Уроки переносятся на завтра - Сергей Боровский

К стене прикрепили огромный портрет Леонида Ильича, столы завалили букетами роз, а по бокам поставили две огромные корзины с гвоздиками. Руководитель команды декораторов отошёл на несколько шагов назад, чтобы полюбоваться результатами.

- Отлично! - подытожил он.

Его подопечные с лёгкостью ветра разлетелись в разные стороны, кроме одного лопоухого веснушчатого пацана с красной повязкой на рукаве.

- В караул? - спросил его преподаватель.

- Да.

- А где второй?

- Не знаю.

Преподаватель окинул взглядом окрестности, и цепкий глаз его упёрся в Серегу.

- Молодой человек!

«Попал!» - запоздало пронеслось в мозгу.

Серега мысленно приготовился к неравному бою на поле логики и, если потребуется, практической медицины.

- У меня занятия, - сказал он.

Но хитромудрый преподаватель знал расписание на зубок.

- У вас ещё двадцать пять минут, - отмахнулся он. - Постойте, пока я схожу за вашим сменщиком.

С этими словами он отобрал у лопоухого вторую повязку, которую тот держал в руке, и ловко приделал её на Серегин бицепс.

Не будь давешней истории с ОКО, наглому преподу, безусловно, досталось бы на орехи. Но сейчас присмиревший Серега не чувствовал в себе силы к сопротивлению. И кстати...

- Справку дадите? - выпалил он, озарённый внезапной идеей.

- Какую справку?

- Что стоял в почётном карауле.

По лицу преподавателя расползалась едкая улыбка, как будто ему предложили заняться чем-то предосудительным, но не лишённым привлекательности.

- Мы вернёмся к нашему разговору, когда подоспеет подмога, - пообещал он.

- Не пойдёт, - покачал головой Серега. - Мы не на хлопковой плантации в Америке.

Преподаватель вздохнул, всем своим видом говоря: вот, полюбуйтесь, кого мы вырастили, кто марширует нам на смену. Но вслух он сказал другое:

- Почётную грамоту выпишу.

- Можно и грамоту.

Они остались с конопатым вдвоём, замерев по стойке смирно возле корзин. Но покой им только снился. Ещё издали заметив преподавателя военной кафедры подполковника Берёзкина, бодро шагающего по направлению к ним, Серега сжался в комок и произнёс короткую молитву о спасении.

- Извини, не на этот раз, - ответил Всевышний.

- Что это за форма? - обратился Берёзкин к Сереге вместо приветствия, тыча пальцем в свитер. - Почему причёска длиннее положенной длины?

Серёга, конечно, мог бы ему возразить, что оказался здесь совершенно случайно, что никакой «военки» у него сегодня нет, и что поэтому на него не распространяются все эти упрёки. Но шанс быть услышанным в разговоре с Берёзкиным всегда стремился к нулю. Уповать приходилось лишь на быстрое возвращение начальника караула.

- Виноват! - рявкнул Серёга, придавая своему лицу туповатое выражение, которое, как подсказывал опыт, нравилось военным людям более всяких прочих.

Но и этот трюк не сработал. Берёзкин только распалился ещё сильнее и сполз в нравоучения, педагогично опуская маты, отчего его речь наполнилась сплошными междометиями и пыхтением. А всё потому, что Серёгины отношения с военной кафедрой вообще и подполковником Берёзкиным, в частности, складывались не самым гладким образом.

Поступив на службу в институт, молодой, подающий надежды капитан Берёзкин взялся за дело не в пример коллегам, которые пили вёдрами водку, приносимую в качестве мзды за экзамены и зачёты, приторговывали военными излишками и заставляли студентов облагораживать их дачи. Часами напролёт он гонял молодёжь по стадиону, учил оттягивать носок и делился различными хитростями: как за шесть секунд надеть противогаз, как уворачиваться от снарядов, как правильно наматывать портянки и носить пилотку. В общем, рвал задницу, как мог.

Нельзя сказать, чтобы его методы отличались особой жестокостью, но они почему-то не нравились студентам, привыкшим к спокойным занятиям в светлых, отапливаемых аудиториях, где удавалось и вздремнуть, и поиграть в «морской бой».

Серега так прямо и признался, глядя ему в глаза, после очередного кросса с препятствиями на тридцатиградусном морозе:

- Зря стараетесь, товарищ капитан. Ведь перед вами стена.

Берёзкин гадко улыбнулся в ответ и велел преодолеть ещё один круг.

Либо его рвение не ускользнуло от начальственного внимания, либо за ним стояла чья-то могучая волосатая рука, но очень скоро, буквально за год, он скакнул на две ступеньки выше по служебной лестнице.

