Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

При все их оксфордском образовании (они далеко не такие, как африканские революционные демократы) очень простодушны. Действительно, видимо, хотят делать свой социализм и их интересует всё, хотят оттолкнуться от нашего опыта, не используя его буквально: как принимать в правящую партию, как действует аппарат, как организуются выборы, как вести пропаганду и проч.

Косыгин потом на ПБ докладывал и о переговорах, и об этой нашей встрече, хвалил нас с Загладиным.

Продолжал «совершенствовать» по указаниям Б. Н.'а с Юга статью о том, что МКД — хорошее. Он собирается договориться с Сусловым, чтоб ее опубликовать к 1-ому мая.

Пленум ЦК. Назвали кого и куда изберут на сессии Верховного Совета. Как всегда, члены ЦК явились в Свердловский зал за два-полтора часа до начала (мест там едва хватало на всех). За несколько минут до начала зал замолк в гнетущем ожидании: будет Сам или не будет. Болел с конца марта, узнали об этом потому, что визит Жискар д'Эстэна пришлось отложить.

Вышел. Долго хлопали. Но гнетущая атмосфера не покинула зал — от полной, явной, разительной, физической и умственной беспомощности Генсека. Еле вязал слова, бодрячился, пытался шутить, когда выступал Суслов — получалось нелепо и неловко. На фоне этой, совершенно пустой внутри, но непомерно абсолютной власти вовне, еще резче выпирала штамповочная функция высшего партийного органа. В том числе и при назначении кандидатур во все органы власти, на должности министров — все те же, ну хоть бы для смеха одного заменили. Средний возраст, наверно, около 70-ти.

Заседание Президиума Верховного Совета. Утверждался советско-афганский договор. Председательствовал Брежнев. Весь мир знает в каком он состоянии, он не явился даже на ленинские торжества 21 апреля. Понятно любому мальчишке, что убеждать Президиум Верховного Совета СССР никакой необходимости не было. Так нет — Брежнев говорил пять минут, Громыко — три, а наш Пономарев — полчаса, как всегда убежденный в том, что бы он ни говорил это имеет огромное «международное значение». Все были не только удивлены, раздражены, особенно, глядя на томящегося председателя. Выходя из зала, один деятель громко сказал идущим рядом: «Этот старый мудак думает, что он умнее всех и что без его поучений мы бы не знали, что нам делать — утверждать договор или еще поразмыслить».

С 30 апреля по 4 мая был в Западном Берлине. Формально — для участия в майских праздниках коммунистов, фактически — для многочисленных встреч с ними на разных уровнях, чтобы показать, что КПСС по-прежнему уважает СЕПЗБ (Социалистическая единая партия Западного Берлина, «братская», коммунистическая), что мы с ней вместе, несмотря на большое поражение 18 марта на городских выборах.

Жил в отеле «Гамбург». Ощущение «от стены» (Берлинской). Пройдя через нее, за несколько секунд попадаешь в другой мир, кожей это чувствуешь.

Майская демонстрация. Всякая там публика: профсоюзы, анархисты, маоисты, троцкисты. Главный лозунг — «35-ти часовая рабочая неделя». Довольно массовые семь колонн. Всего 70 тысяч. Митинг на площади Кеннеди. На платформе профсоюзные боссы и прочие лидеры. Много антисоветского и антиГДР'овского в речах. Полно иностранных рабочих — турки, греки, югославы, итальянцы. Их внешний вид лучше, чем у москвичей в праздничный день. Их уже 200 тысяч в двухмиллионном городе. Феминистки заняли отдельную платформу. Говорят, они и живут в отдельных многоэтажных домах, куда мужчинам вход запрещен.

Коммунистический праздник в «Народном доме». Сочетание хиппизма с коммунистической идейностью, по-немецки серьезной. На сцене эпизоды из Крестьянской войны 16-го века. Примитив на уровне пятого класса нашей школьной самодеятельности. Но подается с невероятным энтузиазмом. В этой постановке я увидел и подтекст — «немецкую идею» — история-то у всех немцев одна, поэтому живет в сознании временность, немыслимость сохранения навечно этого нелепого образования — Западный Берлин. С кем ни заговоришь, идея эта проскакивает.

Очень мешал общаться чудовищный грохот джаза и почти порнографические молодежные пляски полураздетых танцоров.

2-го мая беседа в Правлении партии — Хорст Шмитт и др. Ясный анализ ситуации: образцовое современное производство на уровне последних достижений НТР, высокая зарплата — выше, чем в ФРГ, плюс 8 % добавка каждому из бюджета ФРГ, полная экономическая интегрированность с Западной Германией, но безработица, особенно молодежи (но не иностранцев), отсюда левый экстремизм. Одних компартий в городе — семь, движение «Альтернативы». Благополучие в сочетании с бесперспективностью и ужасающей скукой жизни. Наркотики, порно, всякие прочие развлечения уже не помогают, даже при наличии немецкой генетической дисциплины.

Вечером тут же в Правлении встреча с рядовыми коммунистами с заводов. Хотелось поклониться в ноги этим ребятам за их бескорыстие, мужество, идейность. Ведь работают во враждебной, истекающей жиром среде, без всякой надежды — ни в смысле личной карьеры, ни в смысле достижения конечных целей партии (один из них выразился: завоевать социализм в городе, окруженной социалистической «стеной»). И почти у всех, кто там рассказывал о себе, похожий цикл: скрывая, что он коммунист, завоевывает доверие, поддержку массы «коллег» (так они называют рабочих своего цеха на заводе), его выбирают в производственный Совет, в руководство профсоюза, выдвигают все выше, потом — провокация, обычно со стороны социал-демократа, и молниеносное откатывание вниз, хотя все давно уже знали, что он коммунист, но только, когда это объявляется официально, развертывается травля: отовсюду гонят, вплоть до увольнения с завода. И даже самые интимные друзья отворачиваются, искренне начиная считать его агентом ГДР, провокатором, лжецом, обманщиком, оборотнем.

На следующий день — Рейхстаг. Все облагоображено вокруг. А внутри — постоянная выставка истории Германии с конца XVIII века до сегодняшнего дня. Очень умно сделанная. Концепция выставки — социал-демократическая. Десятки автобусов с туристами из ФРГ и иностранцами. И школьники, школьники, школьники — со специальными тетрадками, в которых они записывают (а потом у «белой стены» приговаривают вслух) собственные ответы на «вопросы к немецкой истории». А ответы напрашиваются сами, — почему, например, Маркс и Энгельс, которых так почитают коммунисты, еще 100 лет назад боролись за единую Германию, а мы сейчас не должны это делать?!

Симпатий к гитлеризму выставка не имеет целью возбуждать. Но происхождение войны трактуется с помощью фото и цитат из Сталина и Гитлера примерно так: два тирана, диктатора не поделили между собой, что кому принадлежит, в результате немцы испытали страшную трагедию.