В поисках солнца (СИ) - Берестова Мария

Вот уже пятнадцать лет, как честный булочник Дерстэн Меринар, которого в припортовом районе столицы Анджелии каждая собака знает — лучший в городе хлеб с кориандром! — был придуман как прикрытие для ньонского агента под позывным Рыжий (надо сказать, что на деле-то из рыжего у него была разве что родинка за ухом, а так-то он был вполне себе брюнетом).

Не-рыжий не-Дерстэн за эти годы успел научиться печь хлеба и булки всех видов, часами говорить о погоде с дотошностью истинного коренного анжельца и распознавать завсегдатаев по манере открывать дверь его лавки.

Клиенты побогаче, впрочем, сами не приходили, а засылали мальчишек-посыльных — их не-Дерстэн тоже всех знал. То, что сегодня к нему явился какой-то новенький, его не удивило — дело обычное — и он радушно собрал ему в корзинку заказ, попутно обсуждая направления морских ветров. Мальчишка тему не поддержал, но не-Дерстэн не расстроился — молодёжь и вообще была в погодных разговорах не слишком искусна. С возрастом придёт!

Вот то, что после ухода мальчишки за стойкой обнаружилась оброненная записка, уже было странно. Записки ему передавали — но всегда из рук в руки. И, разумеется, передача некоторых записок сопровождалась словами, которые звучали вполне уместно в ситуации подобного рода, но означали совсем не то, что мог бы понять случайный свидетель.

Впрочем, оброненная записка вполне могла быть перечнем заказываемых позиций — вдруг мальчишка что перепутает — поэтому…

Не-Дерстэн аккуратно поднял бумажку с пола — делая вид, что полез за тряпкой. В лавке никого не было, но с улицы могли наблюдать через окна, поэтому записку он развернул так, чтобы стойка закрывала его руки, и глаза скосил на текст незаметно.

«Во время поездки в горную обитель на Кесе на нашего повелителя, возможно, произойдёт нападение из засады» — по-ньонски значилось там.

«Однако!» — весьма удивился не-Дерстэн, не отражая, впрочем, своего удивления на лице и невозмутимо пряча донесение в карман.

Ни при передаче записки, ни в ней самой не содержалось никаких условленных паролей.

«Провокация? Проверка? — перебирал в голове не-Дерстэн, спокойными размеренными движениями протирая прилавок. — Точно следят!»

Основная версия у него была одна: анжельская контрразведка заподозрила его в связях с Ньоном и пытается вскрыть агентурную сеть.

Неловко подвернув ногу, не-Дерстэн, цепляясь за стойку, чтобы не упасть, повалил на пол красивую джотандскую вазу, которая услаждала взоры посетителей его лавки: на керамических боках были изображены весьма фривольные сюжеты из джотандской мифологии.

Главным назначением вазы было сообщать кому надо, что всё в порядке. Отсутствие вазы, соответственно, говорило о том, что явка провалена.

— Тэнь! — с досадой крикнул не-Дерстэн, подзывая из кухни жену — та, впрочем, и сама уже спешила сюда, услышав грохот разбившейся диковинки. — Займись тут! — велел он.

Пока жена суетилась с осколками, не-Дерстэн изображал мрачность и раздражительность: расхаживал по лавке, покрикивал, отпугивал посетителей, ругался, и однажды даже ударил кулаком по стойке, явно напугав тем дражайшую половину. В итоге, в ходе одностороннего скандала оставив лавку на жену, демонстративно ушёл в ближайший трактир — напиваться из-за неудачи с вазой.

Спина его никаких взглядов не почувствовала, но всерьёз выискивать наверняка посланный за ним «хвост» не-Дерстэн опасался. Он всё ещё играл честного булочника, который обозлился из-за чьей-то неудачной шуточки, разбил дорогую вазу и теперь, забыв про свою больную печень, идёт запивать горе.

В трактире, забившись в угол, он тщательно наблюдал из-за кружки всех входящих за ним — вели они себя на редкость естественно, но не-Дерстэн справедливо полагал, что в анжельской контрразведке идиотов не держат.

«За чёрным ходом наверняка следят», — размышлял не-Дерстэн, делая вид, что пьёт из кружки, и планируя первую фазу отхода.

