Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Генрих Эрлих

В помещении, где лежали раненые, горели карбидные лампы, но другие помещения и коридоры были погружены в темноту, лишь тускло мерцали потолки.

— Потолки покрашены специальной люминесцентной краской, — пояснил Штульдреер, — на случай отключения электричества. Они светятся в темноте. Они долго светятся. Но электричества здесь нет еще дольше. И нет горючего для автономного генератора.

— Ваши здесь? — спросил Юрген.

— Нет, они ходят в бункер, это намного дальше, но там лучше и безопаснее: там туалеты, свет, вентиляция, зенитки на крыше, много зениток. Только выходить надо загодя, чтобы занять места для ночлега.

У выхода сидели трое мужчин в эсэсовской форме с поблескивающими офицерскими погонами. Юрген не придал их форме никакого значения, за последние дни он кого только не видел в эсэсовской форме, — в нее обряжали и новобранцев, и фольксштурм, и девушек–доброволок. Складывалось впечатление, что Берлин обороняли почти одни эсэсовцы. Что не вызывало сомнений, так это их ранения, так сидеть, сторожко устроив свои тела, могли только раненые. И еще они были крепко пьяны, на импровизированном столике между ними стояли кружки и две бутылки шнапса, почти пустые. Роль столика выполняли два заколоченных ящика с взрывчаткой.

— Придут русские, все взорвем к чертовой матери, — сказал мужчина с забинтованной ногой, перехватив взгляд Юргена.

— Кишка тонка, — сказал Юрген.

— Придержи язык, вошь армейская. Все беды рейха от вас, Вермахта, все вы в душе трусы, дезертиры и предатели.

Юрген, конечно, нарочно спровоцировал этого пьяного эсэсовца, чтобы иметь моральный повод сцепиться с ним и отобрать взрывчатку. Но тот перегнул палку с ответом. Кровь бросилась в голову Юргену, и он применил запрещенный прием — врезал сапогом по перебинтованной ноге мужчины. Тот вскрикнул от боли и мгновенно отключился. «Может быть, так даже лучше. Для него лучше и для всех», — успокоил совесть Юрген. Товарищи побитого эсэсовца потянулись к пистолетам, но быстро оставили свое намерение под строгими взглядами Красавчика и Брейтгаупта. Красавчик наклонился, взял початую бутылку шнапса, сделал глоток, протянул бутылку Юргену, поднял ящик с взрывчаткой и легко закинул его на спину.

— Это ты правильно придумал, — сказал он Юргену, — взрывчатка лишней не бывает.

Юрген послал Штульдреера и двух солдат пройтись по помещениям, собрать все оружие, а главное — патроны и гранаты. Они им были нужнее. Те вернулись с целым арсеналом. За их спинами разгорался спор: что лучше — иметь оружие или не иметь, когда сюда ворвутся русские. Судя по отточенности формулировок, спор велся не впервые. «Не иметь», — высказал свое мнение Юрген, про себя высказал, его бы все равно никто не послушал.

Они шли по пустынной улице, держась в густой тени от стоявших домов. В одном месте им пришлось обойти кучу битого кирпича и мусора — стена дома была обрушена попаданием бомбы или тяжелого снаряда.

— Тут, за углом, мой дом, — сказал Штульдреер, заметно нервничая, — я только посмотрю, одним глазком.

Он пошел вперед, ускоряясь с каждым шагом, на перекресток он уже выбежал тяжело, по–стариковски переставляя ноги. И вдруг изогнулся дугой, забросив руки назад, и рухнул на землю. Юрген не расслышал акцентированного звука выстрела в общем фоне спорадической стрельбы, который после грохота дневного боя воспринимался как тишина, поэтому в первый момент подумал, что старик увидел что–то страшное, свой разрушенный дом или тело любимого человека, и его сердце не выдержало. Но это была пуля, усталая, заблудившаяся в незнакомых улицах пуля, нашедшая жертву себе по силам. Она пробила маленькую аккуратную дырочку в кителе Штульдреера, на спине, над самым брючным ремнем, и воткнулась в позвоночник, даже крови не было.

Юрген обнаружил это чуть позднее, когда они отволокли старика с открытого пространства. Он знал, где искать, ему уже приходилось видеть раненых с такими же тряпичными ногами. Верхняя половина тела казалась вдвойне живой, руки безостановочно шевелились, взор наполнился высшей мудростью, язык без умолку повторял: «Ну как же так, ну как же так…»

— Мы отнесем вас в госпиталь, они что–нибудь сделают, — сказал Юрген, склонившись над стариком.

— Нет, домой, я покажу. Я хочу умереть дома.

— Солдаты редко умирают в своей кровати.

— Да какой я солдат!..

Они выполнили последнюю волю товарища. Штульдреер был все время в сознании. «Налево, направо, первый этаж, вам не придется нести меня высоко, ключ под ковриком, да, на эту кровать».

— Может быть, мне повезет, и я дотяну до прихода моей старушки. Мы ведь толком и не попрощались, — сказал он напоследок.

У него все спуталось в голове. Это раньше бомбежки были по ночам, теперь дни стали стократ опаснее ночей, и никто уже не покидал укрытий. Но они не стали отнимать у него последнюю надежду. Они оставили его одного, они ничем не могли помочь ему.

* * *

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Они сражались, меняли позицию и снова сражались. Если какая–то мысль и посещала изредка голову Юргена, то только одна — скорее бы вечер, скорее бы вечер!

Они едва успели отдышаться, сидя в спасительной темноте, когда появился мальчишка в форме гитлерюгенда с разбитыми в кровь коленками, офицерский ремень с наспех пробитыми отверстиями двумя слоями обхватывал его талию, тяжелая кобура свисала до середины бедра.

— Вы кто? — строго спросил он.

— 570–й, — коротко ответил Вортенберг.

— Так–так, 570–й. — Мальчишка, подсвечивая фонариком, сверялся с каким–то списком, нацарапанным на листке бумаги. — Вам приказано прибыть в штаб, — важно объявил он, — следуйте за мной.

— Есть! — ответил Фрике.

— Почему вы привели с собой только один взвод, подполковник? — так встретил их какой–то надутый оберст. — Немедленно пошлите двух солдат, чтобы они привели остальных. Мы не можем терять ни минуты!

Фрике не стал тратить время на объяснения.

— 570–й ударно–испытательный батальон готов выполнить приказ! — коротко ответил он.

Им предстоял очередной марш. Карты им не требовалось.

— Все время прямо по рельсам, — сказал оберет, — третья станция, не заблудитесь.

Так Юрген впервые попал в метро. В подземке ему понравилось: шпалы лежали удобно, как раз под его шаг, воздух был не спертым из–за обилия вентиляционных шахт, лампы горели в четверть накала и не слепили глаза, с потолка не капало, пули не свистели. Иногда под ногами шныряли крысы, да и тех было немного.

Das war Reichstag

Это был Рейхстаг. В темноте смутно проступало тяжеловесное приземистое здание, два этажа, четыре башни, в центре зияющий дырами купол, на куполе шпиль, ничего особенного. Если бы не подсказка Красавчика, бывавшего раньше в Берлине, Юрген бы ни в жизнь не догадался, что это за здание.