Геносказка - Константин Соловьев

Третьим, судя по всему, был тот, кого в театре прозвали Антропосом. Возможно, кличка эта была дана в насмешку, поскольку в его облике если и просматривалось что-то человеческое, оно было безмерно загрязнено и изувечено длинной цепью генетических мутаций. Его тело походило на собачью тушу, пытающуюся сидеть за столом по-человечески. Но и собачьей в полной мере она не была. Какой-то противоестественный гибрид, столь же гипертрофированный, сколь и уродливый. Тело было покрыто клочьями то ли шерсти, то ли человеческого волоса. Кости — искривлены и видоизменены. Лапы оканчивались непонятными придатками — то ли пальцами, то ли собачьими когтями.

Но это существо, ставшее жертвой слепого хромосомного наследования, не выглядело безответной жертвой. Под шкурой виднелись тугие жгуты мышц, неестественно большие и наделенные, несомненно, огромной силой. Голова Антропоса оканчивалась пастью, из которой в разные стороны торчали в беспорядке человеческие и собачьи зубы. А над пастью помещались близко посаженные глаза, от взгляда которых пробирало до костей, столько в нем было едва сдерживаемой животной ярости.

Именно Антропос среагировал первым.

Вскочил одним пружинистым толчком, отшвырнув в сторону столовые приборы, едва не перевернув стол, и тут же оказался возле Гензеля. Поросшие шерстью полулапы-полуруки схватили Гензеля за плечи и шею, да так, что жалобным хрустом отозвался позвоночник. Перед лицом Гензеля распахнулась пасть, полная кривых, тронутых гнилью зубов. И запах, ударивший из нее, был подобен запаху из разворошенной могилы.

— Куда лезешь, дефект яйцеклетки?

Если бы зубы щелкнули немногим ближе, они содрали бы Гензелю накладную кошачью морду вместе с приличным куском лица.

— Королевская особа? Без приглашения пожаловал? Мешок генетического дерьма!..

Гензель задыхался в его объятиях. Он попытался напрячь собственные мышцы, но быстро понял, что это противостояние закончится очень скоро и не в его пользу. Антропос был сильнее, настолько, что казалось, будто его конечности управляются гидравликой, а не мышечными волокнами. Гензель ощутил, что не может разомкнуть его лап, а в глазах стремительно разливается темнота.

Рука сама собой скользнула в потайной карман на шкуре, нащупав нож. Несмотря на короткое лезвие, этот нож мог принести немало пользы. Например скользнуть, шипя по-змеиному, поперек морды Антропоса, заставив его багровый язык шлепнуться на пол. Или вскрыть горло, превратив собакообразного мула в катающееся в луже собственной крови существо. Но если он ударит, все закончится сразу и тут. План Гретель закончится, не начавшись. Если только не…

Гадкая мысль скользнула по начавшему цепенеть от удушья телу.

Если только Гретель не сочтет, что гибель брата — разумная плата за достижение цели. Это крайне рационально с точки зрения геноведьмы, не требуется долго размышлять и сопоставлять цифры. На одной чаше весов — одна родственная жизнь. На другой — несколько миллионов чужих и собственная безопасность. Надо быть полным дураком, чтобы сделать неправильный выбор. А геноведьмы не ошибаются в выборе. Они всегда четко очерчивают цель и неумолимо идут к ней самым коротким путем.

Гретель молчала. И Гензель понял, что, если ее молчание продлится еще несколько секунд, не поможет и нож. Потому что он сам рухнет на грязный, затоптанный сапогами и залитый пивом трактирный пол со сломанной шеей.

— Антропос! Прекрати! Прекрати немедленно!

Гензель ощутил, как хватка человека-пса на его горле немного ослабла. И только после этого понял, что голос принадлежит не Гретель. Слишком высокий, слишком звонкий, слишком… живой. Впрочем, шум в ушах мешал ему хорошо слышать.

Антропос заворчал, повернув свою жуткую морду к источнику звука. Это принесло дополнительное облегчение — зловоние сделалось немногим слабее.

— Как тебе не стыдно нападать на наших гостей?

— Мне перед ними что, расшаркиваться? Может, и поклон отвесить?

— Они пришли к нам, пусть и без приглашения, значит, они наши гости. А ты ведешь себя непозволительно грубо. Просто отвратительно. И это после того, как я потратила столько времени, пытаясь обучить тебя хоть какому-то воспитанию! А ты опять ведешь себя как грубиян!

Антропос раздраженно рыкнул, еле сдерживая себя.

— А что, если это слуги Варравы?

— Мы должны быть приветливы и вежливы со всяким, кто сюда войдет, сколько мне повторять? А если они окажутся слугами Варравы, никто не помешает тебе оторвать им головы на заднем дворе.

— Можно сэкономить время и оторвать прямо сейчас.

— Антропос!

Человек-пес оскалился, демонстрируя россыпь зубов. В нем чувствовалась животная злость, а еще — нетерпение и, как ни странно, настороженная опаска. Так ведет себя сторожевой пес, чувствующий присутствие существа куда более сильного и властного — своего хозяина.

— Ты мне не указ, Мальва! Не забывайся!

— Антропос. Оставь его. Иначе мне придется вновь обучать тебя хорошим манерам.

Женский голос, до этого момента мелодично звеневший подобно золотым колокольцам, преисполнился иной интонации. Более спокойной и властной. Антропос, клацнув у Гензеля перед носом зубами, разжал свою хватку.

— Извините за невежливый прием, господа. — Голосок вновь зазвенел приветливо и мягко. — Антропос не вполне привык к обществу. Нам еще предстоит много работать над его манерами. Они просто ужасны!

Это Синяя Мальва, понял Гензель. Рассмотреть ее он толком пока не мог. Отчасти мешала темнота перед глазами, но еще больше — линзы слепого. Он видел лишь смазанную стройную фигурку, облаченную в легкие одежды цвета весеннего неба — такого, которого никогда не бывает в здешних краях. Что-то голубое, летящее, светлое. И запах… Гензель смутно видел лицо Синей Мальвы, но уже ощущал ее запах, столь легкий и нежный, что поневоле хотелось перевести дыхание, чтобы легкие не пытались насытиться им бесконечно, в конце концов лопнув, как мыльные пузыри.

«Кажется, она недурна собой, — подумал Гензель, массируя помятую шею. — Определенно недурна. Прелестный голос… Как жаль, что не видно лица! Волосы, кажется, тоже голубые. Она красавица. Но как ее занесло к этим головорезам? Неужели и она?.. Нет, здесь какая-то ошибка. Этот цветок не мог расти на залитой кровью сцене Варравы».

— Вы в порядке? — обеспокоенно спросила Синяя Мальва. — Этот негодяй не причинил вам боль?

Она сделала несколько невесомых шагов, и на какое-то время из мира пропали все звуки, кроме шелеста ее платья. И Гензель ощутил, как что-то в его старом, много раз залатанном, уставшем и обессиленном теле сладко замирает. Это чувство было столь новым и пугающим, что в помятом Антропосом горле, вновь перекрывая дыхание, возник большой липкий ком.