Марш Обреченных. Финал - Вадим Климовской

Эти места Форм знал, как свои пять пальцев, но в ту злополучную ночь лес ему показался особенно чужим и притаившимся. Ни где, ни зверь не подкрадется, ни птица не ухнет. Замерло и затихло по дебрям и хащам. Чудеса! Чудачества Роба начали казаться и не такими смешными и глупыми, а что вдруг и вправду, какая тварь завелась в местных лесах, всю округу всполошила? С подступающей дрожью Форм заозирался на занесенные снегом сугробы и заиндевевшие сучья елей. Сколько лет по этой дороге колесили, а такое в первый раз случается.

Чуть в стороне чиркнули трутом, и через парочку ударов загорелся сухой, припасенный в дорогу хворост. Потянуло дымком. Заурчало в животе. Захотелось хлебнуть чего-то горяченького.

— Форм чего там застрял? Давай сюда! — окликнул, разминающий колени Хлебчик.

Старичок повел плечами, оглянулся на сгущающий над леском мрак и подошел к костру, поближе к кругу караульных, травивших анекдоты. Карету завели, спрятали у деревьев, а коней привязали у молодых, разлапистых кленов. Обитая железом, колымага зияла единственным на боку провалом, зарешеченным оконцем, из него час от часу вырывались клубы пара. Это кто-то из арестантов приценивал местность и жадно вдыхал порцию свежего воздуха. Их жизни и медного гроша не стоили! Форм сплюнул в снег и нахлобучил на лоба ушанку. Придурок Роб — он виноват в смуте, разводит, понимаешь ли, страхотряску, кол ему в зад!

— А мож таго, выпустить их на воздух?

— Чего, совсем сдурел? Разбегутся как клопы по всем хащам, ты их потом ловить будешь?

— Мое дело предложить…

— Лучше глупостей не предлагай. Налить нет ничего?

— Налить? — возня. — Есть.

— Эт другое дело! Эт по-нашему. Наливай! — обрадовался смотритель. — Не хлопочи по ним, их позиция давно ясна: клетка — стена — карцер. И снова: клетка — стена — карцер. И так до упора. Ясно тебе?

— Да ясно. Чего уж тут не ясно.

— Эй, голубчики дармоеды, вам все ясно?

С оконца в ответ.

— Вашими молитвами да вашей милостью! Переночевать бы под открытым небом, господин Хлебчик… — лилейным голоском из кареты.

— Хе, — Хлебчик беззлобно скосил на черный провал. Это кто там такой у них умный? — Болта в зад, а не свободы, хапужники хреновы!

За спинами легонько хрустнуло снегом и треснуло сучьями, в круг тускловатого света маячнула длиннющая фигура сержанта Аронда, вояка промерзшими пальцами застегивал ширинку. Справившись, наконец, натянул на руки кожаные перчатки. Челюсть постоянно двигалась, из губ слетали скорлупки прожаренных семечек. Стыренных еще у старосты Руфа в поселке Вольном, когда эскорт проходил населенным пунктом проездом. Время от времени Аронд закидывал в рот по одной или две, и после сплевывал в темноту половинки, сгрызая обжаренные сердцевинки.

— Не понял? Опять буянят? Сейчас успокоим самых языкатых! Мы это сможем в два счета! Кривой, доставай нагайку! Клоп, подай ключи от замков!

— Да утихомирься ты Аронд! Дай жизнью нарадоваться, воздухом подышать. На костерок поглазеть. На кой ляд мне твоя музыка? Приедешь в Гранитку и там с Шевелем, будете на пару воспитывать новое "поколение"!

— Ага, там Шевель с Рогвиком точно дадут разойтись, — процедил сержантик.

Хлебчик опасливо скосил. Маньячина!

Некоторое время над лагерем стояла тишина.

— А что, правда, будто в "коровнике" бабенку везем? — вкрадчиво и с азартом неожиданно поинтересовался Верен.

Форм, напрягаясь, вздрогнул — начинается! Сто раз просили, уговаривали да карали — и все дышлом по воде!

Вояки оживились, глазенки так и заблестели. Хлебчик кисло перекривился. Ни какого покоя. Ни какого порядка. Скотство!

— Топщик лярву всунул…

— Так господин Хлебчик, мож того?.. — просительно намекнул Верен, гаденький взглядчик, Форм с оскоминой на губах отвернулся. Ладонь незаметно легла на кнутовище на пояске. Щас бы да по спине, чтоб аж до костей!

Солдатня вразнобой загомонила. Аронд лишь ухмыльнулся, поглядел через полусвет на каркас кареты, алчная улыбочка не сходила с его губ.

Роб молча и безучастно грелся у костра, не обращая внимания на назревающий бардак.

А Хлебчик все выкручивался, и выеживался, одна половина души говорила ему "нет", а другая — наоборот гремела: а почему и нет? Но стоило капитану Рогвику узнать о происшествии в пути, — головы не сносить. А проболтать мог кто угодно, даже тот Верен. Язык за зубами никто держать не умеет. А с другой стороны… И арестанты разляпают ради малейших крох привилегий, пусть и за "одиночку". Нет! Боязно и опасно.

— Эй, Клопяра, ты это куда намылился? Я пока разрешения никакого не давал! — вот чего больше не любил Хлебчик, так это самоуправства.

— Да я… я… На "банке" вещевой мешок оставил. Метнусь туда и обратно. — Нашелся с оправданием один из караульных.

Над кострищем загрохотали веселые смешки, после трудной дороги мужики всласть развлекались, отдыхали и Форм, переживал кабы, то веселье не наделало делов. Никто конечно против воли Хлебчика не попрет, тока смотритель тоже не железный, вон как глазенки горят! Старичок потянулся к карману за махоркой, уж больно разнервничался, курить захотелось.

Роб резко выпрямил спину и вслушался в ночную тишину, и точно не слышно сегодня лесной живности, попритихла в норах.

— Слышали? — чуть приглушено зашипел он. Лагерь мгновенно притих, прислушиваясь, со стороны леса легкие едва слышные шорохи. От них толку никакого. В кронах разгуливался холодный ветер, обещающий перерасти, в нечто посерьезней, на метель.

Форм так и застыл в руках с мешочком и табачком, из-под густых бровей зыркая по лесным кронам. Опять Робушка свое гнул!

— Тихо… — первым опомнился Верен. — Ни шороха…

— Что ты Роб сам не свой? Приснилось чего? — огрызнулся Аронд.

— Хлебнуть втихаря успел? — вставил Рябой Куст.

Роб передернулся, пристально всматриваясь в мерцающий полумрак между кленами, туда, где стояла карета, и мирно всхрапывали лошади. А действительно, если б что и случилось, животинушка первым подала знак, а так дремлет себе спокойно и ничего.

— Ты там не заблудился, Клоп?

— Иду!

Пр-ррх! — встрепенулась лошадка, кажись Аронда?

— Клопяра, ты часом не попутался? Убирайся прочь, скотина! — привстал с мешка сержант.

— Да то не я! Не я! — растеряно обозвался с темноты прохвост.

Достаточно, прицельно в борт кареты с той стороны смачно приложило. Над лагерем раздался коротким эхом полувскрик, и тут же его оборвало, зато завелись приглушенные ревы узников из кареты, прерываемые диким ржанием лошадей. Караульные дружно похватали оружие и приникли спинами к распаляющему костерку…