Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

Рашад прошла по светлому коридору к щиту, на котором был расположен пульт вызова лифтов, и нажала на кнопку. Ей хотелось поскорее лечь спать; если не считать кратких двадцати минут, когда ей удалось подремать вместе с Эваном, она не смыкала глаз вот уже двое суток. Сейчас она доберется до отеля, примет теплый душ, закажет в номер горячий ужин — и в постель. А утром она заглянет в один из тех магазинов, которые специально оставляют открытыми для рассеянных и забывчивых людей, не успевших сделать покупки вовремя. Там она выберет несколько безделушек в подарок своему… суженому? «Боже мой! — подумала она. — Моему жениху».

И все же забавно было наблюдать, как Рождество влияет на людей, делая их мягче и добрее, пробуждая лучшие черты человеческой натуры. Взять хотя бы сестру. Она была доброй и, вероятно, одинокой женщиной со слишком грузным телом и маленьким пухлым личиком, которое вряд ли поместили бы на поздравительных открытках. И все же эта женщина постаралась проявить сердечность и доброжелательность. Она сказала, что знает, как себя чувствует избранница конгрессмена, потому что видела их обоих вместе. Она не видела. Калехла помнила каждого, кто заходил в палату Эвана, но сестры среди них не было. Доброта… что бы там ни говорили, но во всем сказывалось действие Рождества. И ее суженый спасен. Дверцы лифта растворились, она зашла в кабину и поехала вниз, ощущая покой, теплоту и умиротворенность.

Кендрик открыл глаза, но не увидел ничего, кроме темноты. Что-то разбудило его… но что? Может, скрипнула дверь?.. Да, конечно же, дверь. Калехла сказала, что его будут проверять и перепроверять всю ночь. Интересно, куда, по ее мнению, он мог бы сбежать? На танцы? Он глубоко вздохнул и обессиленно опустился на подушку. Его энергия иссякла… Нет. Это не дверь. Его разбудило чье-то присутствие. В комнате кто-то был!

Медленно, с усилием оторвал он голову от подушки. Его взгляд отыскал в темноте белое пятно неясных очертаний. Оно не уменьшалось и не увеличивалось в размерах — просто кусок чего-то белого в ночном мраке.

— Кто это? — спросил он, сам едва слыша свой голос. — Кто здесь?

Молчание.

— Кто вы, черт побери? Что вам нужно?

Внезапно, словно в яростной атаке, белая масса ринулась вперед из темноты и бросилась прямо ему в лицо. Подушка. Он не мог дышать! Он попытался высвободить правую руку, оттолкнув чью-то другую, мускулистую руку, и уперся в лицо, в мягкое лицо, а затем ему под руку попались… женские волосы! Он крепко ухватил несколько прядей и дернул их изо всех своих сил, скатившись на правый край узкой больничной койки и стаскивая на пол напавшую на него хищницу. Оказавшись сверху, он выпустил волосы и принялся колотить ее по лицу. Плечо разрывалось от мучительной боли, швы разошлись, из-под бинтов сочилась кровь. Он попытался закричать, но крик застрял у него в горле. Грузная женщина вцепилась ему в шею, ее пальцы с острыми ногтями раздирали его кожу… потом она попыталась выцарапать ему глаза. Вывернувшись из ее объятий, он поднялся и прислонился к стенке. Боль стала невыносимой. Шатаясь, он направился было к двери, но она вновь набросилась на него, отшвырнув его к кровати. Его рука наткнулась на стоявший на столе графин с водой, он схватил его и обрушил ей на голову. Женщина остолбенела; он ринулся вперед, врезавшись правым плечом в ее грузное тело и с силой отбросив ее к стене, затем кинулся к двери и рывком ее распахнул. Белый стерильный холл утопал в тусклом сером свете. Только посередине коридора за стойкой дежурной сестры горела яркая лампа. Он вновь попытался закричать:

— Кто-нибудь… Помогите!..

Но вместо слов из его горла вырвались лишь какие-то нечленораздельные звуки. Он хромал, из-за распухшей лодыжки и поврежденной ноги он едва был в состоянии держаться на ногах. Куда все подевались? Ни души кругом… Никого нет за дежурной стойкой! Но вот в отдаленном конце коридора отворилась дверь, и из нее вышли две сестры. Он поднял правую руку и стал неистово ею размахивать, наконец обретя дар речи.

— Помогите!..

— Ох, Боже мой! — вскричала одна из женщин, и обе они побежали ему навстречу.

И одновременно Кендрик услыхал другой звук бегущих шагов, но в противоположном направлении. Резко обернувшись, он смог только беспомощно проследить взглядом, как из его палаты выскочила грузная, мускулистая медсестра и промчалась по холлу к двери, над которой виднелась надпись красными буквами: «Выход». Она с треском распахнула ее и исчезла.

— Срочно позови врача, — крикнула сестра, подбежавшая к нему первой. — Скорее. Он истекает кровью!

— Господи Иисусе! Тогда я сперва вызову эту девушку, Рашад, — сказала вторая сестра, направляясь к стойке. — Ей следует звонить именно в таких случаях.

— Нет! — вскрикнул Эван, задыхаясь, но уже совершенно отчетливо выговаривая слова. — Оставьте ее в покое!

— Но, конгрессмен…

— Пожалуйста, делайте, как я сказал. Не звоните ей! Она не спала двое или трое суток. Позовите врача и помогите мне добраться до моей палаты, вот и все.

— Тогда я позвоню врачу.

Сорок пять минут спустя Эван, со вновь зашитым плечом и очищенными лицом и шеей, сидел на кровати с телефоном на коленях и набирал по памяти номер телефона в Вашингтоне. Несмотря на сильные возражения, он запретил доктору и сестрам вызывать полицию или даже службу безопасности госпиталя. Было установлено, что никто на этаже не знал ничего о грузной женщине, кроме ее фамилии, без сомнения, ненастоящей. Вероятнее всего, она поступила сюда по подложным документам, которые в этот же день были пересланы из базового госпиталя в Пенсаколе, во Флориде. Старшие медицинские сестры всегда требовались в любом госпитале; никто не задал ей никаких вопросов при ее появлении, и никто не вздумал задержать ее во время ее поспешного бегства. И пока не прояснилась вся картина, лучше было не начинать официального расследования, возбуждая всевозможные толки в средствах массовой информации. Желательно было сохранить тайну следствия.

— Простите, что разбудил вас, Митч…

— Эван?

— …но вам лучше знать, что случилось. — Кендрик описал только что пережитый им слишком реальный кошмар, упомянув о своем решении ничего не сообщать ни гражданской, ни военной полиции.

— Может, я ошибаюсь, но я просчитал время, за которое она домчалась до выхода, и решил, что догнать ее очень мало шансов и еще меньше — обнаружить какие-то документы.

— Ты прав, — тотчас согласился Пэйтон. — Она была наемным орудием.

— Подушкой, — уточнил Эван.

— Подушка могла оказаться для тебя не менее опасной, чем пистолет, если бы ты вовремя не проснулся. Дело