Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

По взаимному согласию каждая из наших встреч с представителями газеты "Санкэй" устраивалась то в одном, то в другом из городов Японии и Советского Союза. Начались эти встречи еще до моего возвращения в институт, но в дальнейшем я принял участие во всех тех, какие последовали далее. С моим участием трижды встречи состоялись в Японии - в 1979 году в Осаке, в 1981 г. в Саппоро, а в 1983 году в Токио - и дважды в Советском Союзе: в 1980 году в Ереване, а в 1982 году во Фрунзе. Потом по причине какого-то непонятного конфликта, возникшего в руководстве газеты "Санкэй", наши встречи были прерваны и более не возобновлялись. Думается мне, что эти встречи не дали редакции названной газеты тех политических и пропагандистских дивидендов, на которые поначалу рассчитывали их японские организаторы.

Регулярные встречи политологов Советского Союза и Японии, спонсорами которых были наш институт и газета "Санкэй", резко отличались от других советско-японских научных и политических форумов, проходивших, как правило, вполне чинно при взаимном стремлении их участников избегать обсуждения "больных" вопросов взаимоотношений двух стран и сосредоточиваться на узкопрофессиональных сугубо научных проблемах. Наши же встречи с санкеевцами представляли собой нечто похожее на борьбу гладиаторов. Поскольку газета "Санкэй" была связана с военными кругами Японии, рассматривавшими Советский Союз как своего главного потенциального врага, представители этой газеты придерживались соответствующих взглядов - они не только не скрывали свою антипатию к нашей стране, но и бравировали ею. К тому же в отличие от других советско-японских форумов газета "Санкэй" по условиям соглашения с нашим институтом должна была публиковать стенограмму дискуссий по всем вопросам советско-японских отношений. Поэтому японская сторона стремилась в ходе возникавших диспутов пустить в ход все аргументы, способные по ее расчетам подкрепить позицию Японии в спорах с Советским Союзом и повлиять должным образом на японских читателей. При этом зачастую японские участники дискуссий прибегали к передержкам и грубым выпадам против нашей страны. Естественно, что при таких обстоятельствах нам приходилось возражать и давать жесткий отпор всякий раз, когда нападки на нашу страну велись несправедливо и в грубой форме. Хотя основная наша задача на этих форумах состояла в другом, а именно в том, чтобы, используя страницы газеты "Санкэй", разъяснять японской общественности миролюбивый характер советской внешней политики, подчеркивая нежелание обострять советско-японские отношения и нашу готовность расширять и упрочивать добрососедские связи с Японией.

Тема встреч обычно формулировалась одинаково: "Проблемы обеспечения мира и безопасности в АТР". Наши докладчики стремились придать позитивную направленность дискуссиям со своими японскими коллегами. В советских докладах, включая и мои, главный упор делался на всемерное изыскание возможных путей к добрососедству двух стран. Г. Ф. Ким, открывавший прения вместе с главой японской делегации Накагавой Тору, говорил обычно о международных отношениях в АТР и роли Советского Союза и Японии в улучшении общего политического климата в этом регионе мира, подвергая, естественно, критике воинственную внешнюю политику Вашингтона. Упреки делались им при этом и в адрес японского правительства, шедшего в фарватере американского руководства. В выступлениях других наших докладчиков подвергались обстоятельному рассмотрению отношения Японии с США, КНР и странами Юго-Восточной Азии. Критические оценки получало стремление Японии к наращиванию своей военной мощи. Китаисты ставили под сомнение миролюбие Пекина и стремились убедить японскую сторону в непродуктивности и опасности слишком тесного сближения Японии с КНР. Специальное время отводилось обычно на обсуждение вопросов советско-японского экономического сотрудничества под углом зрения его дальнейшего расширения и качественного улучшения. Что же касается меня, то мне приходилось детально рассматривать развитие советско-японских отношений на государственном и политическом уровнях. При этом я стремился придавать своим оценкам позитивную, оптимистическую окраску. Обычно мои сообщения, отпечатанные заранее на русском языке, сопровождались такими благонамеренными заголовками: "Японо-советское добрососедство - гарантия мира и безопасности в АТР", или "За упрочение мира и сотрудничества между Советским Союзом и Японией", или "О путях дальнейшего развития взаимопонимания и дружбы советского и японского народов". В тезисах моих заранее подготовленных выступлений я старался затрагивать спорные вопросы советско-японских отношений лишь вскользь, мимоходом, всемерно подчеркивая нежелание советской стороны раздувать эти вопросы и превращать их в камень преткновения на пути к добрососедству двух стран.

Однако японские участники встреч были настроены обычно куда более воинственно, чем мы. Их выступления по различным вопросам японо-советских отношений носили как правило антисоветскую заостренность. В них не США и не Япония, а Советский Союз изображался едва ли не единственным виновником политической и военной напряженности в АТР. Но яростнее всего их нападки на нашу страну становились после моих примирительных рассуждений об отсутствии реальных оснований для территориального спора двух стран, поскольку территориальный вопрос был уже окончательно решен в итоге второй мировой войны. На эти нападки приходилось, естественно, давать развернутые ответы, и в результате жаркий спор по поводу японских территориальных притязаний к нашей стране становился всякий раз фокусом всех дальнейших дискуссий.

Японская сторона в ходе этих дискуссий пыталась неизменно утверждать, что четыре южных острова Курильского архипелага являются будто бы "исконно японской землей". Главным аргументом в их устах были ссылки на Симодский трактат 1855 года, в соответствии с которым России под нажимом японцев пришлось, как известно, уступить Японии четыре упомянутых выше острова, ранее (со второй половины XVIII века) входивших в состав Российской империи. Не стеснялись наши японские собеседники прибегать в своей аргументации и к таким заведомо вздорным измышлениям, будто Южные Курилы вообще не входили прежде в понятие "Курильские острова". Но несостоятельность подобных утверждений легко доказывалась японскими же географическими картами, изданными в довоенные и военные годы, на которых весь архипелаг, включая южные острова, именовался одним словом "Тисима", которое на русский язык однозначно переводится как "Курильские острова".

Поскольку ни Ким, ни большинство других членов наших делегаций на этих симпозиумах специально не занимались прежде историей российско-японских и советско-японских отношений, то основная тяжесть ведения споров с японской стороной по поводу ее территориальных домогательств ложилась на меня. Поддержку мне в этих спорах оказывал, пожалуй, лишь работник Международного отдела ЦК КПСС А. И. Сенаторов. Это бывало в тех случаях, когда он участвовал в названных симпозиумах. Тогда я видел в нем своего искреннего единомышленника. Но в дальнейшем, по прошествии полутора десятков лет, я пришел к выводу, что в подобные споры с японцами он втягивался лишь по долгу службы, ибо в последующие годы, когда ожесточенная борьба мнений по данному "вопросу" развернулась среди отечественных японоведов, а во внешней политике России возобладал козыревский курс на "компромисс" с Японией, Алексей Иванович Сенаторов предпочел отмалчиваться и делать вид, будто этот вопрос его больше не интересует.