Джон Леннон, Битлз и... я - Бест Пит

— Люди и так знают, что вы приехали в Олдершот, — сказал он уверенно.

Двери распахнулись в 19.30, чтобы пропустить толпу… Какую там толпу! Никакой толпы не было. Даже ни один бездомный кот не забрел в эти двери!

— Ты уверен, что концерт назначен на сегодня, Сэм?

Он подтвердил это все с тем же беззаботным видом.

В 20.30 насчитали шесть молодых людей: все, как один, еле стояли на ногах.

— Не беспокойтесь, ребята, — ободрил нас Сэм после первой части концерта, завершившейся полным провалом.

Все наши попытки оживить это мрачное место окончились неудачей.

— Пропустите стаканчик, — предложил он великодушно, и мы заказали в баре темного пива, которое нам и принесли.

Мало-помалу число посетителей дошло аж до десяти, а потом и до двенадцати, пришли даже две девушки. Ничего не оставалось делать, как еще больше валять дурака. Прямо посреди одной из песен Джон с Джорджем напялили свои пальто и принялись вместе танцевать фокстрот, хотя вряд ли они слышали, что играли остальные, также как и посетители (просто невозможно было назвать их публикой).

Буффонада продолжалась в течение всей второй части. Джон и Пол развлекались, давая петуха и вставляя в песни слова, которых там не было и в помине. Они перевирали даже припевы морских песен. Уж не знаю, что подумали зрители, но — какого черта! — мы веселились. Им же хуже, если они скучали, заплатив 3 шиллинга 6 пенсов за такую «замечательную» вечеринку, — кругленькая сумма по тем временам!

Наконец, слава богу, это испытание подошло к концу, и сконфуженный Сэм сообщил нам дурную новость:

— Простите, ребята, у меня не хватает денег, чтобы вам заплатить.

— Ты заинтересован в том, чтобы их найти, — оборвали мы его.

В конце концов он заплатил нам 12 фунтов, тогда как мы договаривались на 20.

В миниавтобусе по дороге обратно в Ливерпуль мы делали вид, будто его вообще не существует. Мы отомстили ему специфическим битловским способом: мертвым ледяным молчанием и суровыми мрачными лицами, со взглядами, устремленными в пустоту. После этого фиаско Сэм избегал нас в течение девяти месяцев. Мы так никогда больше и не получили остатка нашего гонорара; я, во всяком случае, не получал.

7. Битлз набирают обороты

Сент-Паули ничуть не изменился. Был апрель. Репербан все так же бурлил, а знакомые лица встречали нас весенними улыбками. До Гамбурга мы ехали на поезде и на корабле, таща с собой купленные по такому случаю вещи. Астрид на вокзале встречала Стью и остальных. Она была в сногсшибательном черном кожаном костюме, от которого мы все обалдели; брюки бросались в глаза прежде всего, и мы их взяли на заметку, чтобы в будущем «слизать». По прибытии в «Топ Тен» Петер Экхорн и Тони Шеридан, который теперь был представителем «местного колорита», жарко жали нам руки. Еще один перебежчик из «Кайзеркеллера» тоже находился в клубе: Хорст Фашер, жесткий парень, бывший чем-то вроде настоятеля в кошмайдеровском «братстве». Он все бросил и перешел к Экхорну на второстепенные роли. И наконец, — вот так сюрприз! — милая старушка Мутти, уборщица туалетов, тоже покинула Бруно, чтобы обосноваться в «Топ Тене».

Какой контраст по сравнению с грустной атмосферой разочарования нашей первой поездки! В нашем распоряжении были две двухъярусные кровати. Каждый выбрал себе место; Джордж Харрисон расположился прямо надо мной. Эта комната стала нашим домом в улучшенном варианте, и мы прожили в нем около трех месяцев — до начала июля. В самом деле, Петер расширил спальню, чтобы нам было просторней и даже сделал ванную. Мы вчетвером устроились здесь вместе с Тони, тогда как Стью вернулся жить к Астрид.

Стью первым из БИТЛЗ надел кожаные штаны; вместе с Астрид они, должно быть, были одними из первых в мире последователей бесполой моды. Они походили друг на друга даже своей бледной кожей.

