Пространство памяти - Маргарет Махи

"Я должен выбраться отсюда", — подумал он.

Дважды он совсем было уходил. И оба раза что-то его останавливало. Все больше и больше казалось, что это он должен приглядывать за Софи, он и никто другой, спасать ее от недоедания, от опасности, от грязи, даже от собственного дома, грозящего ее жизни. Она может по пасть под ток, налететь на кошку, споткнуться об изодранный ковер и раскроить себе череп. Джонни так и видел, как она лежит внизу возле лестницы, а из головы сочатся на пол остатки памяти. Пятно на полу будет совсем небольшим — памяти у Софи почти не осталось. Джонни стал намазывать маслом хлеб и чуть не порезал себе палец, ослепленный этим видением.

"Во что бы то ни стало надо выбраться отсюда, — подумал он снова. — Какого черта!"

"Но ведь встреча с ней — знак, — произнес кто-то у него в голове. — А с этим надо считаться". Джонни всегда охотно верил во всякие знаки и предзнаменования и сердился, когда на них не обращали внимания. Спустя неделю после гибели Дженин он вернулся в заповедник и, вспоминая сверкающий полет перстня, несколько дней искал его...

Джонни заставил себя вернуться мыслями к Софи. Он понял, что одеться для нее теперь — целое дело и что она не мылась потому, что так оно было безопаснее. Джонни прошелся чечеткой по кухне, глядя на свои ноги, которые все еще прекрасно помнили, что они умеют, и отбивали дробь сами собой, без всякого усилия с его стороны.

— Цып-цып-цып-цыпленок-цыпа! — пропел он им тихонько.

Конечно, он понимал, что их проворство — дар временный, которого когда-нибудь не станет. В эту минуту в комнату вошла прилично одетая Софи и с удивлением посмотрела на него.

— У меня нет этих... как же их?.. Ну, этих штук, — сказала она. — Знаешь, тех, что на ноги надевают.

"Верно, она имеет в виду чулки", — предположил Джонни.

— Забудь о них и посмотри-ка сюда, — и указал ей на стол, на котором стоял завтрак.

Софи просияла.

— Выглядит чудесно. Ты так добр ко мне. Ты очень хороший.

— Мог бы быть и получше, — возразил Джонни, но она, взглянув на него со снисходительной улыбкой, успокоила:

— Для меня ты достаточно хорош.

Пока Софи завтракала, Джонни положил матрас обратно на кровать, накрыв мокрые пятна полиэтиленовым мешком для мусора. Простыни, которые он обнаружил на кухне в шкафу, были все в дырах, но он, выбрав ту, что поцелее, застелил постель. Потом, решительно подавив мысли о деньгах, спрятанных в доме, поднялся наверх, нахлобучил шляпу, пристегнул к поясу плеер, повесил на шею наушники, рассовал по карманам кассеты и бумажник. Он решил оставить у Софи свою зубную щетку — как некий сувенир о мимолетном пребывании в этом доме. Напоследок заварил чай и налил Софи чашку настоящего чая. Молоко из холодильника куда-то исчезло, но Джонни быстро обнаружил его в шкафу между двумя стопками блюдец.

— Сейчас налью тебе чашечку, — живо проговорила Софи, когда он поставил перед ней чашку с чаем.

— Потом, — ответил Джонни виновато. — Послушай, Софи! — прибавил он серьезно.

Она вопрошающе взглянула на него. Рот у нее был набит хлебом.

— Нет, ничего, — произнес он со вздохом. — Просто... знаешь... смотри себе под ноги, когда идешь, и все такое.

Он шагнул мимо нее к двери, вышел на площадку и легко сбежал по лестнице вниз. Кошки следили за ним, цинично усмехаясь в усы. Они-то знали, что он просто дезертировал.

Внезапно его осенило: должны же быть люди, которые присматривают за такими, как Софи, это их работа, и к тому же Софи может им платить. Он где-то читал про комиссию по делам престарелых или как там она называется. На душе у него полегчало. "Я ведь не прикарманил эти деньги, — напомнил он себе. — А мог бы".

Джонни взялся за дверную ручку, повернул ее, шагнул на тротуар, но, прежде чем закрыть дверь, помедлил и с досадой оглянулся. "Давай же, — сказал он себе, — кончай, решись наконец и захлопни эту дверь". Из дома он выбрался, теперь надо выйти из его поля, отдалиться на расстояние, чтобы дом не притянул его обратно.

— Спокойно, — произнес он вслух.

Слегка потянулся, зевнул и двинулся не торопясь в сторону почты. Он шел навстречу потоку машин, мчавшемуся по улице, — может, это нарушит магию ее дома, как бывает, когда обойдешь церковь против часовой стрелки... А может, наоборот, по часовой стрелке? Судя по всему, он правильно рассчитал — ничто его не остановило, никто его не окликнул. Он уходил, унося с собой все, что при нем было. С каждой секундой он все больше и больше приближался к свободе.

