"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Их освятил сам папа Пий, - гордо сказала мадам де ла Марк, - у Виллема такие же. Мы их получили, когда ездили в Рим, в паломничество.

Баронесса преподавала в школе для девочек. Она рассказала фон Рабе, что, вместе с мужем строит приют в Остенде, для осиротевших детей.

- Мы дали обет, - мадам Элиза перекрестилась, - когда с Виллемом случилось несчастье в шахте.

Они оба каждый день ходили к мессе. Виллема возили в церковь в коляске. Фон Рабе, сидя со своим бывшим соучеником в библиотеке, за вином, удивился: «Ты раньше не был набожен».

- Не был, - согласился Виллем, грея в руках бокал с вином.

- Однако после того, как в шахте…, - он замолчал. Фон Рабе показалось, что серо-голубые глаза мужчины похолодели:

- В общем, - завершил Виллем, - я дал обет. Я и Элиза, мы его вместе принесли, - он помешал кочергой дрова в мраморном камине, и больше они об этом не говорили.

- Навещал, - гость промокнул губы шелковой салфеткой. Рабе вспомнил:

- Надо прачку найти, мы здесь грязью заросли. Сотня женщин в деревне, но ведь они только отворачиваются, когда с ними заговаривать начинаешь. Проклятые гордячки, лучше умрут от голода, чем…, - на десерт принесли банку засахаренного варенья. Его тоже нашли в погребе.

Гость отпил кофе:

- После того, как генералов Леконта и Тома расстреляли на Монмартре их солдаты, перешедшие на сторону бандитов из Национальной Гвардии, эти мерзавцы запечатали Париж с юга и запада. Через Версаль туда никак не пробраться, а у меня деликатная миссия, - незнакомец помолчал, - не хотелось бы рисковать.

- Не будете, - уверил его фон Рабе, - они пока не перекрыли северные дороги. Все знают, что мы, -граф улыбнулся, - никого из Парижа не выпускаем, и никого туда не впускаем.

Гость переоделся, указал на свой неприметный костюм: «Это выбросите. Спасибо вам, - он пожал фон Рабе руку, - может быть, и встретимся еще».

Граф стоял у кованых ворот особняка, куря сигару. Незнакомец, вразвалочку, направился на юг, к Парижу. Вечер был теплым. Наверху, в закатном небе, метались стрижи.

- Выправка у него военная, - понял фон Рабе, - сразу видно, непростой человек. Он не француз, у них таких высоких не бывает. Они все выродились давно…, - граф зевнул и отправился допивать вино, напомнив себе, что надо отыскать какую-нибудь поденщицу.

Федор шел по обочине дороге, засунув руки в карманы. Документы у него были отличные. Он получил бумаги в Версале, где располагалось законное правительство страны. Туда же, из Парижа, отвели войска и полицию. По бумагам он был Теодором Ларю. Федор, было, хотел попросить, чтобы его сделали «Корнелем», но потом решил:

- Опасно. А если моего, - он криво улыбнулся, - деда, кто-то помнит? Он долго в Париже проболтался, изменник, предатель…

Ларю было сорок два года от роду, холостяк, по ремеслу, каменщик. Уроженца Парижа, месье Ларю взяли в плен под Седаном, и отпустили из лагеря, в Германии, домой.

- Мы вам очень благодарны, - сказал ему Тьер за обедом, в Версале. Федор приехал во Францию кружным путем, через Варшаву, Вену и Женеву. «В городе сейчас, - генерал вздохнул, - неразбериха, какая-то самопровозглашенная коммуна. Мы вынуждены были перевести войска сюда, в Версаль, потому что…»

- Потому что они стали брататься со всякой швалью, управляющей Парижем, - резко прервал его Федор: «Очень надеюсь, что вы не станете обменивать Бланки, и он сгниет в тюрьме. Они считают его символом своей так называемой революции. Пусть остаются без своего знамени».

- Конечно, - торопливо согласился Тьер, - впрочем, у них много молодежи. Например, ваш поляк, Домбровский. Этот неуловимый Волк, тоже здесь…, Никто не знает, кто он такой, - Тьер разлил вино по хрустальным бокалам, - однако мне доносят, что он расстреливает наших пленных. И женщины в их рядах подвизаются, - генерал поморщился, - организовали какой-то пункт помощи раненым. Ходят слухи, что у них даже есть женский батальон, - Тьер, скрипуче, рассмеялся.

