Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу

я методист, а в деревне - епископальный". Таким образом, все были в полном замешательстве относительно его личности. Приученный к секретности, Александр не называл имен клиентов и однажды с мучительным иносказанием сообщил репортеру, что число клиентов Моргана "более чем наполовину достигло 10 000".

Александр не придавал особого значения понтовому имиджу банка. Он плавал на десятифутовой лодке, ездил на универсале Chevrolet и покупал костюмы с вешалки. По мере того как американская деловая мощь смещалась в сторону Юга и Запада, где базировались многие нефтяные компании и оборонные подрядчики, было полезно иметь председателя правления с южным акцентом, который мог бы вести дела в Техасе, Калифорнии и других местах, которые долгое время были для банка "терра инкогнита". Александр великолепно сыграл роль умного провинциала. Его нередкая болтовня с кукурузными косточками, его лукавая, домашняя манера "авось пронесет" скрывали настоящую утонченность. "Когда вы решите занять немного денег, - говорил он руководителям корпораций, - надеюсь, вы не забудете о своем деревенском кузене с Уолл-стрит, 23". Это был ловкий способ замаскировать тот факт, что банк очень нуждался в новом бизнесе.

Во время второго срока Эйзенхауэра банк Моргана имел прекрасный доступ к Белому дому. В начале марта 1956 г. Айк решал, оставить ли Ричарда Никсона своим вице-президентом. Шквал слухов сообщил, что Никсон, готовившийся объявить о своей отставке, должен уйти. Эйзенхауэр сделал это темой "мальчишника " и пригласил на него Джорджа Уитни. Уитни рекомендовал Айку выбрать в качестве кандидата более старшего и опытного Кристиана Хертера. Никсон, по его словам в последующем письме, может быть лучше подготовлен как будущий лидер республиканцев на высокопоставленном посту - тактичный способ оттеснить его в сторону. В ответе с пометкой "личное и конфиденциальное" президент согласился, но добавил смиренно: "Похоже, что отношение [среди политиков] таково: "делай то, что кажется наиболее популярным в данный момент".

Генри Александер был настолько популярен в Белом доме, что пресса окрестила его "банкиром Айка". Хотя Александер был наиболее ориентированным на внутренний рынок председателем правления в истории Morgan - он пришел в компанию после иностранных займов двадцатых годов и никогда не жил за границей, - он в полной мере усвоил отождествление Morgan с Великобританией. Это наглядно проявилось во время Суэцкого дела. 26 июля 1956 года премьер-министр Египта Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал. На следующий день британский премьер-министр сэр Энтони Иден сообщил Эйзенхауэру, что Великобритания разрабатывает военные планы по возвращению канала. К началу ноября Великобритания, Франция и Израиль вторглись в Египет, к большому огорчению Эйзенхауэра и его госсекретаря Джона Фостера Даллеса.

Суэцкое дело привело к глубокому разрыву в Атлантическом союзе, что всегда болезненно для Дома Морганов, и банк попытался вернуть поддержку Великобритании со стороны США. Выступая 7 декабря в чикагском клубе Executive's Club, Генри Александер, проявив редкую словесную пиротехнику, представил Насера, который "будоражит арабский мир, дышит огнем и проклятием". Он утверждал, что Советский Союз планирует вместе с Насером задушить НАТО через совместный контроль над ближневосточной нефтью. Александер предложил американскую доктрину для Ближнего Востока, подобную той, которую США применяли для защиты Греции, Турции и Формозы. В своем выступлении он призвал Соединенные Штаты вернуться к "разговорным отношениям" с Великобританией и Францией. Он сказал: "Мы должны сохранить наши союзы. Они - опора нашей обороны, шлюзы, сдерживающие натиск коммунистов".

При этом Джордж Уитни всегда воздерживался от использования своих дружеских отношений с Эйзенхауэром; эта скромность укрепляла его авторитет. Но 26 декабря 1956 г. он сделал необычный шаг, направив Айку серьезное письмо, в котором прямо высказался за более жесткий подход к Насеру:

В какой-то момент кто-то должен недвусмысленно сказать [Насеру], куда он уходит, идя на расчетливый риск того, что это может взорваться. Возможно, Вы уже сделали это; если нет, то, боюсь, Вы можете это сделать. Каждый день, который проходит без какого-либо движения вперед, несет в себе все более серьезные риски. Для меня самым печальным последствием является не только финансовое положение Западной Европы, но и удар по престижу западных держав. Я готов допустить, что положение США в глазах многих людей в Азии и Африке улучшилось, но я боюсь, что это может быть достигнуто беспрецедентной ценой для западного мира.

Эйзенхауэр показал письмо Даллесу, который хорошо знал Уитни. Госсекретарь напомнил Эйзенхауэру, что банк Моргана является фискальным агентом британского правительства, и заявил, что источники Уитни "несколько предвзяты". Айк пропустил письмо Уитни мимо ушей. В своем ответе он сообщил, что только что узнал об отставке Энтони Идена в связи с неудачами Англии и Франции в Суэцком вопросе. Затем он резко перешел к личным любезностям.

В отличие от ситуации 1920-х годов, влияние Моргана в Белом доме было крайне непропорционально скромным ресурсам банка. В пятидесятые годы банк, казалось, сокращался, хотя бы потому, что его конкуренты быстро росли. Для обслуживания крупных клиентов, таких как Франция, ему приходилось объединяться в синдикаты. Тем не менее, Александр оставался в стороне от филиального банкинга и череды банковских слияний. Старая Уолл-стрит исчезала по мере того, как заплесневелые и достойные старые банки поглощались голодными гигантами розничной торговли. Первый национальный банк Нью-Йорка - банк приятеля Пирпонта Джорджа Ф. Бейкера - стал наглядным примером такой ситуации. Отказываясь суетиться и требовать представления клиентов, он умирал с достоинством, как суетливая старая вдовствующая дама, и был приобретен банком National City. Отвергнутый Morgans, Chase поглотил Bank of the Manhattan Company; Chemical приобрел New York Trust; а Manufacturers Trust позже слился с Hanover Bank. Более трети нью-йоркских банков исчезли. Они должны были слиться, чтобы вырасти до размеров, соизмеримых с их многонациональными клиентами.

Это была совершенно новая эпоха банковского дела, с менее строгим имиджем. Стереотипным банкиром был ворчливый Скрудж, тщательно изучавший заявки на получение кредита и с врожденной предвзятостью отказывавший в их выдаче. Это соответствовало исторической ситуации дефицита капитала, нормированного банкирами. Но в эпоху казино, характеризующуюся появлением новых финансовых посредников и избытком капитала, ситуация изменилась на противоположную. Банкир превратился в приветливого коммивояжера, состоящего в клубе "Ротари", играющего в гольф и улыбающегося в телевизионной рекламе. Если раньше банки напоминали грозные крепости или здания судов, обрамленные коринфскими колоннами, то теперь перешли к гостеприимным экстерьерам. В 1954 году компания Manufacturers Trust открыла отделение на Пятой авеню, которое привлекало пешеходов. Тридцатитонный сейф располагался за стеклянным окном банка, чтобы прохожие могли заглянуть в его открытую дверь. Внутри новых банков мраморные коридоры и клетки кассиров сменялись успокаивающими пастельными тонами, открытыми стойками и мягкой мебелью. Чейз начал свою рекламную