Графиня де Монсоро - Александр Дюма

Шомберг, как хозяин дома, встал и направился к гостю, который вместо того чтобы поклониться, надел на голову шляпу.

Этот жест придавал визиту особую окраску и определенный смысл.

Шомберг ответил поклоном, а затем повернулся к Келюсу.

— Имею честь представить вам, — сказал он, — господина Жака де Леви, графа де Келюса.

Сен-Люк сделал шаг в сторону Келюса и, в свой черед, отвесил глубокий поклон.

— Я искал с вами встречи, сударь.

Келюс поклонился.

Шомберг продолжал, повернувшись в другую сторону:

— Имею честь представить вам господина Луи де Можирона.

Такой же поклон со стороны Сен-Люка, и такой же ответ со стороны Можирона.

— Я искал с вами встречи, сударь, — сказал Сен-Люк.

С д’Эпероном повторилась та же церемония, выполненная так же неторопливо и спокойно.

Затем очередь дошла до Шомберга. Он представил самого себя и получил в ответ поклон.

После этого четверо друзей уселись в кресла, а Сен-Люк остался стоять.

— Господин граф, — сказал он Келюсу, — вы оскорбили господина графа Луи де Клермона д’Амбуаза, сеньора де Бюсси, он свидетельствует вам свое глубочайшее почтение и вызывает вас на поединок, чтобы сразиться насмерть в тот день и в тот час, которые вы сочтете для вас удобными, и тем оружием, которое вы изберете… Вы принимаете вызов?

— Конечно, принимаю, — спокойно ответил Келюс, — господин граф де Бюсси оказывает мне большую честь.

— Ваш день, господин граф?

— День мне безразличен, но я предпочел бы, чтобы это было скорее завтра, чем послезавтра, и скорее послезавтра, чем в последующие дни.

— Ваш час?

— Утро.

— Ваше оружие?

— Рапира и кинжал, если это оружие устроит господина де Бюсси.

Сен-Люк поклонился:

— Любое ваше решение на этот счет будет для господина де Бюсси законом.

Затем он обратился к Можирону, ответившему то же самое, потом, последовательно, к двум остальным.

— Но, — сказал Шомберг, который, как хозяин дома, получил поклон последним, — мы не подумали об одном, господин Сен-Люк.

— О чем?

— О том, что, если все мы пожелаем, а случай иной раз распоряжается очень странно, если все мы пожелаем, повторяю, выбрать один и тот же день и час, господин де Бюсси может оказаться в очень затруднительном положении.

Сен-Люк поклонился с самой своей обходительной улыбкой на устах.

— Разумеется, — сказал он, — господин де Бюсси оказался бы в затруднительном положении, подобно всякому дворянину перед лицом таких четырех храбрецов, как вы. Но он заметил мне, что это для него не внове, с ним такое уже было у Турнельского дворца, возле Бастилии.

— И он будет драться со всеми четырьмя? — спросил д’Эпернон.

— Со всеми четырьмя, — подтвердил Сен-Люк.

— С каждым в отдельности? — спросил Шомберг.

— С каждым в отдельности или со всеми разом. Вызов адресован и каждому из вас, и всем вместе.

Четверо молодых людей переглянулись. Келюс первый нарушил молчание.

— Это очень благородно со стороны господина де Бюсси, — сказал он, красный от злости, — но, как бы мало мы ни стоили, все же каждый из нас способен справиться со своим делом самостоятельно. Итак, мы принимаем предложение графа и будем драться один за другим, по очереди… или же… Да, так, пожалуй, будет лучше…

Келюс посмотрел на друзей, которые, по всей видимости, поняв его мысль, кивнули ему в знак согласия.

— Мы не хотим, чтобы поединок превратился в убийство великодушного человека, и, пожалуй, будет лучше, если мы предоставим жребию решить, кому из нас драться с господином де Бюсси.

— А трое остальных? — поспешил спросил д’Эпернон.

— Трое остальных? У господина де Бюсси, несомненно, достаточно друзей, а у нас — врагов, чтобы трем остальным не пришлось стоять сложа руки. Вы согласны со мной, господа? — прибавил Келюс, оборачиваясь к своим товарищам.

— Да, — ответили они дружно.

— Мне было бы чрезвычайно приятно, — сказал Шомберг, — если бы господин де Бюсси пригласил на эту увеселительную прогулку господина де Ливаро.

— Если бы я смел выразить свое мнение, — сказал Можирон, — я попросил бы, чтобы при нашей встрече присутствовал господин де Бальзак д’Антрагэ.

— Общество было бы в полном сборе, — заключил Келюс, — если бы господин де Рибейрак соблаговолил явиться вместе со своими друзьями.

— Господа, — сказал Сен-Люк, — я передам ваши пожелания господину графу де Бюсси, но, по-моему, я могу сказать вам заранее, он слишком учтив, чтобы не согласиться с ними. Мне остается только, господа, принести вам искреннюю благодарность от имени господина графа.

Сен-Люк снова поклонился, и головы четырех вызванных на поединок дворян склонились точно до того же уровня, что и его голова.

Молодые люди проводили Сен-Люка до дверей гостиной.

В самой последней из передних он увидел четырех лакеев.

Сен-Люк достал набитый золотом кошелек и бросил им со словами:

— Вот, выпейте за здоровье ваших господ.

XXXVIII

О ТОМ, В КАКОЙ ОБЛАСТИ ГОСПОДИН ДЕ СЕН-ЛЮК БЫЛ ПРОСВЕЩЕННЕЕ ГОСПОДИНА ДЕ БЮССИ, КАКИЕ УРОКИ ОН ЕМУ ПРЕПОДАЛ И КАК ИСПОЛЬЗОВАЛ ЭТИ УРОКИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ПРЕКРАСНОЙ ДИАНЫ

Сен-Люк возвратился весьма гордый столь хорошо выполненным поручением.

Дожидавшийся его Бюсси поблагодарил друга.

Сен-Люку он показался очень грустным; подобное состояние было неестественным для исключительно храброго человека, которому сообщили, что ему предстоит столь блестящий поединок.

— Я сделал что-нибудь не так? — спросил Сен-Люк. — У вас расстроенный вид.

— Даю слово, милый друг, мне жаль, что, вместо того чтобы назначить срок, вы не сказали: “Немедленно”.

— А! Терпение. Анжуйцы еще не вернулись. Какого черта! Дайте им время приехать! Зачем вам торопиться устилать землю убитыми и ранеными?

— Дело в том, что я хочу как можно скорее умереть.

Сен-Люк уставился на Бюсси с тем удивлением, которое люди с идеально устроенным организмом испытывают на первых порах при малейшем признаке несчастья, пусть даже чужого.

— Умереть! В вашем возрасте, с вашим именем, имея такую возлюбленную!

— Да! Я убью всех четверых, я в этом уверен, но я сам получу хороший удар, который успокоит меня навеки.

— Что за черные мысли, Бюсси?

— Побывали бы вы в моей шкуре! Муж, считавшийся мертвым, воскресает. Жена не может оторваться ни на минуту от изголовья постели этого, с позволения сказать, умирающего. Ни обменяться улыбками, ни словечком перекинуться, ни руки коснуться! Черт подери! С удовольствием изрубил бы кого-нибудь в куски…