Потребовалось очень немного времени, а именно времени на сбор средств, чтобы остальные БИТЛЗ последовали за ними, обтянув ноги черными кожаными дудочками, а затем разыскав пиджаки подлиннее и заменив ими авиаторские куртки, уже порядком пообносившиеся. По сравнению со стьюартовским и астридовским, наш прикид был еще длиннее.

Я первым купил себе удлиненную куртку, настоящий кожаный плащ, которую нашел в одной лавочке в самом конце Гроссе Фрайхайт. Когда Леннон ее увидел, ему немедленно потребовалась такая же.

— Супер! — сказал он. — Где ты ее оторвал и за сколько? Я заплатил за нее около 15 фунтов. На следующий день он наскреб несколько марок и последовал моему примеру. Джордж не заставил себя ждать и вскоре выглядел в соответствии с нашим новым стилем, а вот Пол все никак не мог созреть. (Пол всегда предавался глубоким размышлениям, прежде чем расстаться со своими грошами. Например, он часто стрелял сигареты, но сам мог запросто достать из своей пачки всего одну штуку для себя, и не подумав предложить другим.)

Нам оставалось только одно. Мы продефилировали перед ним, дав понять, что теперь его очередь раскошелиться на длинную куртку. Мы без конца твердили ему:

— Ну вот, теперь у нас новый вид!

Но он все никак не мог решиться. В конце концов нам пришлось вмешаться и привести его в магазин почти насильно.

— Он хочет такой же плащ, как у нас, — сказали мы продавцу, — размер 38–40!

Мы часто смеялись над Полом из-за того что он всегда жмотничал. Мы так его задразнили, что он несколько раз решился сам первым за нас заплатить. Такое поведение не соответствовало его роли, он ведь обожал корчить из себя звезду и любил целиком владеть всеобщим вниманием одновременно и в жизни, и на сцене. Мне всегда казалось, что его самолюбие страдало, если кто-то из БИТЛЗ пользовался большим успехом, чем он.

Вскоре Стью, все также влюбленный в Астрид, сделался для БИТЛЗ козлом отпущения. Наши злые шуточки были для него настоящей пыткой, особенно когда мы начинали насмехаться над его исполнением известной вещи Элвиса «Love Me Tender». Астрид при этом всегда сидела в публике и смотрела своими прекрасными глазами на Стью, который пел исключительно для нее. Пока он с нежностью произносил слова песни, мы безжалостно издевались над ним:

— Он все еще влюблен, ребята!

— Да он просто фанатик!

— Посмотрите на этого Купидончика! У него из спины торчат стрелы!

— Эй! Дело-то не шуточное, кончайте паясничать!

В конце концов Стью, который принимал все это очень близко к сердцу, вопил:

— Заткните глотки, сволочи!

И мы предусмотрительно затыкались.

Мы издевались не только над его влюбленностью. Однажды вечером он явился в клуб с волосами, зачесанными на лоб. Астрид решила сама своей мастерской рукой создать новый образ, и Стью пришлось расплачиваться стрижкой, похожей на стрижку Клауса Форманна, когда мы встретились с ним в наш первый приезд. Мы все решили, что это уже слишком и прямо-таки корчились от смеха, показывая пальцем на его челку, словно он был каким-то чудищем из ночного кошмара, с головой, круглой, как пуговица. Когда мы увидели его на следующий день, его волосы снова были зачесаны назад, как у Элвиса.

Видимо, Стью все же обсуждал проблему волос с Астрид в тесном семейном кругу, потому что какое-то время спустя он опять появился с челкой, словно дразня нас.

Скоро Джордж сделал то же самое: отпустил челку. Пришлось ждать пять месяцев — до сентября, прежде чем Джон и Пол «вступили в клуб длинноволосых», хотя их челки были относительно короткими: даже не доходили до бровей. Что касается меня, то я ничего не менял и продолжаю зачесывать волосы назад еще и сейчас. Никто из группы никогда не просил меня выдерживать тот же стиль: он не считался у нас обязательным. Даже Брайан Эпстайн, после того как взял нас под опеку несколько месяцев спустя, никогда не обязывал меня носить знаменитую стрижку, хоть я и был членом группы. Эта прическа вовсе не так уж редко встречалась и до того, как Астрид проделала свой маленький эксперимент с волосами Стью: половина мужского населения всего мира носила такую же, и некоторые народы даже предпочитали ее, например, индонезийцы, до тех пор, пока не стало обычаем неофициально называть ее «стрижкой БИТЛЗ».