Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Это великий закон: если хочешь уцелеть и не попасть в лапы противнику, никогда не доверяй другому — будь то мужчина, женщина или ребенок.

Я в безопасности, потому что разбираюсь в людях, умею держать язык за зубами и примирять интересы государства с моими личными жизненными планами.

Сколько ещё нужно воплотить удивительных замыслов! Сколько восхитительных переворотов подготовить и принять в них участие! Опять же есть „Севрин"...»

Он снова хихикнул, и Джинни заворочалась.

— Спи, маленькая принцесса, — прошептал он, убаюкивая её, как ребенка. — Спи.

Она не проснулась, а только убрала волосы с глаз и свернулась поудобнее.

От неё исходило приятное тепло. Суслев закрыл глаза и положил ей руку на бедра. Ещё днем он заметил, что льет уже не так сильно. А теперь дождь и вовсе прекратился. Русский зевнул, засыпая: этот шторм ещё даст о себе знать.

47

18:25

Роберт Армстронг выпил пиво одним глотком.

— Ещё одно, — якобы заплетающимся языком выговорил он, изображая подвыпившего.

В баре «Гуд лак герлфренд» на набережной в Ваньчае, где он сидел, было шумно, людно и полно моряков с американского атомного авианосца. Работавшие на заведение девицы-китаянки раскручивали клиентов на выпивку. Эти пташки не возражали, когда с ними заигрывали, лапали их, лишь бы навязать посетителю разбавленную выпивку, за которую тут драли втридорога. Время от времени то одна, то другая красотка заказывала настоящий виски и совала под нос облапошенному ухажеру в доказательство того, что его не обманывают.

Над баром располагались номера, но ходить туда морякам не стоило. Не все девушки следили за собой — просто от невежества. К тому же поздно вечером там могли и ограбить, хотя обчищали только очень пьяных. В конце концов, в этом не было особой нужды: моряки были готовы спустить все, что имели.

— Хочешь «джиг-джиг»? — обратилась к Армстронгу накрашенная девочка, почти ребенок.

«Цзю ни ло мо на всех твоих предков, — хотелось ответить ему. — Тебе бы дома за учебниками сидеть». Но суперинтендент смолчал. Ничего хорошего из этого не вышло бы. Вероятнее всего, на работу в бар девчушку устроили родители, да ещё были рады: теперь семья сможет жить чуть получше.

— Хочешь выпить? — спросил он вместо этого, не показывая, что умеет говорить по-кантонски.

— Скотч, скотч, — высокомерно выкрикнула девчонка.

— Закажи лучше чаю, а деньги я тебе так и так дам, — мрачно предложил он.

— Ети всех богов и матерей богов, у меня все без обмана! — Девчонка надменно показала грязный стакан, шваркнутый на стол официантом. В нем действительно плескался настоящий виски, хоть и дешевый. Она опрокинула стакан, даже не поморщившись. — Официант! Ещё скотч и пиво! Ты пить, я пить, потом мы «джиг-джиг». Армстронг взглянул на неё.

— Как тебя зовут?

— Лили. Лили Чоп. Двадцать пять доллар короткий время.

— Сколько тебе лет?

— Много. А тебе?

— Девятнадцать.

— Ха, коп всегда врать!

— С чего ты взяла, что я коп?

— Босс сказал. Всего двадцать доллар, хейя?

— Кто твой босс? Который?

— Она. За стойкой. Она мама-сан.

Армстронг стал вглядываться сквозь клубы табачного дыма. Лет пятидесяти с лишком, худая, костлявая и взмокшая, мама-сан усердно работала, выполняя заказы и одновременно поддерживая безостановочную шутливую беседу с моряками.

— А она откуда взяла, что я коп? Лили снова пожала плечами.

— Слушай, она говорить, чтобы ты был довольный, или я на улице. Мы теперь идем наверх, хейя? За счет заведения, нет двадцать доллар. — Девчушка встала. Теперь было видно, что она боится.

— Сядь, — приказал он.

Она села, охваченная ещё большим страхом.

— Если я не нравиться, она выкинуть...

— Ты мне нравишься. — Армстронг вздохнул. Старый трюк. Идешь — платишь, не идешь — платишь, и босс непременно подошлет молоденькую. Он передал ей пятьдесят долларов. — Вот. Иди и передай мама-сан с благодарностью от меня. Скажи ей, что сейчас я не могу «джиг-джиг», потому что у меня месячные! Меня посетил «досточтимый красный».

Лили оторопело выпучила на него глаза, а потом захихикала, как старушка.

— И-и-и, ети всех богов, ну молодец! — Она пошла прочь, не без труда передвигаясь на высоких каблуках, и смелый разрез её чунсама бесстыдно оголял тонюсенькие ноги и тощие ягодицы.

Армстронг допил пиво, оплатил счет и встал. На его столик тут же нашлись желающие, а он стал проталкиваться к выходу через толпу потных, галдящих моряков.

