Тринадцать полнолуний - Эра Рок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказчик замолчал, преживая нахлынувшие воспоминания. Гарнидупс не делал попыток поторопить его, он уже успел услышать и увидеть то, что было между строк рассказа. Все недосказанные эпизоды прошли перед его глазами, но он хотел дождать того конца этой истории, что придумал Медес.
— Извините, я снова живу в том времени, в котором был счастлив, — вздохнул мужчина, — Диен был настоящим другом, он больше времени проводил у нас, давая мне возможность работать. Он вывозил мою семью на прогулки, на светские балы. Моя дочь и его приёмный сын росли вместе и по прошествии времени, какводится, когда выросли полюбили друг друга первой и самой искренней любовью. Организовав самую пышную свадьбу, мы поженили детей и стали большой счастливой семьёй. На фоне всех этих событий я совсем упустил из виду, что моя дорогая Флорианна резко изменилась. Её здоровье уже давно подтачивала болезнь, доставшаяся по наследству и только когда она слегла окончательно, я словно прозрел. Доктора были бессильны и моя нежно любимая Флорианна таяла на глазах. Приступы кашля и удушья довели её до полного истощения. Только когда наша дочурка сообщила нам что ждёт ребёнка, глаза моей жёнушки вспыхнули счастливым блеском. А через нескоторое время она, будучи на грани жизни и смерти, сказала мне, что пора призвать священника для последней исповеди. Я понял — это конец. Священник исповедовал её, она ушла покаявшейся и умиротворённой. Хотя в чём было виниться этому ангелу? похороны прошли как во сне и если бы ни Диен, наверно, я тоже бы умер. Он поддерживал меня, хотя и сам был в полном отчаянии. Но я видел только себя, только свою боль и смутно помню, как убивалась моя дочурка. От сильных переживаний у неё открылось кровотечение и снова врачи оказались бессильны. Она умерла через три дня после матери. Я сам будто умер, меня не стало, я растворился в своём горе и отчаянии. За что на меня обрушилось всё это? В чём вина меня и моих близких? Какой злой рок преследует наши семьи. Я плохо помню время от того дня до нынешнего. У меня провалы в памяти, исчезают порой не только часы, даже дни.
А Гарни уже потерял интерес к этому человеку, ведь он не говорил самого главного, того, что могло бы облегчить его душу. «Ну что ж, подожду, может сам расскажет» подумал Гарни, не очень веря в своё предположение. А ни о чём не подозревающий расскажчик продолжал сетовать на судьбу:
— Но это не последнее испытание, которое выпало на мою долю, когда прошло сорок дней после смерти моих девочек, Диен был найден застреленным в своём саду, в любимой беседке, в которой мы часами беседовали о жизни. Кто совершил это злодеяние, до сих пор полиция не установила виновного. Я одинок, страшно одинок, никого нет рядом.
— И это всё, что вы хотели рассказать мне, — спросил Гарни.
Медес посмотрел на юношу удивлёнными глазами.
— А разве этого мало? Вы только предствьте, что твориться в моей душе?! Я открылся вам, как никому другому не открывался ранее, чувствуя, что вы сможете меня понять и успокоите мою изнывающую душу, — Медес резко встал и, гневно смотря на Гарни, почти закричал, — вы чёрствый и бесчувственный человек! Как я мог ошибиться в вас, когда голос в моём сердце сказал мне, что сегодня я встречу человека с большой буквы. Уходите от сюда, вы лишний здесь, в моей обители скорби. — Вы не сказали самого главного, что действительно, облегчило бы вашу душу, ваши родные пострадали за свои грехи, а вы будете наказаны вдвойне.
— А я-то за что?!
— За то что не простили и возомнили себя судьёй над тем, кто сам себе судья. Повинитесь и раскайтесь, но не передо мной, есть высший суд над смертными.
Гарни встал, кивнул головой и пошёл по аллее, сложив руки за спиной. «Как хорошо, что судьи не имеют такого дара, как у меня, человечество должно научиться доверять друг другу. Вот только что из этого получится? Здравый смысл говорит: „Какое бы ни было горе, оно имеет цену“. Меру заплатить обидчику сполна определяет личное желание жить и развиваться. Но надо помнить одно — нашу жизнь никто за нас не проживёт. Успокойся, уверуй в правосудие господа и его безграничное могущество. Если обида, оскорбление или расправа над тобой были незаслуженны, знай, обидчик пострадает троекратно. Только время расплаты нам неведомо, а в том, что она произойдёт не сомневайся».
Не успел он додумать, как Медес догнал его и бесцеремонно схватил за плечи:
— Скажите, почему в вашем голосе столько осуждения и неприязни, словно вы знаете больше меня?!
— Я действительно знаю то, о чём вы умолчали и поверьте, это моё зание не делает вам ни чести, ни снисхождения.
— Но как?! Кто вы?! Вы сыщик?! Я сказал вам всё, что помню, ведь у меня и вправду какие-то дыры в памяти!!
— Не лгите ни мне ни самому себе, — жёстко сказал Гарни и гневно глягул на Медеса, — можно соврать тому, кто не умеет читать книгу судеб, а я умею и это правда. Вы хотели получить помощь, а сами не сделали даже шагу в этом направлении.