Для этого ему пришлось подождать: в разгар дня в приличном трактире наблюдался дефицит пьяных компаний. Нужна была суматоха в дверях — чтобы запереть в трактире того, кто его «пасёт». Плюс один у заднего хода, пока добежит… остаётся наружный — или наружные? Едва ли их было больше двух; такая толпа точно демаскировала бы наблюдение.

Терпеливо изображая процесс поглощения спиртного, не-Дерстэн, наконец, дождался удачного шанса: в трактир зашёл знакомый забияка-матрос.

Дальше было дело техники: подойти к стойке, мол, за новой порцией, удачно подставить честного посетителя, чтобы матрос подумал, будто бы это тот его пнул, и прошмыгнуть мимо завязавшегося скандала на улицу. Драка не драка, а поди теперь быстро выскользни!

Скорым шагом не-Дерстэн отправился на портовый базар. Всё ещё изображая огорчённого булочника, он принялся на этом базаре выбирать вино: заглядывая в бутылки, можно было по отражению попытаться отследит «хвост». Впрочем, двигаться он старался по возможности быстрее, в надежде, что разделённая трактиром команда не соберётся вновь.

В какой-то момент, воспользовавшись удачным моментом — один торговец разорался и собрал вокруг себя толпу! — не-Дерстэн шмыгнул к складам. Там он пару раз свернул в совсем уж мрачные места — шагов за спиной слышно не было, что, впрочем, ничего не доказывало, — и, наконец, затаился на крыше невысокого сарая.

Так он провёл с час.

«Хвост» либо прочно потерял его, либо профессионализм агентов зашкаливал: проходившие время от времени по складским переулкам люди, казалось бы, никого тут не выискивают и не отслеживают, а идут по своим делам.

Пропетляв ещё немного меж складов, не-Дерстэн выбрел к рыбацкому причалу, демонстративно подволакивая ногу. За пару монет один из рыбаком согласился подвезти бедолагу к северной части города — мол, пешком идти домой мочи нет, а на экипаж денег в жизни не хватит.

На северном причале ничего подозрительного не наблюдалось, и не-Дерстэн посчитал, что ему удалось отделаться и от «хвоста», и от опасности быть выслеженным собаками.

Отход перешёл во вторую фазу: нужно было встретиться с другим агентом, передать ему информацию о провале и содержание провокационной записки и спланировать бегство.

В этой части всё прошло без сучка и задоринки, и уже вечером он отъезжал от анжельской столицы в пригород. По официальной версии, печень Дерстэна Меринара не вынесла расстройства по поводу разбитой вазы, и несчастный тихо помер в какой-то канаве. Найденный труп — отдалённо даже похожий на этого самого Дерстэна — был наутро отволочен туда же, куда и все помирающие бродяги и бедняки, и в тот же день, как и положено, сожжён — до того, как его сумела опознать не так уж и безутешная супруга, сделавшаяся вдруг единоличной владелицей булочной и завидной невестой.

Теперь уж точно совсем не Дерстэн, но всё ещё не-рыжий давал подробный отчёт ньонскому дипломату. Вопросы, которые интересовали их обоих, сводились к тому, когда, где и как не-рыжий засветился, и каким образом анжельская контрразведка планировала использовать свою провокацию.

Информацию о возможном покушении, впрочем, уже послали в Ньон с голубиной почтой — с пометкой, что она может быть провокацией. Продублировать сообщение должен был сам не-рыжий, которого планировалось отправить в Ньон с первым же подходящим кораблём.

— Никаких подозрительных шевелений вокруг булочной и вашей вдовы, — хмурился дипломат.

— Непонятно, почему выжидали, — добавлял не-рыжий. — Мой последний контакт с другим агентом состоялся два месяца назад.

— Возможно, вы уже давно были у них под колпаком, — размышлял дипломат, — но их правительство готовит какую-то провокацию на Кесе и решило использовать этот контакт.

Было, однако, не очень понятно, почему дезинформацию не попытались провести официальными каналами через ньонское посольство. Анжельцы не могли быть настолько идиотами, чтобы не понимать, что подброшенная без условных знаков и паролей записка вызовет меньше доверия, чем искусно организованная протечка в дипломатических кругах.