Женщины средиземноморского экспресса. Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она была так напугана, что не хотела, чтобы вы были в курсе нашей задумки, – сказала Орхидея с виноватой улыбкой. – Надо признаться, теперь я ее понимаю: – Это жуткий тип!..
– Вот теперь мне ясно, почему мои коллеги и я подверглись нападению. Этот русский, ехавший в нашем поезде, по всей видимости, задавал им тот же вопрос, что и мне: «Где находится мадемуазель д'Оврэй?» Получая отказ, он не останавливался на этом и обращался за помощью к своему сторожевому псу, который, оглушив проводника, давал своему хозяину возможность заглянуть в списки пассажиров...
– Однако, – изрекла генеральша, – они имели полное право узнать, есть ли пассажир с такой фамилией или нет!
– Безусловно, но этот человек лишь верит тому, что он видит, а не тому, что ему говорят. Он предпочитал удостовериться в правдивости полученной информации. Во время посадки мадемуазель д'Оврэй была взволнована и дала мне недвусмысленные указания по поводу своей особы. Поэтому, следуя им, я тоже ответил, что ее в моем вагоне нет. Продолжение вам известно...
Прибытие в Лион Средиземноморского экспресса, освещенного, как во время праздничной иллюминации, с проснувшимися и в высшей степени перевозбужденными пассажирами, произвело сенсацию. Примчалась местная администрация и была вызвана полиция, чтобы забрать виновников.
Орхидея, опасаясь предстоящего опроса свидетелей, сказала Пьеру Бо, что неважно себя чувствует, и попросила его объяснить вместо нее, что здесь произошло.
– Пойду к себе отдохну, – сказала она.
– Идите лучше ко мне, – сказала дама в сиреневых бигуди. – Я путешествую с мисс Прайс. Моя спутница – англичанка, трусиха страшная. Как только она услышала ваш визг, – сразу же бросилась под кушетку. Мы ее там так и оставим! Кстати, я генеральша Лекур, урожденная Бегон, благородных марсельских кровей. Что касается вас, вы мадам... Бланшар, именно так обращался к вам Пьер, не так ли?
Невозможно было сказать что-нибудь против. Именно в эту самую минуту начальник поезда и еще один мужчина, самого мощного телосложения из поездной группы, пытались, с помощью проводника, вывести нападавшего, который, казалось, полностью овладел собой. С акцентом, четко говорившим о том, что это уроженец с берегов Волги или Невы, он потребовал, чтобы ему разрешили идти свободно:
– Я не позволю обращаться с собой, как со злоумышленником! Я великий князь Григорий Каланчин, двоюродный брат их Величества Императора Всея Руси!
– Поверьте, я глубоко сожалею, князь, – ответил Пьер Бо с серьезным видом, – но вы ни с того ни с сего ворвались в купе к этой даме и грубо набросились на нее, перепутав до смерти. Более того, вы находите нормальным ваш способ воздействия на проводников, среди которых и я? Причем вы действовали так без всяких на то оснований и, соответственно, попытайтесь понять, что при сложившихся обстоятельствах ваше пребывание в поезде просто невозможно.
Русский посмотрел на Орхидею с нескрываемым удивлением:
– Произошла чудовищная ошибка! Не имею чести знать эту даму, и я ничего не понимаю. Ведь на жетончике было написано: мадемуазель д'Оврэй, номер четыре...
– В последнюю минуту перед отходом поезда все поменялось.
– Это что же, выходит, моей Лидии здесь нет? – сказал задрожавшим голосом князь.
– Как видите, нет, – ответила генеральша. – Но вместо того, чтобы причитать, вы лучше извинились бы перед мадам Бланшар! Или у вас считается нормальным врываться к кому-либо, не говоря при этом ни слова?
– Не давайте уроков вежливости князю Каланчину! Он принесет их, но разве вы не видите, что он оторопел от восхищения, Мадам красива, как пэри с волжских берегов! – восторженно произнес он. – Я очень опечален, что напугал вас, мадам, но я безумно влюблен в мою обожаемую Лидию, хотел бы жениться на ней, чтобы она жила как королева... построить замок для нее, бросить состояние к этим маленьким ножкам, а она, моя обожаемая Лидия, предпочитает всему этому маленький жалкий театришко... Уехала, даже не поцеловав на прощание!
Его безутешное горе было настолько искренним, что Орхидея почувствовала, как в ней поднимается теплая волна симпатии к этому белокурому великану, лицо которого, несмотря на его усы и бакенбарды, было открытым и правдивым, словно лицо ребенка.
– Любовь – чувство сложное, – сказала она ласково.– Порою очень трудно сказать, отвечают вам взаимностью или нет...
– Лидия говорила, что любит Григория! Но в чем же тогда дело?
– Если вы ей предлагали драгоценности и меха, – вмешалась мадам Лекур, – ей трудно было говорить вам что-либо иное. Сколько вам лет, князь?
– Двадцать восемь. А почему вы об этом спрашиваете?
– Да потому, что уже пора разбираться получше в женщинах, особенно в тех, что выступают на парижских подмостках. Они ветрены, корыстны, как правило, и очень дорожат своей свободой. На вашем месте я бы попыталась найти другую даму сердца. Для вас это не должно составлять труда...
– О нет, такую очаровательную, как она, трудно!
– Так попробуйте! Париж кишит красавицами. И потом, мои годы позволяют мне это сказать, вы интересный юноша. Может быть, чересчур темпераментный, но...
– Если вы позволите, мадам, – прервал ее начальник вокзала, начавший нервничать из-за этой неожиданной задержки, – я бы предпочел, чтобы мы покинули поезд и продолжили обсуждение возникшего дела у меня в кабинете. Средиземноморский экспресс и так уже опаздывает, а он, как гласит его название, все-таки экспресс, а не черепаха, и должен уже отбыть...
Пока Пьер Бо и начальник поезда давали свидетельские показания уполномоченному службы безопасности при вокзале Лион-Перраш, с поезда были высажены князь и его мохнатый казак, бывший, по всей вероятности, немым, ибо за все время он не проронил ни единого словечка. Генеральша Лекур дала свою фамилию и адрес на случай, если потребуются ее свидетельские показания. Орхидее пришлось сделать то же самое. Затем, так как ее купе теперь было свободно, она выразила желание вернуться туда, а не создавать дополнительные неудобства своей новой знакомой.
Старая же дама, обращаясь к проводнику, взяла его за руку и сказала: «Вам, наверное, сейчас хотелось бы чего-нибудь ободряющего. Когда этот сумасшедший поезд, наконец, тронется, принесите нам чего-нибудь, Пьер...
Орхидея с энтузиазмом поддержала это предложение.
– Великолепная идея! Немножко чаю можно?
– Чаю? – с неподдельной гримасой ужаса воскликнула мадам Лекур. – И это вы называете взбадривающим? А не предпочитаете ли вы шампанское?
– Нет, спасибо. Я... я не очень люблю это. Все эти пузырьки так щиплют нос, а потом от них отрыжка.
– Отрыжка? О, матерь божья!..