В голосе Гарни звучали такие нотки, что Медес съёжился и безвольно опустил плечи. Он выглядел жалким, беспомощным и даже, вроде стал ниже ростом.
— Вы рассказали свою правду, а теперь хотите послушать истинную правду стороннего человека?
— Да-да, конечно, простите меня, — как-то сразу согласился Медес.
— Ну тгда, давайте пройдёмся пешком, вам это будет на пользу, — предложил Гарни.
Медес быстро закивал головой и первым двинулся по аллее. Гарни посмотрел на его согнутую спину и первый раз за своё время их встречи ему стало жалко этого несчастного человека. Не делая попытки догнать его, он пошёл следом начал рассказывать то, что знал наверняка: — Вы образованный человек и посвятили очень много своего времени философии но не той, которая смогла бы открыть вам глаза на истинную правду жизни, которая помогла бы избежать стольких трагедий. Вы поставили себе цель оставить после себя след в истории не меньший, чем ваши иминитые предшественники, а по возможности, превзойти их. Только это имело для вас значение. Все, кто жил возле вас, по вашему мнению, должны и обязаны были быть людьми без слабостей, пороков, честными, вообщем, безупречными. Конечно, это желание любовго нормального человека, но в жизни, порой, всё складывается по-другому.
— Разве вы не хотите того же? — спросил Медес, остановился и посмотрел на Гарни.
— А всё ли вы сделали для того, чтобы так и было? — вопросом на вопрос ответил Гарни.
— Но я боготворил их всех, души не чаял в каждом из них и они отвечали мне взаимностью!
— Вы нужден вас огорчить, к вашему несчастью, вы слишко любили их, чтобы замечать маленькие нюансы, крохотные детали, умело скрываемые вашими близкими. Возможно, я причиню вам ещё большую боль, чем вы уже смогли пережить, а возможно, это уже не секрет для вас. Ваша жена относилась к вам уважительно, не не больше того. Вы были источником её благосостояния, утерянного на родине. Под вашей опекой она чувствовала себя, как за каменной стеной и ваша слепая любовь вполне устраивала её. Не скрою, в какой-то момент, она прониклась к вам симпатией но и только. Всё, что она вкладывала в понятие «любовь» было отдано другому человеку, который довольно искусно втёрся к вам в доверие, чтобы без выдуманных предлогов видится со своей любовницей и дочерью.
— О чём вы? — Медес остановился, повернулся к Гарни и постарался вложить в свой голос как можно больше искренности.
— История Флорианны и Диена началась ещё в их детстве, на родине. Их страсть была безудержной и мысли о разлуке хоть при каких обстоятельствах приводили их в ужас. Это были алчные и беспринцыпные люди, составившие план, как выгоднее продать себя на чужбине. Первым подвернулись вы, а потом уже будущая жена Диена. Но ему претила даже мысль о том, что кто-то первым сорвёт вожделенный цветок невинности Флорианны. Он, эгоистичный и самовлюблённый, своей нетерпимость поставил план под удар. Но тут вы со своей любовью были как нельзя кстати. Флорианна уже была беременна, когда состоялась ваша свадьба. Врач, принимавший роды, был или плохим доктором, или ему хорошо заплатили, поэтому возраст новорождённой остался тайной для всех. А потом они вместе рассматривали кандидатуру невесты для Диена. Алегра подходила по всем статьям. Вот так эти двое воплотили первую часть своего плана. Но прибрать к рукам богатство обоих семей случай никак не подворачивался. Ваши родители были помехой, вдруг тайна заговорщиков откроется? Могло рухнуть всё и они решили ждать. Не буду говорить вам о тех случаях, когда вы могли догадаться об измене жены и стояли на пороге смерти, ваш ангел хранил вас неусыпно. Вы или не замечали детали или не хотели их замечать, чтобы не лишиться своего привычного комфорта. А может, вы безоговорочно доверяли своим близким, ведь доверие — это соблюдение определённых правил. Вы сами честный и порядочный человек, а в низость других может поверить только тот, кто сам дошёл до края подлости. Перед свадьбой их дочери и пасынка Диена они решились на ваше убийство, но вас спасли небеса. На какую меру преступления реагируют высшие инстанции мне неведомо. Флорианна заболела. Смутные подозрения в вашем подсознании, не выходившие на сознания, заставили вас совершить неприличный поступок — подслушать тайну исповеди. Услышанное повергло вас в шок и сыграло шутку в вашей памятью, только благодаря этому вы в тот момент не совершили злодеяние, на которое способны порядочные люди, поставленные в жёсткие условия. И сразу новое испытание — смерть дочери, ведь она была для вас дочерью в вашем понимании. Эти два жутких происшествия поглотили вас, лишив понимания и в очередной раз, памяти. Но у трагедии есть и обратная сторона, в нужный момент, она так выворачивает наружу скрываемое знание, что восстанавливает в памяти всё, до мельчайших подробностей. И вы нашли выход своим эмоциям, взяли оружие из коллекции матери и, под покровом ночи, пробрались в сад, где безутешный Диен оплакивал возлюбленную и дочь. Вы долго стояли, смотря на человека, с подачи которого рухнул ваш мир, рухнули ваши идеалы и взгляды на жизнь, а потом нажали курок. Мысль о том, что вас могли увидеть или заподозрить в этом преступлении даже не родилась в вашей голове, вам было всё равно.