- Пан Вилкас, - подумал Федор, - он мне написал, осенью, что будет в Париже. Вот и увидимся.

Федор приехал сюда ради Домбровского, получив от императора разрешение, физически устранить проклятого поляка. «Иначе, ваше величество, - сказал Федор, - он так и будет мутить воду. Вы сами знаете, радикалы поднимают голову. Нельзя им оставлять подобного героя. Он слишком опасен».

- Вы только не рискуйте, Федор Петрович, - попросил его Александр, - у вас дети…

- Дети, - улыбнулся Федор, идя по дороге. Мальчишки учились в Александровском лицее. Каждый год Федор возил их на дачу, потом они все вместе отправлялись в Ялту.

- Они обрадуются, узнав, что у них сестра есть. Пять лет ей сейчас, - ласково подумал Федор, - девочке моей. Сучка, мерзавка, - бессильно обругал он невестку, - делает вид, что ребенок от ее второго мужа. Какого второго, - поправил он себя, - она со Степаном не венчалась никогда, развратница. Закончу здесь дела и навещу Лондон. Это мой ребенок. Я имею право его забрать, что и сделаю.

О девочке Люси, Федору сообщил пан Вилкас. Он, два раза в год, присылал, на безопасный адрес, в Варшаву, подробные письма со сведениями о семье Кроу.

- У этого Джона есть моя расписка, - Федор, невольно, сомкнул пальцы на рукояти револьвера в кармане, - но Джон тоже не вечен. Можно нанять пана Вилкаса о нем позаботиться. О нем, и о дорогой невестке. Волчица, растопчет тебя и не оглянется. Лгунья, притворщица…, - Федор поморщился и вдруг усмехнулся.

Бывшая жена, ныне баронесса де Лу, тоже проживала в Париже.

- Навещу ее, - Федор наклонился и сорвал какой-то ранний цветок, - Евгения Александровна давно со мной не виделась. Я уверен, - он повертел его в сильных пальцах, и выбросил, - что она за мной соскучилась, - он закурил папиросу и быстрым шагом пошел дальше.

Волк проснулся рано, до рассвета. Он лежал, закинув сильные, загорелые руки за голову, слушая дыхание женщины, у него под боком. В каморке было чисто. Под потолком, на протянутых к маленькому окошку, веревках, висела выстиранная одежда.

Волк приехал сюда через Лондон. Он, как и русская эмигрантка, гражданка Элиза, на самом деле ее звали Елизаветой, был доверенным курьером Интернационала в Париже. С Дмитриевой Волк познакомился у Маркса, в Хайгейте. В тот же вечер, Макс отвел ее в свой пансион в Блумсбери. Девушке едва исполнилось двадцать. Она смотрела Волку в рот, и восхищенно слушала его рассказы о гражданской войне и восстании в Польше.

- Очень хорошо, - Волк, чиркнув спичкой, лениво затянулся папиросой, - что Коммуна не трогает частной собственности граждан. Не хочется терять недвижимость. Однако, платежи от квартиросъемщиков приостановлены. Гражданин Курбе теперь ничего не тратит. Конечно, когда мы добьемся победы, мы все национализируем…, Если добьемся, - Волк поморщился.

Он отказался от избрания в совет коммуны:

- Товарищи, - проникновенно сказал Волк, - я здесь не для того, чтобы выступать на митингах. Я руковожу частями Национальной Гвардии, и организовываю оборону города. Хотя, с большим, удовольствием, я бы организовал наступление на Версаль.

Они сидели в кафе на Монмартре, на следующий день после казни верных Тьеру генералов. Волк сам выстрелил в генерала Леконта. Трупы со двора убрали, но у каменной стены осталась лужа засохшей крови.

- Нам надо занять форт Мон-Валерьян, - Волк стал загибать пальцы, - пока Тьер не опомнился и не ввел туда версальские войска. Тогда мы будет контролировать подступы к городу с запада и юга.

На востоке и севере город блокировали немцы. Волк предпочитал не думать, о том, что случится, если Тьер пойдет с ними на переговоры, и попросит о помощи.

- Тогда нас раздавят, - просто сказал он совету Коммуны. Выборы еще не состоялись, но Волк знал этих людей по конгрессам Интернационала: «Раздавят, как ореховую скорлупу. У нас не так много людей, хотя оружия хватает».

Национальная Гвардия присвоила себе всю артиллерию, оставшуюся в городе, больше четырехсот пушек.