Весь Хайнлайн. Кукловоды - Роберт Хайнлайн

Сквозь перегородку, к которой я приткнулся затылком, мне было все слышно. Батальонный штаб был все-таки постройкой, а не палаткой, раз в нем размещалось стационарное оборудование. Но и зданием в прямом смысле он тоже не был. Барак с тонкими, как бумага, перегородками. Сомневаюсь, чтобы штатские что-то слышали, поскольку сидели в наушниках, согнувшись над пишущими машинками. Кроме того, им было плевать. Я не хотел подслушивать. Э-э… может быть, все-таки хотел.

Зим сказал:

— Прошу перевода в боевую часть, сэр.

Франкель ответил:

— Не слышу тебя, Чарли. Опять ухо барахлит.

Зим:

— Я серьезно, сэр. Эта служба не для меня.

Франкель, раздраженно:

— Прекрати скулить, сержант. Подожди, по крайней мере, когда мы будем вне службы. Ну, что стряслось?

Зим выдавил:

— Капитан, мальчишка не заслужил плетей.

— Разумеется, не заслужил, — отозвался Франкель. — Ты знаешь, кто виноват. И я это знаю.

— Так точно, сэр. Знаю.

— Ну и?.. А еще ты лучше меня знаешь, что на этой стадии мальчишки — что дикие звери. Ты знаешь, когда безопасно поворачиваться к ним спиной, а когда нет. И ты знаешь установку и приказ по поводу статьи девять-ноль-восемь-ноль — никогда не давай им шанса нарушить статью. Конечно, кто-то из них попытается; если бы они не были агрессивными, то не годились бы для мобильной пехоты. В строю они послушны; вполне безопасно повернуться к ним спиной, когда они едят, спят или сидят на хвостах и слушают лекцию. Но выведи их на полевые учения, у них подскакивает адреналин, и они взрывоопасны, как гремучая ртуть. Тебе это известно, инструкторам это известно; тебя обучали — и научили! — быть начеку, гасить поползновения в зародыше. Так объясни мне, каким это образом новобранец-недоучка навесил тебе фингал под глаз? Он не должен был даже пальцем тебя тронуть; ты должен был выбить из него дурь вместе с духом, как только заметил, куда он нацелился. Форму теряешь?

— Не знаю, — пробормотал Зим. — Наверное…

— Если так, то к боевой части тебя и подпускать нельзя. Но это не так. Или не было так три дня назад, когда мы с тобой работали. Где ты дал маху?

Зим ответил не сразу.

— Наверное, пометил его как безопасного.

— Таких не бывает.

— Так точно, сэр. Но он так старался, так хотел выслужить срок… У него никаких способностей, но он просто из кожи вон лез. Наверное, у меня подсознательно получилось, — Зим помолчал и добавил: — Наверное, потому что он мне нравился.

Франкель фыркнул.

— Инструктору любовь не положена.

— Знаю, сэр. Так вышло. Они — прекрасные ребятишки, все отбросы мы уже сплавили. У Хендрика только один недостаток, не считая неуклюжести. Он думает, что ему известны ответы на все вопросы. Это ничего, я сам таким был в его годы. Шушеру мы отправили по домам, а те, кто остался, — энергичны, всегда готовы и всегда начеку, словно элитные щенки колли. Из них многие станут солдатами.

— Так вот в чем дело. Он тебе понравился… поэтому ты вовремя его не оборвал, он пошел под трибунал, получил хлыста и был уволен за нарушение Устава.

— Видит небо, я бы хотел, чтобы это меня выпороли, сэр, — честно заявил Зим.

— В очереди подождешь, я все-таки старше тебя по званию. Как, по-твоему, я чувствую себя последний час? Чего, по-твоему, я боялся больше всего с той минуты, как ты ввалился сюда с фонарем под глазом? Я же все сделал, чтобы обойтись административным наказанием, так ведь нет, этому дурашке приспичило трепать языком! Никогда бы не подумал, что он настолько туп, чтобы так вот взять и все выложить: я, мол, полез с кулаками на сержанта… Ты должен был дать ему пинка, чтобы летел отсюда и до дома, еще неделю назад… а не нянчиться с ним, пока он не влез в неприятности. Но он таки ляпнул при мне, при свидетелях и вынудил меня дать делу ход. Никакой возможности пропустить мимо ушей, избежать трибунала… пришлось разгрести кучу, принять лекарство и получить еще одного гражданского, который до конца дней своих будет зол на нас. Его нужно было выпороть, и ни ты, ни я не могли подставить свои спины вместо него, даже если виноваты мы с тобой. Потому что полк должен видеть, что происходит, когда нарушают статью девять-ноль-восемь-ноль. Вина наша, а шишки — ему.

— Вина только моя, капитан. Поэтому я и прошу перевести меня. Э-э… сэр, так будет лучше для части. По-моему.

— По-твоему, да? Что лучше для батальона, решаю я, а не ты, сержант. Чарли, как ты думаешь, кто в свое время устроил так, что тебя перевели сюда? И почему? Что было двенадцать лет назад? Ты был капралом, помнишь? Где ты был?

— Сами знаете, капитан, здесь, посреди этих богом забытых прерий, и хотел бы я никогда сюда не возвращаться!

— Не ты один. Но так уж случилось, что самое важное и деликатное задание в армии — превращать не поротых юных щенят в солдат. Кто был худшим не поротым щенком в твоем подразделении?

Зим опять замялся.

— Я бы не сказал, что это были вы, капитан…

— Не сказал бы? Ты хотя бы для приличия задумался, что ли, прежде чем назвать мое имя. Я ненавидел тебя до тошноты, «капрал» Зим.

Ответил сержант удивленно и даже обиженно:

— Правда, капитан? А мне вы даже нравились…

— И что? Ладно, ненависть инструкторам тоже не положена. Ненавидеть их нельзя, любить их нельзя, мы обязаны их учить. Значит, я тебе нравился, да? М… Да, ты выражал свою любовь довольно странными способами. И до сих пор нравлюсь? Можешь не отвечать, мне все равно… нет, не так, я не хочу знать, изменились твои чувства или нет. Это не важно. Тогда я тебя презирал, спал и видел, как бы тебе насолить. Но ты всегда был наготове, так и не дал мне шанса нарушить девять-ноль-восемь-ноль. И я в армии только благодаря тебе. Теперь займемся твоим прошением. Когда-то ты все время отдавал мне один и тот же приказ. Его я ненавидел пуще всего остального, что ты делал или говорил. Помнишь его? А теперь моя очередь отдать его тебе. «Солдат, заткни пасть и воюй!»

— Слушаюсь, сэр.

— Не уходи пока. От этого проклятого случая не одни убытки. Любая учебная часть нуждается в суровом уроке относительно девять-ноль-восемь-ноль, мы оба это знаем. Думать они еще не умеют, читать не хотят и редко слушают, зато видеть не разучились. И несчастье юного Хендрика может спасти многих его товарищей от повешенья за шею, пока они не сдохнут, не сдохнут, не сдохнут! Но мне жаль, что наглядный урок пришлось провести в моем батальоне, и второго мне не надо. Соберешь инструкторов и предупредишь их. Примерно двадцать четыре часа наши ребятишки еще будут в шоке. Затем замкнутся, напряжение возрастет. В четверг или пятницу кто-нибудь из ребят, готовых на вылет, начнет думать, что Хендрика наказали не строже, чем пьяного водителя. Им придет в голову, что десять плетей стоят того, чтобы двинуть кулаком инструктора, которого они не любят больше всего. Сержант, этот удар до цели дойти не должен! Понял меня?