Родная старина - В. Сиповский

Некоторых казаков даже слеза прошибла, когда заговорили об их родине, о «батьке» Днепре. Смятение мало-помалу улеглось, и казаки присягнули, подняв пальцы кверху, что они будут соблюдать прежний (кураковский) договор.

Но присяга не помогла. В это время Павлюк рассылал свои грамоты, призывая весь народ в казачество. Эти призывы были по сердцу многим. Народ бежал толпами от своих господ на Запорожье. Южнорусский народ всегда рад был случаю восстать на ненавистных им панов, а в этот год был вдобавок неурожай. Поднялась страшная дороговизна; бедняки голодали. Голод да нужда – лучшие пособники мятежам. Толпы беглецов являлись к Павлюку; реестровые казаки полк за полком стали присоединяться к мятежникам.

Для усмирения мятежа явилось польское войско под начальством Потоцкого. После нескольких стычек поляки разбили казаков под деревнею Кумейки. Битва была страшно упорная. Польское войско, устроенное и хорошо вооруженное, стало осиливать казаков, между которыми было много хлопов, еще плохо знавших боевое дело.

– Сдавайтесь! Просите пощады! – кричали поляки им.

– Не сдадимся ляхам! – кричали те в ответ. – Один на другом головы свои сложим!

Казаки не выдержали. Часть их конницы бежала, но пешие из частей разбитого табора устроили новый теснейший табор и отчаянно отбивались. Когда не стало у них пороху, они дрались оглоблями, осколками телег… Чуть какой-нибудь поляк падал с коня, они кидались на него, как разъяренные звери, и терзали его, пока на них не налетали поляки и не рубили их в куски. Это было уже не сражение, а зверская бойня, так велико было ожесточение с обеих сторон! Резня прекратилась только с наступлением сумерек; пользуясь ночью, остаткам казацкого табора удалось уйти.

Страшное зрелище представляло поле битвы! На снежной равнине всюду, куда хватало глаз, виднелись багровые полосы крови, человеческие тела, отрубленные головы, руки, ноги, лошадиные трупы, обломки оружия и возов да обгорелые бревна деревни Кумейки.

Когда ушли поляки, то русские хлопы из окрестных деревень похоронили тела своих собратий и насыпали над ними высокие могилы на память потомкам о злосчастном побоище, где столько бойцов сложили буйные головы за свою волю и кровью своей напоили родную землю…

Скоро и остатки казацкого табора должны были покориться полякам – обороняться не стало силы. Реестровые казаки, бывшие в таборе повстанцев, обвинили во всем Павлюка, пропустившего удобное время для удара на польский стан. Дело кончилось тем, что Павлюка и его товарища скованных выдали Потоцкому. Их свезли в Варшаву. Здесь в феврале 1638 г. собрался сейм. Озлобление против казаков было так велико, что уж и не знали, какую казнь придумать Павлюку. Ввиду того что его винили в том, будто бы он хотел отторгнуть Украину от Польши и сделаться государем, приговорили надеть ему на голову раскаленную железную корону и дать в руки раскаленную железную палицу вместо скипетра, но король не допустил этого зверского шутовства. Павлюку и его сообщникам отсекли головы, а затем воткнули их на колья.

За частые мятежи сейм постановил отнять от казаков всякие права, совершенно уничтожить их как отдельное сословие; но чтобы не слишком раздражать русский народ, постановили действовать тайно и постепенно, а на первый раз решили отнять у казаков право избирать себе старшину, а назначать им начальников из лиц, преданных Речи Посполитой, из шляхтичей. Решено было также завладеть Запорожьем, чтобы не давать в этом гнезде собираться казацким силам. Таким образом, в сущности хотели искоренить казачество. Но легко было решать, да трудно исполнить!

Вскоре после восстания Павлюка вспыхнул новый мятеж под руководством Острянина (Остраницы), а потом Гуни. Сначала повстанцам посчастливилось разбить польский отряд, но затем, несмотря на необычайную храбрость казаков и находчивость их вождей, поляки снова взяли верх. Вожаки спаслись бегством, одни – в Московское государство, другие – на Запорожье.

Во время этих казацких восстаний, которые кончались печально для повстанцев, они уходили далее на восток, заселяли по Дону и его притокам земли, которые Московское государство считало своими. Область эта, все более и более населявшаяся выходцами из Приднепровья, стала называться Слободской Украиной и занимала нынешнюю Харьковскую губернию, южную часть Курской и большую часть Воронежской. Город Белгород был средоточием этой области, и здешний воевода ведал этих поселенцев.