— Заходите в любое время, — крикнула мама-сан, когда он проходил мимо.

— Непременно зайду, — беззлобно откликнулся он.

Дождь уже чуть моросил, становилось темно. На улице горластых моряков было ещё больше: все американцы. Британским матросам капитаны их кораблей приказали первые несколько дней держаться подальше от этого района. В плаще было жарко. Покинув Глостер-роуд и набережную, через минуту полицейский уже шлепал по лужам среди толпы на О'Брайен-роуд. В воздухе чувствовалась свежесть, город выглядел чистым и умытым. На углу он свернул на Локхарт-роуд и наконец нашел переулок, который искал. Там, как и всегда, кипела жизнь: уличные ларьки, лавки, тощие собаки, куры в клетках, свисающие с крюков высохшие жареные утки и куски мяса, овощи и фрукты. У самого начала переулка над небольшой стойкой и высокими табуретками был натянут брезентовый навес от дождя. Он кивнул владельцу, выбрал уголок потемнее, заказал чашку лапши по-сингапурски — тонкой, чуть поджаренной, похожей на вермишель, без бульона, с соусом чили, специями, рублеными креветками и свежими овощами — и стал ждать.

«Брайан Квок.

И опять в голове у тебя Брайан Квок.

И эти сорок тысяч мятыми бумажками, обнаруженные в ящике твоего стола, в ящике, который всегда заперт.

Сосредоточься, — велел он себе, — а то поскользнешься. И совершишь ошибку. Ошибок тебе допускать нельзя!»

Армстронг устал, и ему было не избавиться от ощущения, что он весь замарался так, что не отмыться и горячей водой с мылом. Он с трудом заставил глаза искать добычу, уши — прислушиваться к шумам улицы, а нос — наслаждаться ароматом пищи.

Не успел он доесть лапшу, как в поле его зрения попал американский матрос. Тощий, в очках, он возвышался над пешеходами-китайцами, хотя шёл, слегка сутулясь. Одной рукой он обнимал уличную девицу. Держа над ними обоими зонтик, она тянула его за собой.

— Нет, не сюда, бэби, — молила она. — Моя комната другой сторона... понимать?

— Конечно, милочка, но сначала мы зайдем сюда, а потом двинемся в твою сторону. Угу? Пойдем, дорогуша.

Армстронг ещё больше сгорбился в тени. Они приближались, а полицейский прикидывал, тот ли это человек. Говорит нараспев, как южанин, на вид около тридцати. Шагая по оживленной улице, моряк вертел головой — пытался сориентироваться. Потом внимание его привлекло ателье на углу переулка под вывеской «Поп-тин. Пошив костюмов» и небольшой ресторанчик напротив, с открытой террасой, освещенный голыми лампочками. К столбику было приколочено написанное корявыми буквами объявление: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АМЕРИКАНСКИЕ МОРЯКИ! На вывеске над дверью красовались жирные иероглифы: «Ресторан „Тысяча Лет Здоровья Мао Цзэдуну"».

— Пойдем, милочка, — просиял матрос. — Давай выпьем здесь пивка.

— Нехороший место, бэби, лучше ходить мой бар, хейя? Луч...

— Мы выпьем пива здесь, черт возьми!

Он зашел на террасу и сел за один из пластиковых столов, нескладный в своем плаще. Она с недовольным видом последовала за ним.

— Пиво. Два пива! «Сан-Мигель», угу? Соображаешь, угу?

Армстронгу со своего места все было отлично видно. За одним из других столов четверо кули шумно хлебали суп с лапшой. Они мельком глянули на матроса и его подружку. Один сделал неприличное замечание, остальные захохотали. Девица покрылась краской и повернулась к ним спиной. Матрос насвистывал какой-то мотивчик, сторожко оглядываясь по сторонам и прихлебывая пиво. Потом он встал, бросив: «Я в гальюн», и, уверенно раздвинув засиженную мухами занавеску из нанизанных на веревки шариков, нырнул в глубь помещения. Китаец за стойкой проводил его угрюмым взглядом. Вздохнув, Армстронг расслабился. Мышеловка взведена.

Через минуту матрос вернулся.

— Давай, — сказал он, — пошли отсюда. — Американец допил пиво, расплатился, и парочка удалилась под ручку, как и пришла.

— Желаете ещё лапши по-сингапурски? — бесцеремонно обратился к Армстронгу подошедший хозяин ларька. Узкие щелочки глаз на лице с высокими скулами, недружелюбный взгляд.

— Нет, спасибо. Только ещё одно пиво.

— Нету пива.

— Ети тебя и всю твою родню, — прошипел Армстронг на прекрасном гортанном кантонском. — Я тебе что, болван из Золотой Горы? Нет, я посетитель в твоем, ети его, заведении. Неси мне сюда, ети его, пиво, или я прикажу своим людям отрезать твой «тайный мешочек» и скормить эти орешки, которые ты называешь сокровищем, первому попавшемуся псу!