца.

— Я отвезу тебя в больницу, — хрипло шептала Кира, накрепко вцепившись в неподвижное тело. Вадим казался невероятно тяжелым, словно огромная каменная статуя, и казалось с каждой секундой становится все тяжелее. Почему она раньше не замечала, что он такой тяжелый, ведь он столько раз лежал на ней?.. — Вадик, я отвезу… сейчас… я успею… Только не умирай!.. не смей умирать, слышишь, мерзавец?!! Ты столько раз спасал меня… не смей умирать!

Она остановилась на мгновение, чтобы передохнуть, но ее ноги тут же разъехались, словно тряпичные, и Кира повалилась на землю рядом с Вадимом, все так же держа его под подмышки, и уткнулась мокрым от пота и слез лицом в его волосы. По утренней трассе то и дело проносились машины, но ни одна из них не остановилась. Ни одна.

— Брось, — вдруг хрипло сказал Вадим словно откуда-то издалека. — Поздно. Главное… что я успел… Ничего, это хорошее место. Умереть на свободе — это замечательно. Где угодно на свободе… только не там…

— Прекрати… — прошептала Кира и заставила себя встать. Ее шатало, руки дрожали — а ведь прошла-то всего ничего. Она шагнула к машине, открыла заднюю дверцу и вернулась к Князеву, снова подхватила его и поволокла, помогая себе словами. — Это не страшно… рана легкая… просто ты… много пробежал… у тебя… наверное… слабое сердце… ничего… тебя вылечат…

Кира усадила его, прислонив к машине, оббежала „москвич“, забралась внутрь и втянула Вадима в салон. Он повалился на диван и прошептал:

— Мне не помогут в больнице. Это нельзя вылечить. Это не болезнь… Я слишком… далеко от дома… слишком далеко ушел…

И внезапно она поняла — и это, и еще очень многое. Захлопнула дверцу, прыгнула на сиденье водителя и повернула ключ в замке зажигания. Двигатель взревел, и „москвич“ мелко затрясся, словно в ознобе.

— Я отвезу тебя в наш район! — твердо сказала Кира, выжимая педаль. — Я успею!

— Оптимистка, — прошептал Вадим позади с агонизирующим весельем. — Тогда, для… начала… нажми другую педаль. Это тормоз.

Старательно следуя его указаниям, Кира кое-как подвела машину к трассе и закрутила головой по сторонам, пытаясь сообразить, куда ехать. Вадим слабо махнул рукой.

— Туда. Мы примерно в часе езды от города.

На ее лице появилось изумление, потом испуг. В часе езды?! Где же она была все это время? Час — это слишком мало… Но тут же, глянув на Вадима в зеркало обзора, Кира, не раздумывая больше, крутанула руль, и машина всполошено выпрыгнула на дорогу, словно кто-то огромный дал ей хорошего пинка. Час — это было много — слишком много. Она сжала зубы и погнала „москвич“ на предельной скорости, иногда вылетая на встречную и обгоняя попадавшиеся машины самым грубым образом, отчего вслед ей летели возмущенные и злые гудки. Крепко вцепившись пальцами в руль, словно сросшись с ним, Кира мысленно бормотала про себя одно лишь слово, как спасительную молитву: „Пожалуйстапожалуйстапожалуйста…“ То и дело она оглядывалась на Вадима. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, тяжело дыша, его губы стали бескровными, лицо посерело, и ей казалось, что Князев превращается в тень и вот-вот исчезнет из машины. Его голова моталась в такт езде, свисавшая с диванчика рука покачивалась, задевая пол кончиками пальцев, и улучив момент, Кира потянулась назад и схватила эту руку. Она была ледяной. Кира наклонилась и прижала его запястье к своей щеке, в ужасе воскликнув:

— Господи, почему ты такой холодный?!.. Вадим!..

— Кира… постарайся держать… руль хотя бы иногда… — произнес он, не открывая глаз.

Кира отпустила его руку, повернулась и, взвизгнув, крутанула руль, уводя машину со встречной, по которой летел, заливисто гудя, рейсовый автобус. Тяжело дыша, она ударила ладонью по рулю и от души выругалась.

— Однако, — заметили сзади. — Ты… на флоте не служила?..

— Вадим, не разговаривай… я тебя прошу!.. — Кира чуть не сорвалась на истеричный крик. — Не трать силы!.. Ты специально, что ли?!..

— Не разговаривать? — Князев усмехнулся. — Я всего… три года, как… научился. Мне теперь… все время хочется… разговаривать…

Кира машинально открыла рот для тут же родившегося вопроса — их и без того уже накопилось множество — но тут же захлопнула его. Потом глухо сказала — скорее себе, чем ему:

— Я довезу! Довезу!

— Зачем, Кира? Теперь — зачем?

— Затем! — отрезала она.

— А-а… понимаю… Бедная, у тебя, наверное… от вопросов сейчас… голова разламывается… А не… боишься сидеть… ко мне спиной?..

— Если ты сейчас же не прекратишь, я брошу руль и зажму себе уши, мы обязательно куда-нибудь врежемся, и ты будешь в этом виноват! — вспылила Кира, оглядываясь. Вадим тускло посмотрел на нее из-под полуопущенных век, потом закрыл глаза ладонью.

— Уй, да, это пробирает… — он закашлялся, содрогаясь всем телом, сморщился, и его ладонь скользнула к груди. — Черт!

— Что?! Больно?!

— Нет…

— Врешь! Когда-нибудь… именно так было?