Машина желаний - Роберт Шекли

Ответ. Самые разные. Ведь у зомбоидов очень широкая область применения.

Вопрос. Но разве их не принуждают к этому тяжелые обстоятельства? Разве нельзя как-то помочь им?

Ответ. Только сам человек может себе помочь. Да, большинство наших клиентов действительно стеснены материально и рассчитывают передать свое вознаграждение семье или иным наследникам. Но это не единственный из возможных мотивов. Например, некоторые люди считают, что роботизация – путь к просвещению.

Вопрос. Они, очевидно, не в своем уме?

Ответ. Вовсе нет. В каком-то смысле зомбоид – тот же античный мудрец. Интеллект его огромен, он постигает все на чужом опыте, наблюдая жизнь как бы со стороны, не испытывая ни желаний, ни эмоций. Многие авторитеты считали, что это и есть блаженство.

Вопрос. И тем не менее, если вдуматься, разве роботизация не аморальна? По какому праву одни люди покупают других, воспользовавшись их отчаянием или заблуждениями? Это же настоящее рабство!

Ответ. Трудно сказать, как люди должны обращаться друг с другом. Известно, что существующие общественные структуры в состоянии снабдить работой не более половины населения планеты. Возможно, желание подвергнуться роботизации – это чисто генетическая реакция, так сказать, способ очистить сцену от лишних актеров. И пока не найден другой выход, многие считают, что лучше стать зомбоидом, чем прозябать всю жизнь в нищете и отчаянии.

Поймите, роботизация, в отличие от бедности, сугубо добровольна. И у нас нет оснований утверждать, что зомбоиды несчастны.

Новая Орля[89]

Как глубока тайна Незримого! В нее не проникают наши столь несовершенные чувства, наши глаза, не умеющие различать ни слишком малого, ни слишком большого, ни слишком близкого, ни слишком далекого, ни насельников звезд, ни насельников капли воды… Наши уши вводят нас в обман, ибо колебания воздуха они доносят до нас под маской звуков и, точно волшебники, чудесным образом превращают движение в ноты разной высоты, тем самым рождая музыку, наделяя певучестью немое шевеление природы… Наше обоняние менее чутко, чем обоняние собаки… Наш вкус едва распознает возраст вина!

Будь у нас другие органы чувств, которые осчастливили бы нас другими чудесами, сколько всякой всячины открыли бы мы еще вокруг себя!

Ги де Мопассан. Орля[90]

Дорога от Конкорда до гор Уайт-Маунтинс выглядела весьма живописно. Верхушки деревьев торчали из глубоких сугробов, как щетина на подбородке мертвеца. Поезд перевалил через гряду и остановился на Маунтин-Стейшн. Я вышел на платформу с лыжами на плече и рюкзаком за спиной.

Меня никто не встречал. Крохотный вокзальчик был пуст, но хотя бы не закрыт на замок. Я зашел внутрь, надел лыжные ботинки и сунул в рюкзак те, в которых приехал. Затем вышел и застегнул крепления лыж. Хоть я и уверял Эдвина, что без труда дойду на лыжах до его шале, теперь эта идея казалась далеко не блестящей. Я приехал никак не раньше четырех часов пополудни, солнце уже начало прятаться в белых облаках. Поезд на целый час задержался в Манчестере, затем тащился через всю Новую Англию, но так и не нагнал расписание. Я вынул карту из внутреннего кармана куртки, расправил ее и посмотрел, в какую сторону теперь идти.

Все выглядело гладко, когда мы договаривались с Эдвином о том, что я поселюсь на несколько дней в его лыжном домике. Мы вместе учились в Дартмутском колледже, были соседями по комнате и с тех пор сохранили дружеские отношения. Он не раз предлагал погостить в его шале. В эти выходные я решил воспользоваться приглашением.

Сначала я собирался ехать на автомобиле, и Эдвин подробно описал дорогу. В последнюю минуту обнаружились неполадки с электрикой, и пришлось оставить машину в мастерской. Мы с Эдвином разработали другой маршрут – поездом до Маунтин-Стейшн в Нью-Гемпшире, а дальше на лыжах до самого дома.

Эдвин вдруг не на шутку забеспокоился:

– Ты уверен, что справишься? Я не стал бы рисковать.

– Ничего сложного, если верить карте, – ответил я.

Домик стоял всего лишь на тысячу метров ниже станции. Совсем короткий путь, не обещавший никаких трудностей.

– Ты же сам говорил, что часто там ходишь.

– Да, хожу. Но я хорошо знаю дорогу. А в первый раз…

– Судя по твоим рассказам, все проще простого. От станции я иду на северо-запад, оставляя церковь Стэнли по левую руку, и спускаюсь до поворота. Затем поворачиваю налево за стройплощадкой и вижу твое шале – белое, с зеленой отделкой.

– Все равно мне не нравится эта затея, – проворчал Эдвин. – В горы не идут в одиночку.

– Нет причин беспокоиться, я буду притормаживать на спуске.

Эх, если бы я серьезней отнесся к своим обещаниям!

Определить направление оказалось несложно. Слева от вокзала виднелся выкрашенный черной краской склад – один из ориентиров, которые назвал мне Эдвин. Я ненадолго задержался возле него, внимательно осмотрел склон. Спуск был крутой, но не слишком. Зато снег выглядел просто идеально. И не единого следа других лыжников. Справа, ярдах в ста от меня, темнели деревья, а дальше, почти на пределе видимости, угадывались очертания строящегося дома, за которым мне нужно было повернуть. Я проверил крепления, подтянул лямки рюкзака, опустил очки и покатил вниз.

Погода была превосходной, небо – чистым. Только на востоке виднелись темные тучи, несущие бурю к Атлантическому побережью. Лыжи легко скользили по чуть подтаявшему снегу. Склон понемногу набирал крутизну, я принял стойку и помчался вперед, осторожно разгоняясь и наслаждаясь ощущениями первого спуска в сезоне. Трасса не казалась сложной, и лыжи держали превосходно.

Через несколько минут я заметил впереди препятствие – большую кучу строительных материалов, покрытую зеленым брезентом и присыпанную снегом. До нее было далеко, я успел свернуть и обойти преграду. Все еще млея от первого спуска, я заложил крутой пижонский вираж. Обогнул стройматериалы на почтительном расстоянии, затем спрямил траекторию и снова сгруппировался, набирая скорость. Возможно, мне стоило внимательней смотреть по сторонам, но трудно было что-то разглядеть под свежевыпавшим снегом.

Лишь когда мои лыжи затряслись на гладкой бугристой поверхности, похожей на настил из тонких жердей, я понял, что попал в переделку.

Как потом выяснилось, это были пластиковые трубы, выгруженные здесь всего два дня назад и занесенные за ночь снегом. Они лежали на самом краю стройплощадки, и я наткнулся прямо на них. Но в тот момент я понял лишь, что очутился на твердом неровном участке и лыжи стали проскальзывать.

Возможно, все и обошлось бы, если бы я уже не начал новый поворот и не проехал по трубам под углом.