Я не Поттер! - Марина Броницкая

Малфой не знал, как ответить, ведь он совсем, как оказалось, не знал ни Гарри из детства, ни нынешнего Гарольда из его такой мутной молодости. По–хорошему, ему надлежало горячо возразить, встать на защиту министра магии, кинуться грудью на абразуру, но сил не было, он просто уставился в землю и ответил так, как не должен был.

— Кровавый тиран, поганая тварь и не наследник милорда — друг.

— Чем он занимается?

Монотонным голосом и избегая конкретики, дабы не пугать беременную, Драко перечислил:

— Командует, кого убить, как лучше поступить с непослушными, эффективно руководит министерством и рушит экономику маглов моими руками. Нашептывает милорду все новые и новые цели, и на пути к ним сносит все преграды, мешающие их достичь. Гарольд абсолютно счастлив, если ты об этом. Моя тетка стала ему неплохой матерью, они друг за друга горой, только это всё немного… страшно. Понимаешь?

— Понимаю, — с грустью ответила женщина. — Мне всегда казалось, что он плохой, но чтобы вот так…

— Он был маленьким и нелюбимым ребенком, Гермиона. Но маленькое зло — маленькие беды. Гарри убивал всегда, и погибшие в школе за все те годы — его рук дело. Знаю, я обычный трус, и мне следовало что‑то сделать. В моей тумбочке до сих пор лежит фотография, сделанная Колином… ну, помнишь очкарика с фотоаппаратом? Так вот, — мужчина скривился и продолжил, — мальчишка погиб и с моего молчаливого разрешения тоже. Но тогда мне больше всего хотелось жить и радовать отца. Вот как тебе, когда ты первая подняла руку. О чем ты тогда думала, смелая ты наша?

Женщина немного покраснела, но ответила, не задумавшись.

— О маме и папе, о летнем домике в горах, о некупленной собаке и непрочитанных книгах на полке у моей кровати, про Африку, её флору и фауну. Глупо, да?

— Нет, — твердо возразил мужчина и мотнул головой. — Очень умно, ты молодец. Семья превыше всего, это трудно понять, я знаю, но так оно и есть.

— Ты говоришь, как старичок, Драко! — женщина засмеялась. — Тебе двадцать шесть!

Малфой даже не улыбнулся.

— За каждый прожитый мной год кто‑то умер, Гермиона.

Женщине хватило ума и такта, чтобы смолчать.

— На слизеринцев времен возрождения милорда объявили персональную охоту. Писали, что страшнее нас и сыскать некого… Не буду перечислять фамилии, ты уж и не помнишь, наверное, но половины из нас нет.

— Твоего курса?!

— Факультета, Гермиона. Те, кто остался за твоей спиной тогда… им не повезло.

Немного подумав, женщина сказала:

— Я ему благодарна.

— Кому?

— Волдеморту, за жизнь.

— Серьезно?

— Абсолютно.

— Ты плачешь?!

— Глаза слезятся.

— Не кури, это уже третья, и слезиться не будут.

— Иди к черту, Драко! Дорогу подсказать?

— Не надо, знаю. Ты лучше спрашивай, а то у меня скоро тоже глаза вот–вот… заслезятся.

— Финансами занимаешься?

— Занимаюсь.

— Июльский обвал — ты?

— Я.

— Сволочь.

— ?!

— Из‑за тебя мы в этой дыре. У меня диплом с отличием, но деньги не туда вложили, теперь вот под лестницей курю…

— Идея Гарри, не моя.

— Зачем?

— Лучше не спрашивай. У него много разных идей.

— Ладно… — буркнула женщина. — Как там Уизли?

— Фред погиб в девяносто восьмом, на тетку напал, идиот. Джордж магазинчик какой‑то открыл, смешным и бесполезным торгует, вроде как смирился и собирается жениться. Перси заведует отделом по трудоустройству нечистокровных. Артур скрывается от правосудия, сбежал за считанные месяцы до освобождения. Джинни уже три года как не Уизли, а Гойл. Она советница Гарри, боевая подруга, недавно вот сына родила, моего крестника, все счастливы.

— Северус Снейп?

— Пережил три нападения на школу, в настоящее время доволен жизнью, работает, Гарри обходит десятой дорогой.

— Дамблдор?

— Намудрил что‑то с артефактом милорда, сам себя проклял… Скончался в девяносто девятом, в сентябре.

— Симус?

— Кто?

— Финниган!

— А–а-а… — мужчина вспомнил. — Авроры министерства ушли в подполье, он с ними. Впрочем, мне они не интересны, полевая борьба это к Джиневре, Белле, Роули…

— Твой отец?

— Давно мертв.

— Невилл?

— Ничего себе смена персонажей! — фыркнул Драко. — Долго думала, да? Надеялась, навестит тебя пухлый?

— Надеялась.

— Сильно?

— Прекрати издеваться.

— Может, мне нравится издеваться?

— Не сомневаюсь!

— Ладно, прекращаю, — сжалился Малфой и закатил глаза кверху, честно пытаясь припомнить и Невилла, и его дальнейшую судьбу. — Гермиона, я могу соврать, а могу сказать правду, что выбираешь?

— Конечно, правду.

— Я не помню.

— Как?!

— Да вот так!

Лорд Малфой руководил слишком многими людьми, внедрялся в магловские круги крупнейших мировых финансовых структур, где холеного красавца принимали с распростертыми объятиями, разрабатывал стратегии по изъятию земель для нужд магов, жил бумагами, цифрами, и следил за судьбами бывших однокурсников с некой ленцой, будто с высоты собственного полета.

Жизнь или смерть Невилла его не волновала вовсе.

Мужчина смутно, но еще помнил, как мальчишка пытался сколотить в школе некое сопротивление существующему педагогическому составу, на которое этот самый состав плевал по приказу милорда, и потому со временем рвение его участников сошло на нет. Его легко сменило собой желание успешной сдачи экзаменов, желание выжить в опасной и непрекращающейся борьбе за школу, которой уже не рады были даже самые отъявленные грифиндорцы, и острое желание эту самую школу покинуть самостоятельно, а не ногами вперед и на носилках.

— Гермиона, я помню не всех, в основном — мертвых. Невилл где‑то живет, наверное. Но из ваших погибло не меньше. Охрану школы ломали не раз, и под руку дамблдоровским воякам попадались все подряд, ты должна понимать. Люпин вот на шестом курсе Лаванду угробил, представляешь? Мы все её запомнили, лицо перед глазами до сих пор стоит, с вывалившимся языком. Я первый об её труп в кабинете Рудольфуса споткнулся, она там список дополнительных учебников взять хотела. Еще у меня спросила, готов ли он, а я ответил, что мол составлен согласно новым требованиям еще вчера, ну она допила чай с молоком и пошла… — парень отвел взгляд в сторону. — Предмет был новым, девчонка старалась, а Ремус искал декана и нервы…

— Остановись!

Драко не дал себя упрашивать и с удовольствием замолк, хотя почему‑то помнил каждую минуту того снежного вторника.

— Твоя очередь.

— Хорошо, давно пора… — он наклонился к ней поближе и заглянул в лицо. — Почему ты глаз не отрывала от Рона в тот, его предпоследний день?

— Он не пришел на свидание.

— Какое еще свидание?!

— Наше, утреннее, — просто и легко ответила женщина. — Мы встречались каждый день, он был таким милым, стеснительным, постоянно краснел, говорил много хорошего о тебе, мечтал о всяком. Рон пропустил его один раз — тогда.