Десять лет после восстания Павлюка на Украине было тихо. То было затишье перед грозою.

Запорожская Сечь

Гнездом казачества была Запорожская Сечь. Здесь вырастала казацкая сила; отсюда по большей части выходили главные вожаки повстанцев и лихих шаек, гулявших по морю на страх туркам; сюда сходились удальцы со всех сторон.

Там, где Днепр, пробившись меж подводных скал (порогов) и каменистых островов, широко разливается ниже впадения речки Самары и спокойно течет, образуя множество низменных островов, по берегам поросших густым и высоким камышом, – там устроили себе военный стан запорожские удальцы, нередко переводя его с одного места на другое. Главным местопребыванием их сначала был остров Хортица. Кругом были богатые места: устья речек, впадавших в Днепр, заливные луга, леса, степь! И рыбы, и всякого зверья было здесь вдоволь. Сначала на Запорожье, в эти благодатные места для охоты, шли ватаги охотников-промышленников, а потом в начале XVI в. устроен был здесь сторожевой стан, чтобы сдерживать татар от внезапных вторжений. Из этих-то станичников и сложилось мало-помалу запорожское казацкое братство. Занявши необитаемые острова и берега вдали от всяких властей, они считали себя здесь полными хозяевами, занимались охотничьим промыслом в окрестных местах, но когда их силы выросли, стали они чаще и чаще отправляться на более далекую и опасную охоту, – ходили на своих легких чайках «шарпать» берега Крыма и Турции. Бить и грабить нехристей, по их понятиям, сам Бог велел.

Запорожская Сечь имела вид укрепленного стана: довольно значительное место было окружено земляною насыпью, или валом, с засекой, или тыном; кое-где были поставлены и пушки; внутри ограды были курени, деревянные, очень незатейливые жилища казаков, или мазанки.

Весь казацкий стан, или кош, как называли его, делился на несколько десятков отдельных отрядов (впоследствии дошло до 38), каждый и жил в отдельном курене и выбирал себе кошевого атамана и других старшин: есаула, судью и писаря. Важнейшие дела решались с общего согласия на раде (общая сходка). Когда надо было собрать раду, то прежде всего давали знак выстрелом из пушки, чтобы все казаки, которые разбрелись по окрестностям Сечи на охотничьи или рыбные промыслы, могли прийти. Затем чрез несколько времени довбиш (литаврщик) бил в литавры, и казаки спешили из всех куреней на площадь пред церковью. Тут близ церкви под распущенным войсковым стягом (знаменем) становился кошевой с другими старшинами, а казацкая чернь размещалась кругом. Тогда писарь, если надо было, читал грамоту или сообщал о том деле, какое предлагаемо было на решение раде. Кошевой смиренно спрашивал собравшихся, как они изволят постановить, и согласно решению большинства и поступал.

Места по берегам Днепра близ Запорожья делились на несколько участков, или «паланок», как их звали, где и занимались запорожцы скотоводством и другими промыслами. Некоторые из казаков, имевшие больше склонности к оседлой и семейной жизни, селились в этих участках, устраивали себе землянки (бурдюги), стоявшие часто в далеком расстоянии одна от другой, а не то заводились и целые хуторы, так называемые «зимовники».

1 января, по старому обычаю, происходило избрание нового кошевого и других старшин. В этот день распределяли по куреням реки, речки и озера для рыбной ловли. Когда довбиш по приказу кошевого бил сбор, есаул выносил из церкви походное знамя, затем сбирались казаки из всех куреней. Раздавался еще два раза бой в литавры; тогда приходил кошевой с палицей, за ним судья с войсковой печатью и писарь с чернильницею. Все они становились без шапок в средине круга и кланялись на все четыре стороны. Довбиш в честь начальству снова бил в литавры. Тогда кошевой обращался ко всем обыкновенно с такой речью:

– Паны молодцы и товариство! У нас нынче новый год, треба нам по древнему нашему звычаю раздел в войске рекам и урочищам учинити.

В ответ на это все кричали: «Добре!»

Затем мечут жребий, и какому куреню где досталось, там и должен он был промышлять целый год.

Затем кошевой снова говорил:

– Паны молодцы! Не будете ли с сего року (году) по старым вашим обычаям иных старшин выбирати, а старых скидати?

Если казаки были довольны своей старшиной, то кричали:

– Вы батьки и паны наши добрые. Треба вам над нами пановати!

Тогда кошевой и прочие старшины, поклонившись, уходили по своим куреням.