Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Я сказал бы, это то что надо, — произнес он тем же тоном. — Особенно если парню около шестнадцати, если он высокий, сильный и знает, что к чему в жизни.

— О... О, я не... ох! Я не стал бы...

— Я не развожу критику, парнишка, а лишь отвечаю на твой вопрос. Мужчине нужно быть осторожным в этом мире и подружек выбирать с умом. Где вы познакомились?

— Она была на ферме. Её зовут Шейла.

Данросс постарался не выдать, что улыбается. «Шейла» в Австралии — имя нарицательное, примерно то же, что «бёрд» — «деваха», «бабенка» — в Англии.

— Милое имечко, — похвалил он. — И как её фамилия?

— Шейла Скрэгтер. Она племянница старого мистера Тома и приехала из Англии. Она учится на медсестру в Больнице Гая[246]. Она все время так относилась ко мне, просто супер, и в Палдуне тоже просто супер.

Палдун, ферма Скрэггера, или «стейшн», как называют в Австралии овцеводческие хозяйства, была единственным имуществом, которое ему удалось спасти от краха. Она находилась в пятистах милях к юго-западу от Сиднея, близ реки Мюррей, где в Австралии выращивают рис. Шестьдесят тысяч акров земли, две тысячи акров под пшеницей, тридцать тысяч голов овец и тысяча — крупного рогатого скота. Замечательное место отдыха для молодого человека: работаешь весь день от восхода до захода солнца, пасешь овец или коров верхом; хоть двадцать миль скачи галопом в любом направлении, все равно будешь на своей земле.

— Передай от меня привет Тому Скрэггеру и не забудь перед отъездом послать ему бутылочку виски.

— О, я послал ему ящик, ничего? Данросс усмехнулся.

— Ну, парнишка, довольно было бы и бутылки, ну а ящик — это просто замечательно. Позвони, если перенесут рейс. Молодец, что организовал все сам, очень хорошо. О, кстати, мама с Гленной и тетей Кэти улетели сегодня в Лондон, так что тебе придется возвращаться в школу одному и...

— О, так это просто блеск, отец! — радостно воскликнул сын. — В конце концов, я уже теперь мужчина и скоро поступлю в университет!

— Да-да, ты прав. — Данросс сидел в своем высоком кресле, объятый приятной грустью, держа в руке письмо АМГ, но забыв о нем. — С деньгами у тебя все в порядке?

— О да. На ферме я почти ничего не тратил — только пиво покупал раза два. Отец, не говори матери о моей девушке.

— Хорошо. И Адрион тоже, — пообещал он, и грудь тотчас сжало, когда он вспомнил, что Адрион сейчас с Мартином Хэпли, и о том, как они шли, взявшись за руки. — Адрион скажи лучше сам.

— О, супер, я и забыл про неё. Как она?

— У неё все хорошо, — сообщил Данросс и приказал себе быть взрослым, мудрым и не переживать, потому что мальчишки остаются мальчишками, а девчонки — девчонками, и это вполне нормально. «Да, но, господи, как непросто быть отцом». — Ладно, Дункан, до встречи в понедельник! Спасибо, что позвонил.

— О да, и, отец, Шейла довезла меня до Сиднея. Она... она остается на уик-энд с друзьями и будет провожать меня! Сегодня мы идем в кино — «Лоуренс Аравийский»[247], смотрел?

— Да, он только появился в Гонконге. Тебе понравится.

— О, супер! Ну, до свидания, отец, надо бежать... Я люблю тебя!

— И я люблю тебя, — проговорил он, но их уже разъединили. «Какой же я счастливый — семья, жена, дети, — подумал Данросс, и тут же добавил: — Господи, пусть с ними ничего не случится!»

Сделав над собой усилие, он снова взглянул на письмо.

«Разве это возможно, чтобы Джейсон Пламм или Жак были шпионами коммунистов? Они никогда ни словом, ни делом не давали повода для подозрений. Лайонел Тьюк? Нет, и не он тоже. Я знаю его лишь поверхностно. Человек он некрасивый, популярностью не пользуется, держится особняком, но входит в команду по крикету, член Скакового клуба и живет здесь с тридцатых годов. Вроде даже был интернирован, и его держали в тюрьме Стэнли с сорок второго по сорок пятый. Он может быть, но другие двое? Невозможно!

Жаль, что АМГ нет в живых. Я теперь же позвонил бы ему насчет Жака и...

Сначала дочитай письмо, а потом проанализируй его по частям, — скомандовал он себе. — Веди себя правильно, работай продуктивно. Боже милостивый! Дункан и восемнадцатилетняя „шейла"! Слава богу, что ещё не младшая дочка Тома Скрэггера. Сколько сейчас Присцилле? Четырнадцать, симпатичная, на вид гораздо старше. Рано, похоже, созревают девчонки „там, внизу"».

