Опасные удовольствия - Лонг Джулия Энн

Колин с изумлением увидел, как Мэдлин на ходу украдкой сунула монетку в башмак мальчишке, но он даже не проснулся. Колина удивило, что на мальчике вообще были башмаки. Через огромную дыру на одном из них виднелась чумазая нога. Колин перевел взгляд на узкую спину Мэдлин. Несколько завитков темных волос выбились из прически и лежали на воротнике платья. Женевьеву, его сестру, беспорядок на голове просто свел бы с ума.

Мэдлин словно почувствовала его взгляд, рассеянно подняла руку и коснулась волос. Колин улыбнулся. Все-таки она прежде всего была женщиной, пусть не похожей на тех, кого он знал раньше.

Со своей новой знакомой, которая не убила его во сне и не привела полицейских, но которая не хуже любого солдата заряжала пистолет, Колин вышел на улицу, и серый английский рассвет, чтобы найти экипаж.

В Пеннироял-Грин рассвет можно было сравнить с девическим румянцем и перламутром. К рассвету в Лондоне это не относилось. Темное, словно покрытое копотью, небо просто начинало светлеть и иногда принимало лимонный оттенок. Потом становилось жарче, и все знали, что наступил день.

Но сейчас пока было холодно, пьяницы и воры, как цветы, тянулись со всех улиц навстречу закрытому туманной пеленой утреннему солнцу. Колин и Мэдлин услышали цоканье лошадиных копыт.

Колин поднял руку, чтобы остановить экипаж, благодарный туману, мрачному рассвету и своей большой шляпе.

– Гросвенор-сквер, – сказала кучеру Мэдлин. Тот был немного навеселе, с красным носом, потому что пил всю ночь напролет, чтобы согреться. Он посмотрел только на деньги, которые протянула ему Мэдлин, не обратив никакого внимания на высокого малого, который сел и экипаж и закрыл дверцу.

Тем временем женщин семейства Эверси и ту, которая скоро должна была стать ею, посадили в коляску и отправили назад в Суссекс, тогда как мужчины, за исключением Маркуса, предпочли ехать верхом.

Миссис Эверси просматривала список гостей, пригашенных на свадьбу Луизы, а Оливия и Женевьева весело обсуждали, что подавать гостям после церемонии.

Как они могут, размышляла Луиза Портер. Но с другой стороны, они – Эверси и уже пришли в себя после утренней эмоциональной встряски.

– Надо предложить им копченую селедку, мама, – предложила Женевьева. – Угощение подадут днем, значит, ты должна предложить им знакомое блюдо.

Луизе трудно было говорить. По правде говоря, когда Колин Эверси исчез с эшафота под взрывы дымовых бомб, она удивилась ничуть не больше, чем в ту ночь, когда его арестовали за убийство. Она ни на мгновение не поверила, что Колин убил кого-то ножом, даже Редмонда и даже за презрительные слова о его сестре Оливии. Но по-видимому, все это было неизбежным следствием его образа жизни. Он постоянно находился между двумя крайностями: удовольствием и опасностью. Даже, когда ее сердце замирало в груди при виде возводящегося эшафота, в душе жила крошечная надежда, что в этот день он не умрет.

В конце концов, невозможно надеть петлю на солнце и повесить его.

Давно она любила Колина Эверси? Луиза считала, что все началось со дня городского пикника в Пеннироял-Грин, когда им с Колином было по одиннадцать лет. День выдался теплый, ленты шляпки стали натирать ей шею, и она развязала их. Спустя несколько мгновений Колин сорвал шляпку с ее головы и помчался к холму.

Луиза помнила свои ощущения в тот момент: внезапный свист ветра в волосах и ласковое солнце на лице, хотя мать всегда предупреждала ее о появлении веснушек, ярость и одновременно удовольствие – ведь сам красавчик Колин Эверси украл у нее шляпку. А еще – глубокое беспокойство, потому что это была ее лучшая шляпка, которая исчезла за холмом в руках долговязого грубого мальчишки.

Но в этом и был весь Колин. Он отличался тем, что доставлял ее переживать множество эмоций за одно мгновение, все интересные, но не все спокойные.

На следующий день он принес к ее дому букет диких цветов, его глаза были полны озорства и почтения, он искренне извинился и быстро ушел. Колин рано научился делать благородные жесты.

