Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Генрих Эрлих

— Потому что мои солдаты никогда не отступают, они знают, что я прикажу немедленно расстрелять любого, кто сделает хоть один шаг назад без приказа. — Он немного преувеличивал, подполковник Фрике, но он уже стал выходить из себя. — Они выполнят любой мой приказ, они сами расстреляют любого, кто будет путаться под ногами у их командира с какими–то там диспозициями! Обер–фельдфебель Вольф!

— Есть! Этого или автора диспозиции? — спросил Юрген и крепко сжал зубы, чтобы не рассмеяться в лицо этому майоришке.

— Очистить территорию! — уточнил приказ Фрике.

Они оттеснили конкурентов, те не сильно сопротивлялись.

— Ну и рожу ты смастерил — зверь! — шепнул Юргену Красавчик. — Этот майор как глянул, так сразу в штаны наложил. Куда ему до того русского генерала… — он осекся под бешеным взглядом товарища. — Все, забыл, случайно вырвалось.

Так они заняли два угловых дома на улице, выходившей на небольшую площадь. Это была хорошая позиция.

— Русские непременно сюда выйдут, тут прямой путь в центральный район, к правительственному кварталу, к рейхсканцелярии, — сказал Штульдреер.

— Спасибо, обнадежили, — сказал Юрген. — Тут чердаки есть?

— Есть, как не быть, и чердаки, и подвалы, все как у людей.

— Пойдемте, посмотрим.

Старик запыхался, поднимаясь по крутым лестницам. «Надо будет его наверху оставить, — подумал Юрген, — хотя какой здесь с него толк?»

Он остановился на последней лестничной площадке, прикинул, где угловая квартира. Рванул на всякий случай на себя ручку двери, та не поддавалась, тогда Юрген, недолго думая, снял автомат с груди и выбил замок тремя прицельными выстрелами. Прошел внутрь квартиры. Точно, угловая. Раздвинул пошире шторы, распахнул окно, выглянул наружу. Площадь как на ладони, вид на улицу тоже ничто не загораживало — отлично.

— Каждая веточка видна! — сказал Штульдреер, выглядывая из–за его плеча. — Я–то в молодости отлично стрелял, мне бы снайпером быть. И рука была твердая, и глазастый! Как орел все видел, а с возрастом еще лучше стало, вдаль что хочешь разгляжу.

— А мушку видите? — спросил Юрген.

— Это которая на винтовке? Вижу, конечно, — сказал Штульдреер, уже не так уверенно.

— Будете снайпером, — сказал Юрген, — так, рамы выбить, пространство у окон освободить.

— Зачем рамы… — начал Штульдреер.

— Чтобы стекла не летели в глаза!

— … выбивать?

— Выбить и скинуть вниз! После атаки русских здесь ничего целого не останется. Хорошо, если стены останутся.

— Но то — русские. А то — своими руками. Имущество все же чужое. — Старик выглядел растерянным.

— Ефрейтор Штульдреер! Выполняйте!

Юрген поднялся на низкий чердак, вылез на крышу, покатую, с высоким каменным парапетом. Крыша соседнего дома была почти на том же уровне, спрыгнуть туда не составляло труда, Юрген обследовал и ее вместе с чердаком, потом вернулся назад. Закурил сигарету, оглянулся по сторонам. В просвете улицы виднелся аэропорт, там шел жаркий бой. С востока доносилась интенсивная артиллерийская стрельба, поднимались клубы дыма от многочисленных пожаров. То же и с запада. Обзор на север закрывало высокое здание, за ним, вдали, налетали волнами русские самолеты, там, должно быть, находились правительственные здания. На северо–западе угадывалось какое–то пустое пространство, за ним клубились черные тучи. «Не дым, — подумал Юрген, — или гроза собирается? Хорошо бы, душно».

Штульдреер уже вполне освоился на новой позиции, в таких делах самое трудное — начать. На столе лежала картошка, несколько пакетов круп, стояли три бутылки вина.

— А то я не знаю, где берлинские хозяйки продукты прячут, — подмигнул он Юргену. — Эх, жаль, ни газа, ни воды, ни электричества, сразу отключили, в нашем–то доме по очереди отключают, отключат, включат, все жить можно. Может быть, хоть вода есть, только напора не хватает. Скажи парням, пусть внизу проверят да сюда принесут. Я бы картошки на всех сварил, хорошо она сейчас пойдет, картошечка!

— Как варить будете? — спросил Юрген.

— Нашел проблему! У нас в доме приноровились костры на балконе разводить. Вот и тут балкон есть, в соседней квартире. Сварим! Была бы вода!

Юрген спустился вниз. Окна цокольного и первого этажа были уже заставлены тяжелой мебелью, лишь в некоторых были оставлены небольшие просветы, как раз для фаустпатрона.

— Отходы есть, — доложил он Фрике, — через двор и через крышу.

— Хорошо, — сказал Фрике и повернулся к Вортенбергу: — Обер–лейтенант, я буду в расположении третьей роты. Держаться до последнего, отход только по моему приказу.

Третья рота — сказано было громко. Народу у них было на две полноценные роты, да и то если считать всех, включая связистов без телефонов, писарей без канцелярии, ездовых без лошадей, артиллеристов без орудий и фрау Лебовски без яиц. Да и роты на большой дом было мало, она растворилась в нем, как ложка сухого молока в ведре воды. Юрген отправил на крышу Красавчика, как самого надежного, и Гартнера, как лучшего стрелка, приказав им взять с собой пулемет и винтовку. Стоило им выйти из строя, как Юрген с ужасом увидел, насколько уменьшился его взвод. В результате третий и четвертый этажи так и остались незанятыми, да и на других у многих окон не было стрелков.

Русские методично разбивали баррикаду с другой стороны площади, их танки один за другим продирались сквозь узкий проезд и выкатывались на площадь, выстраивались в линию, готовясь к следующей атаке. Вдруг в скопище танков ударила огненная стрела, раздался страшный треск, как будто земля раскололась, чтобы поглотить незваных гостей. «Чудо–оружие!» — воскликнул кто–то за спиной Юргена. Да, это было чудо–оружие, оружие Бога — молния. Треснула не земля, а небо, и оттуда хлынули потоки воды.

— На крышу! Все на крышу! — слетел вниз по лестничному пролету крик Штульдреера.

«Только этого нам не хватало!» — думал Юрген, несясь наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

— С кастрюлями и ведрами! — ударил в грудь новый крик, ударил и остановил.

Вода пришлась очень кстати, фляжки у всех давно были пусты, а от хронического недосыпа, еды всухомятку, марша с двойной нагрузкой и оборудования новой позиции пить хотелось ужасно. Вода была чуть кислой на вкус, но Граматке всех уверял, что это даже хорошо, способствует пищеварению. Чтоб он понимал, этот Граматке, была бы пища, а с ее перевариванием у них проблем не будет. И было бы время, чтобы эту пищу съесть. Времени им русские не дали, за одной грозой без промедления ударила другая.

Юрген в этот момент был наверху, в квартире, где обосновался Штульдреер. Он наблюдал оттуда за русскими, утирая пот со лба. Черт, после грозы стало еще хуже, воздух стал тяжелым, липким, вонючим, от него першило в горле и слезились глаза.