- Может, ему генерала дадут и отправят в Москву? - мечтали студенты.

- Или в Афганистан?

- Да ладно, - говорили другие. - Это он карьеру делает. Выслуживается. Получит три звезды и станет, как все.

Только и оставалось, что уповать на чудо. И терпеть. Двум годам дурдома в армии умные мальчики предпочитали три года цирка в институте.

- С поста тебя снимаю! - наконец, заявил Березкин, вдоволь наоравшись.

Однако обрадоваться освобождению Серега не успел.

- Пойдёшь на кафедру архитектуры и принесёшь оттуда стенд, - приказали ему.

- Товарищ подполковник! У меня занятия через десять минут.

- Отставить!

«Стенд» оказался в количестве четырёх штук. Серега перетаскал их по одному, совершив марш-бросок в общей сложности километров на пять. Листы ДСП, прибитые к деревянным рамам, были украшены фотографиями и вырезками из журналов, свидетельствующими о заслугах Леонида Ильича перед человечеством.

И даже после этого Березкин не сжалился над пленником. Серега сбегал на военную кафедру за знаменем, а потом — за парочкой деревянных автоматов, точной копией АК-74, которые выдавались студентам вместо настоящих, чтобы они не покалечили случайно друг друга. Или ещё кого-нибудь.

Ни о каком продолжении занятий не могло быть и речи. Когда Березкин дал отбой, Серега кинулся прочь из здания института, полагая, что выполнил норму хороших дел на ближайшее десятилетие. Чёрт с ней, со справкой! Не подумали бы, что сбежал — и то ладно.

Глава 22. Философские вечера

Когда Серега вернулся в общагу, измотанный и злой, 226-ая при участии многочисленных гостей обсуждала проблемы мироздания. Прислушавшись к разговору, он догадался, что спор шёл на одну из вечных тем диалектического материализма. Удивительно, но на столе он не заметил никаких остатков пиршества.

Классическую точку зрения отстаивал Ваня Жилкин, а в роли еретика выступал Атилла. Как и положено опытному демагогу, он для начала решил сбить оппонента с толку, вынуждая его доказывать очевидные вещи, отчего они переставали быть таковыми.

- Марксизм учит нас, что форму определяет содержание, - наставительно и авторитетно заявил Иван.

- Я тебя правильно понял, - ехидно осведомился Атилла. - Что вот эта банка поменяет свои первоначальные округлости, если вместо воды мы нальём в неё бензина?

- Это примитивизм, - возмутился Ваня. - Примеры на пальцах.

- Да, но они обладают поразительной наглядностью.

- Представляю, если бы Гегель выражался таким же языком.

- Быть может, ты приведёшь более достойные аргументы в свою пользу?

- Без проблем!

Но кажущаяся лёгкость куда-то улетучилась, едва Ваня попытался увязать один логический посыл с другим. Атилла великодушно помог ему окончательно запутаться наводящими вопросами.

Тогда Ваня перешёл в контрнаступление.

- И что, по твоему, определяет форму?

- Внешняя среда.

Комсомольцы раскрыли рты.

- Она же, кстати, определяет и содержание. Именно поэтому на наших широтах не растут бананы. Пардон! - тут же спохватился Атилла, памятуя о высказанных ему претензиях насчёт примитивизма. - Форма есть особая сущность, которая, выступая своего рода буфером между содержанием и внешними условиями, позволяет содержанию безболезненно мимикрировать, приспосабливаться, развиваться и даже размножаться.

Дед Магдей помотал головой, будто проверяя, на месте ли она, и произнёс:

- А что у Ленина по этому поводу говорится?

- Да в общем-то то же самое, - не растерялся Атилла. - Заключение мира с Германией — яркий тому пример. Ведь не станем же мы утверждать, что в дружбе с империалистическим агрессором состояла суть молодой Советской Республики? Этот мудрый шаг был сделан во имя спасения ростков коммунизма, идеи которого, как мы наглядно видим, процветают и по сей день.

- Точно! И ещё это! - ББМ вскочил на ноги и стал щёлкать в воздухе пальцами. - Блин! Как его? НЭП!!! - заорал он дурным голосом.

Все устремили свои взгляды на Атиллу, ожидая от него одобрения сказанному или порицания.

- Ты отлично ухватил суть, - отозвался оратор.

Когда с основами диамата в первом приближении разобрались, разговор переметнулся на обсуждение смысла жизни. Тут же выяснилось, что Атилла, ещё до того, как сесть на скамью подсудимых, успел защитить кандидатскую диссертацию на родственную тему. Дословно воспроизвести её никто не возьмётся, но что-то типа «воспитания гармоничной личности в условиях развитого социализма». Смыслу жизни в ней посвящалась целая глава... Нет. Две.