Он вздохнул.

«А может, мне следует сделать для Дункана то, что сделал для меня Чэнь-чэнь?»

Далее в письме говорилось:

...Как я уже упоминал, полной уверенности в источнике информации у меня нет.

К сожалению, должен констатировать, что с тех пор, как нами раскрыты и задержаны шпионы Блейк[248] и Вэссал — шифровальщик из Адмиралтейства, — а Филби, Бёрджесс и Маклин сбежали, война разведок вспыхнула с новой силой. Всех их, кстати, видели в Москве. Ожидается радикальный рост масштабов шпионской деятельности в Азии. (Нам удалось вычислить Скрипова, первого секретаря советского посольства в Канберре, в Австралии, и в феврале выслать его из страны. Тем самым нарушена его австралийская сеть, которая, как я полагаю, была завязана на ваш «Севрин» и разветвлялась на Борнео и Индонезию.)

Весь свободный мир сейчас обильно нашпигован агентами. Есть подозрение, что они внедрены в Эм-ай-5 и Эм-ай-6. Даже в ЦРУ. Пока мы по наивности всем доверяли, наши противники давно уже поняли, что будущая расстановка сил в мире будет зависеть как от военного, так и от экономического могущества, и принялись добывать — воровать — наши промышленные секреты.

Интересно отметить, как это ни печально, что нигде в средствах массовой информации нашего свободного мира не отмечается, что все советские достижения изначально основаны на украденных у нас изобретениях и технологиях, что без нашего зерна они бы голодали, что без нашей широкой и постоянно растущей финансовой помощи и кредитов на покупку этого самого зерна и этих самых технологий они не смогут питать военно-промышленную инфраструктуру, в рабском повиновении у которой находятся вся их империя и народ.

Рекомендую укреплять ваши связи в Китае. Советы считают Китай врагом номер один, и это убеждение крепнет. Удивительно также и то, что они, похоже, больше не испытывают параноидального страха перед США, мировой сверхдержавой, у которой сегодня самая сильная армия и самая развитая экономика. Китай, который слаб в военном и экономическом отношении и берет лишь числом живой силы, в действительности никакой военной угрозы для них не представляет. И тем не менее заставляет их цепенеть от страха.

Одна из причин в том, что у них пять тысяч миль общей границы. Другая — в общенациональном чувстве вины за поглощенные советской Россией в течение веков обширные участки территории, исторически принадлежавшей Китаю. Ещё одна — в понимании того, что китайцы — народ терпеливый и память у них долгая. Настанет день, и китайцы вернут свои земли. Они всегда возвращали свои земли, когда представлялась возможность сделать это силой оружия. Я неоднократно отмечал, что краеугольным камнем советской (империалистической) политики является изоляция и расчленение Китая, чтобы он оставался слабым. Самый кошмарный сон для Советов — это тройственный союз между Китаем, Японией и Соединенными Штатами. Вашему Благородному Дому стоит поработать над тем, чтобы содействовать его созданию. (А также созданию Общего рынка, объединяющего Соединенные Штаты, Мексику и Канаду, что, по моему мнению, абсолютно необходимо для стабилизации обстановки на североамериканском континенте.) Есть ли иной, кроме Гонконга — и, следовательно, вашей компании, — канал, через который может поступать все это следующее в Китай богатство?

И последнее, возвращаясь к «Севрину». Я решился на очень большой риск и вышел на одного из самых ценных наших людей в святая святых сверхсекретного пятого отдела КГБ. И только сегодня получил от него сообщение, что личность «Артура», руководителя «Севрина», настолько засекречена, что даже он не имеет доступа к этой информации. Он сообщил лишь, что этот человек англичанин и один из его инициалов — «Р». Боюсь, тут мало на что можно опереться.

Надеюсь свидеться с вами. Помните, мои бумаги ни при каких обстоятельствах не должны попасть в чужие руки. С почтением, А. М. Г.

Данросс запомнил телефонный номер в Женеве, ввел его шифром в свою адресную книгу и зажег спичку. Бумага для писем, отсылаемых авиапочтой, съежилась и загорелась.

«Р». Роберт, Ральф, Ричард, Робин, Род, Рой, Рекс, Руперт, Ред, Родни и опять назад к Роджеру. И к Роберту. Роберт Армстронг, или Роджер Кросс, или... или кто?

«Боже всемогущий», — думал Данросс, ощущая слабость во всем теле.

— Восемь семь один шесть пять шесть пять в Женеве, «номер с номером», — проговорил он в трубку личного телефона.