Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин

молотов. В левой части поднимался колодезный журавль, в правой на цепи сидел тощий лохматый медведь.

Навстречу высыпала челядь, по виду больше похожая на разбойников. Да и по ухваткам это были разбойники. Впрочем, иными и не могли быть люди, живущие вблизи кордонов. Каждый держал в правой топор или палицу, левой с трудом сдерживал за ошейник огромного пса. А те рычали, злобно рвались на пришельцев, готовые разорвать в клочья.

Мрак властно вскинул ладонь:

– Всем стоять!

Челядинцы остановились, а Гонта уже держал в руках лук. Он побледнел: собак боялся больше, чем людей. Один из челядинцев спросил угрюмо:

– Мы завсегда гостям рады. Но коли приехали с худом…

– С добром, – заверил Мрак. – Но только теперь эти земли уже не земли Горного Волка. И здесь останутся наши отряды. Если из вас кто с этим не согласен – может убираться. Неволить не станем.

Сам стольный град страны Куявии расположился на семи горах, дабы зреть друга и недруга загодя. На высоких стенах день и ночь самые зоркие напряженно вглядывались в даль. Они-то ранним утром и забили сполох, когда со стороны Артании начало разрастаться огромное пыльное облако.

Вскоре примчались, загоняя коней, дозорные с застав богатырских. Принесли весть о приближении огромного войска. В Куяве на городские стены высыпали все воеводы и знатные люди, а Рогдай сразу выдвинул отборную дружину на защиту городских ворот.

Вскоре в облаке пыли заблистали металлические искры, донесся стук боевых колесниц и тяжелый конский топот, от которого задрожала земля.

– Артанцы? – спрашивали встревоженные бояре. – Неужто все-таки решились напасть?

Рогдай рявкнул сердито:

– Цыц, дурни! У Боевых Топоров только одна колесница. На ней волхвов возят. Это поляницы!

И тут же дозорные подняли крик:

– Поляницы! Поляницы всем войском!

А с дальней угловой башни донесся другой вопль:

– Гонта!.. Гонта и его отряды!

По лестнице сбежал во двор полуодетый Додон. Его подхватили под руки, помогли пересечь двор и втащили на стену. Додон запыхался, утирал потное лицо. Растолстевший, весь в складках розового жира, это уже не тот человек, подумал Рогдай невесело, которого когда-то обучал владеть мечом и перепрыгивать с одного коня на другого на полном скаку.

Рогдай осматривал дорогу к городу, приложив ко лбу ладонь козырьком. Лицо было суровое, седые кустистые брови сдвинулись на переносице. Глаза смотрели зорко, и Додон невольно позавидовал, что старый воевода, который его младенцем на коня сажал, на стену все еще взбегает как мальчишка, брюхо не распустил, голос, как у молодого быка.

– Что делать будем? – спросил он растерянно. – Как артанцы сумели пройти кордон незамеченными?

– Да какие артанцы, – отмахнулся Рогдай. – Это свои.

– Свои? – вскрикнул Додон жалким голосом. – Рогдай, лучше уж артанцы, чем свои. Сам знаешь, что у нас за свои. Что Горный Волк, что Руд, что Медея или Урюп… Только ты один верен по-настоящему. Да и то, я же знаю, верен не мне, а Куявии. Что будем делать, Рогдай?

– Что делать… что делать? – повторил Рогдай медленно. Всмотрелся еще, щуря глаза так, что превратились в щелочки, сказал громче: – Ворота распахивать пошире… Да как бы еще не пришлось и ковры стелить.

– Ошалел?

– Наши дурни не разглядели, что впереди войска едет Мрак. На своем черном, как он сам, коне.

Додон ахнул, всплеснул руками:

– Мрак!.. А поляницы чего?

– Узнаем.

Рогдай так же споро побежал по дощатым ступенькам вниз во двор, на ходу отдавал приказы. Бойцы бросились к воротам. Там заартачились, боялись поляниц, но Рогдай гаркнул, что самое страшное, если поляницы ворвутся в город, по праву победителей изнасилуют всех мужиков, и стражи ворот кинулись, сшибая друг друга с ног, снимать запоры.

Мрак видел, как ворота начали отворяться. Там стоял в блеске доспехов старый Рогдай, за его спиной толпились знатные бояре. Мелькнуло красное корзно Додона, но сам тцар куда-то скрылся.

– Чуть погодите, – сказал он Медее и Гонте. – А то у них там поджилки трясутся.

Конь весело понес к раскрытым воротам. Мрак покосился на высокую башню, прозванную Девичьей. Окошко с цветными стеклами распахнуто. В глубине видна девичья фигурка с золотой косой, перекинутой на грудь. Что-то говорит, обращаясь в сторону и вниз. Явно отбрыкивается от Кузи.

Он вздрогнул, потому что конь остановился, едва не оттеснив Рогдая в толпу бояр.

– Исполать, – сказал Мрак зычно. – Не пугайтесь, это союзники. Правда, союзникам тоже платить надобно. Где светлый тцар?

Рогдай повел дланью. По мраморным ступеням величаво шествовал, спускаясь во двор, Додон. Уже облаченный в красное корзно с золотым шитьем, золотой гривной на шее и в красных сапогах. За ним так же важно шествовала Светлана, крепко держа за тонкую ручку Кузю. Кузя, завидев Мрака, сразу с радостным писком начала рваться к нему.

Мрак соскочил на землю, поклонился тцарю:

– Исполать и доброго здоровья!

– Что с Волком? – вскрикнул Додон. – И что это за… войско?

– Это те, кто пролил свою кровь, защищая твое тцарство. Что скажешь им?

Додон со страхом смотрел мимо Мрака на грозные лица поляниц. В их руках длинные узкие дротики выглядели опаснее, чем мечи его бойцов. Кони под ними были такими же дикими, как их седоки. А в колесницах неподвижно сидели женщины-стрелки.

– Я приглашаю всех на пир, – сказал он осипшим голосом. – А воительницу Медею и этого… вожака Гонту в свою палату. Там соберутся лутшие люди.

Во взгляде его было, что этих гостей не назвал бы даже худшими.

Полдня резали волов, баранов и телят, выкапывали из земли бочки с медом и пивом. Потом все уселись за трапезу: старшие в покоях, а младшая дружина да молодежь – во дворе у костров. В покоях больше степенных бесед, у костров – веселья и задорных воплей, там раньше других запоют, пойдут в пляс, а девок будут сажать на колени.

Во дворе и в нижних палатах пировали по-настоящему. Вино лилось ручьями, на столы подавали зажаренными целиком быков и кабанов, печеных туров, без счета оленей, свиней, всякую птицу.

Но в верхней палате, где собралась знать, ели мало, пили еще меньше, дабы сохранить ясность ума. Бояре морщились, выражали недовольство: по ту сторону стола сидел не только Мрак, неизвестно откуда взявшийся, но и возмутительница Медея, самозваная царица, и – хуже всего! – вор и разбойник Гонта.

Додон искательно поглядывал то на Голика, то на Рогдая. Оба перед пришельцами глаз не опускали, но и не задирались зазря. Спокойно и неспешно вели разговор о делах в тцарстве и за его кордонами. На подхвате суетился Ковань, но до серьезных дел его не допускали.

Медея