Глава девятая

Хотя поначалу Джонни шагал решительно, будто ничто не связывало его с домом Софи, у железнодорожного перехода он остановился и нервно оглянулся.

В это утро и на этом расстоянии дом был просто старым зданием, которое выделялось разве что краном, но даже и кран выглядел всего лишь украшением, способным вызвать улыбку — и только. За домом Софи виднелся второй дом с пустым балконом. Джонни уже не казалось, что он переместился в какое-то заколдованное пространство, в город, который только похож на настоящий.

У него словно камень с души свалился. Хотелось заплясать от радости. Он и заплясал, двигаясь вперед небольшими переходами, молча переступая с пятки на носок, напевая про себя и выстраивая сложный рисунок из одинарных, двойных и тройных перебивок. Люди, сидевшие в вытянувшихся длинной чередой у светофора машинах, следили за ним без улыбки. Джонни убыстрил темп, помахал им обеими руками и оставил позади, прыгнув на гравий возле линии и пройдясь там вперебивочку. Его восхищала обыденность окружающего мира. Он уходил приплясывая от заколдованного места — дом Софи с его кошками, грязью и запустением оставался позади.

В конце концов, если это будет действительно необходимо, он станет искать Бонни целенаправленно, разумно. А пока можно вернуться к обычной жизни — стать человеком, а не нащупывающим путь рогаткой лозоходцем. Всего в нескольких милях отсюда стоит простой дом, где жизнь идет как надо, где его встретят с радостью — там у него две сестры, одна собака, одна кошка, сыр лежит в холодильнике, а не в мыльнице. Если он и прожил в доме Софи пару безумных дней — что ж, там по крайней мере теперь чище, уютнее и еды вдоволь. В голове роились всевозможные планы. В такие минуты все казалось возможным.

"Найду себе работу, — размышлял он. — Я на все согласен, на все! Что предложат, то и возьму".

И все же, переходя полотно, поглядывая на тарахтевший мимо него белый фургон, он на миг замедлил шаги: вправе ли ты отвернуться от колеса фортуны, если оно подбрасывает тебе магические случайности, с которыми ты не желаешь связываться? (В фургоне, как ему показалось, сидели трое, но отражения домов, скользившие по ветровому стеклу, помешали разглядеть лица. Все же...)

Вдруг впереди чем-то вкусно запахло. Он тотчас понял, что это хрустящий картофель. Старый паб "Колвилл" открыл свои двери посетителям. Туда он и направится; он был свободен, и ему до смерти хотелось простой, вульгарной пищи. Весь день в его распоряжении. Надо отпраздновать возвращение к реальной жизни. Он перешел дорогу и вошел в паб. В это время дня народу было немного, и он с удовольствием огляделся — все просто, никаких излишеств, всяких там цветных витражей или роскошных ковров, которые нравятся представителям фирм и их женам. Стойка и бар за ней сверкали, словно сцена в театре пантомимы, обещая всяческие удовольствия и превращения. Бутылки многократно отражались в прикрепленном сзади них зеркале. В меню сообщалось, что в баре имеются горячие сандвичи и закуски. За стойкой, опустив пивной шланг с "револьвером" в кружку, стоял бармен. На миг Джонни перенесся в мир вестернов (Питер выхватил кольт и выстрелил. Янтарное пиво ударило струей противнику в грудь, и Дьявол Жажды, смертельно раненный, упал. Питер Пивной Кольт не знает равных в быстроте реакций!). Солнце светило в окно, играло в ручках наполненных золотистым пивом кружек, так что казалось, будто они брызжут чистым золотом. Несмотря на радостное возбуждение, переполнявшее Джонни после бегства от наваждения, связанного с домом Софи, он все же не забыл о своих добрых намерениях и планах на ближайшее будущее. Он твердо решил соблюдать осторожность. Подойдя к бару и заказав лимонад, он почувствовал себя сильным, словно герой старого ковбойского фильма. Здесь, в пабе "Колвилл", царил золотой Запад. Взяв стакан и бутылку с лимонадом, Джонни уселся за угловой столик и выпил за возвращение к нормальной жизни. Немного погодя из кухни крикнули, что заказанные им хрустящий картофель и сандвич готовы, и он подошел к стойке, где в отсутствие посетителей бармен читал журнал яхт-клуба. Джонни отнес поднос на свой столик. Картофельные чипсы пахли так заманчиво, легкие, хрустящие, соленые, первая партия в этот день. Кто-то оставил на столе газеты, и он принялся читать, с удовлетворением пробегая привычные желчные споры о муниципальных отчислениях и загрязнении реки, сагу о Хинеранги Хотейни (всё еще на свободе), сообщения о конце одной большой городской фирмы и слиянии других. Он уже заканчивал чипсы, наслаждаясь их нежным соленым вкусом, когда бармен рассеянно протянул руку и включил стоявший рядом с кассой транзистор. Бар огласила отрывистая музыка. Это была песня той самой группы, чью пленку он слушал на своем плеере; только, конечно, теперь ребята пели не для него одного, а для публики.