Как она могла не любить его?

Но эта любовь была безнадежной. С Колином она ощущала себя озером, которое отражает яркое солнце. Он светил, а она только блестела в его лучах.

В тот день ее шляпку с извинениями за поведение Колина вернул его симпатичный старший брат – Маркус Эверси. Маркус всегда был симпатичным, добрым, внимательным, ненавязчивым, во многом очень похожим на саму Луизу. Его единственным недостатком было то, что он не был Колином.

Но, сделав ей предложение, Маркус, образно говоря, снова вернул ей шляпку. Вот таким типом мужчины был Маркус. От него не было никаких сюрпризов, за исключением того дня, когда он сделал ей предложение.

Для Луизы это было решением всех проблем. Братья перестанут относиться к ней с нежной тревогой: незамужние сестры без приданого всегда в тягость семье, независимо от их красоты и обаятельности. Ее жизнь станет такой же свободной и стремительной, как эта коляска, которая привезла их назад в Пеннироял-Грин. Она видела глаза Маркуса, когда он делал ей предложение, и знала, что он всегда будет ее любить, чего не могла сказать о Колине.

Но теперь… теперь Колин был жив.

И даже сейчас, когда все обсуждали свадьбу, которая должна была состояться через неделю… «Прости меня, Маркус», – подумала она.

Луиза уже не была уверена, что эта свадьба состоится.

Колину пришла в голову мысль, что единственное, что объединяло графиню Малмси и женщину, сидевшую напротив него в экипаже, – это их загадочность. Мэдлин Гринуэй смотрела в окно экипажа на мелькавшие улицы. За все это время она не проронила ни слова. Колину было любопытно, как она провела эту ночь в кладовой. Наблюдала, как он вздрагивал во сне? Обдумывала его слова о невиновности? Гадала о количестве картофелин в корзинах? Анализировала свою жизнь, какой она могла бы быть? Колин посмотрел на ее руки, которые свободно лежали на коленях. Они были в перчатках. Он вспомнил прикосновения этих рук прошлой ночью, невероятно ласковых, невероятно женственных и умелых. Он почувствовал, что у нее слегка дрожат пальцы, когда она прикасается к нему, и сам едва сдержался, чтобы не прикоснуться к ней, потому что инстинкты его тела часто преобладали над здравым смыслом, когда дело касалось женщин.

Но что ею двигало?

– У вас есть план? – Голос Мэдлин по-прежнему был хриплым, но в нем все же сквозили ироничные нотки. Как Колину хотелось, чтобы она немного пофлиртовала с ним. Он считал, что флирт успокаивает.

– Конечно. Я думаю, оправданный риск вполне допустим. Насколько я знаю Элеонору, это графиня, большую часть дня она будет спать, чтобы избавиться от последствий вечерней выпивки, с помощью которой она разгоняет свою тоску накануне вечером, потому что это единственный способ пережить ежемесячные вечеринки лорда Крампа. Сегодня – воскресенье, значит, вечеринка была вчера. Думаю, нам необходимо ехать прямо к графине и спросить у нее о том лакее.

– Надеюсь, вы действительно… знаете Элеонору. – Какое сухое предложение и очень удачная с точки зрения стратегии пауза.

– О, я знаю Элеонору. – Колин попытался загадочно улыбнуться, но когда подумал о графине, улыбнулся по-настоящему. Ему очень нравилась графиня Малмси. Она была красивой, что помогало ей вызвать симпатию у окружающих. Розовая кожа и темно-синие глаза, вздернутый носик и маленький рот, а главное – роскошная грудь, которой Колин восхищался всякий раз, когда танцевал с ней вальс. Но ее остроумие, которым она порой блистала, намекало, что в ней есть кое-что поинтереснее того, что подразумевают синие глаза и пышная грудь. Благодаря молодости ее остроумие считалось таким же опасным, как коготки у котенка, поэтому снисходительно принималось.

Но интереснее всего было то, что Элеоноре удалось выйти замуж за графа, которого невозможно было поймать в ловушку. Однажды он уже был женат, произвел на свет наследников и в свои зрелые годы давно и, судя по всему, с комфортом вдовствовал. А потом женился на Элеоноре.