Мама, я доктора люблю - Алина Зарайская

— Здорово! Хотя в такую мерзкую погоду не только настоящий тибетский, а и самый посредственный чай покажется божественным напитком.

— Тогда получается, что мы дней триста в году наслаждаемся напитком богов.

— Садитесь лучше, чайник вскипел.

Совсем расслабившись в объятиях Володи, под звуки его мягкого низкого голоса Анжела задремала, а двое мужчин продолжали негромко разговаривать.

— Да, хороша, ничего не скажешь! И удивительно: ни злости, ни упрека, ни даже вопроса, где ты был так поздно.

— Я же тебе говорил!

— Я бы, наверное, не смог изменить такой женщине.

— Я ее по-своему очень люблю, и мне с ней комфортно и спокойно, как, может быть, не будет ни с какой другой. Но жениться на ней я все-таки не могу, сам понимаешь.

— Понимаю. Но это все-таки очень жаль. Она мне очень понравилась, и я постараюсь быть ей другом настолько, насколько это возможно, не расстраивая твоих планов.

— И я буду тебе очень благодарен за это.

Они еще посидели какое-то время, а потом Владимир отнес уже совсем крепко спавшую Анжелу в комнату. Проснулась она от знакомого, но давно не испытанного ощущения. С минуту она тихо лежала, не открывая глаз, всем существом наслаждаясь разлившейся по телу негой. Но долго оставаться безучастной было невозможно, и Анжела ответила возлюбленному самыми горячими ласками, на какие только была способна.

Следующее утро, пока Володя ездил в институт, она провела еще у Кирилла, а потом они отправились на другой конец Петроградской стороны в недавно снятую Володей квартиру.

— Здесь еще ничего не приведено в порядок, но жить можно, — Володя пропустил ее вперед. — Так что ты не пугайся, весь этот хаос ненадолго.

Анжела включила свет, заглянула в комнаты и ужаснулась. Она, конечно, была с детства наслышана о страшном беспорядке, который бывает в квартирах холостых одиноких мужчин, но совсем не представляла, на что это может быть похоже. В комнатах нельзя было подойти ни к столам, ни к кровати — весь пол был завален книгами, бумагами, одеждой и даже посудой. И без того маленький коридор загромождали какие-то коробки и стопки старых газет. В кухню же Анжела и вовсе не решилась заглянуть.

«Боже мой, неужели в такой обстановке можно не только жить, но и работать?!» Она сама не смогла бы и дня прожить в комнате, где сидеть можно только на одном свободном стуле за столом, заваленном так, что почти не виден даже корпус монитора, а любое движение чревато разбитой чашкой или разлетевшимися в разные стороны листками бумаги.

— Что делать… Извини, я не успел приготовиться к твоему волшебному появлению.

— Глупости! Ты же знаешь — для меня самое главное то, что ты рядом. Все остальное можно поправить… или привыкнуть.

— Да, конечно. Но мне так хотелось привести тебя в чистое уютное гнездышко, а не в эту берлогу, — Володя виновато улыбнулся:

— Милый мой… — Анжела нежно обняла его и потерлась щекой о тонкий шерстяной свитер.

Ее спину тут же обхватили теплым кольцом сильные Володины руки. Вскоре они уже торопливо стягивали друг с друга одежду, катаясь прямо по валявшимся на полу книгам, бумагам и задевая тоненько позвякивающие чашки.

— А эта, как ты выразился, берлога не так уж плоха, — сказала Анжела отдышавшись. — Но я все-таки превращу ее во что-нибудь более цивилизованное. Причем начать стоит прямо сейчас, когда тело и душа полны радости и энергии. К тому же неплохо успеть до вечера.

Анжела легко поднялась и, уверенно ступая босыми ногами по мягким тканям и шершавым переплетам, прошла на кухню. Через мгновение оттуда послышался шум воды и звяканье переставляемой посуды.

«Какая же она все-таки умница», — прошептал Володя, зарываясь лицом в пушистый свитер, пахнущий горячим телом женщины, и с улыбкой заснул.

Когда Анжела разбудила его, было уже около девяти вечера. В темноте за окном по карнизу грустно стучал дождь. Владимир тряхнул головой, прогоняя сон, и огляделся: вокруг было чисто и просторно, лакированный пол тепло поблескивал в неярком свете торшера, из кухни доносился запах чего-то горячего и вкусного, а от Анжелы, смотрящей на него с улыбкой, — какими-то сладкими экзотическими цветами.

— У тебя такой вид, словно ты неожиданно оказался на необитаемом острове, — рассмеялась Анжела и протянула ему халат. — Пойдем ужинать! Ты, наверное, совсем голодный, ведь, кроме чая и бутербродов у Кирилла, больше ничего за весь день и не ел.

— Спасибо, — Владимир взял халат, еще раз огляделся и тоже рассмеялся.

Он и правда выглядел весьма нелепо: голый, сидя посреди чистой убранной комнаты на ворохе одежды, из-под которой то тут, то там торчали чистые или исписанные листки.

Глава девятнадцатая

Сытный вкусный ужин, горячий душ и спокойные мягкие ласки на свежих простынях, становившиеся еще уютнее оттого, что по стеклу часто барабанил сильный холодный дождь, обещали Владимиру несколько месяцев жизни, полной любви и тихой домашней заботы.

А для Анжелы наступило время непривычной усталости, перемешанной с горячей любовью и сексуальной удовлетворенностью, а иногда даже и пресыщенностью.

С помощью Полининого знакомого она быстро нашла работу. Правда, без прописки о какой-либо умственной деятельности можно было забыть, но даже уборщицей приятно работать в светлых аккуратных офисах, где и грязи-то почти не бывает и, что самое главное, платят больше, чем в большом продуктовом магазине или на складе.

Работа не пугала Анжелу, даже несмотря на то что приходилось мотаться по городу, успевая убирать в трех местах, а потом еще заниматься домом. Иногда, конечно, становилось до слез обидно, что вместо того чтобы работать квалифицированным инженером, приходится мыть полы, но близость любимого и сознание того, что все это делается ради него, быстро осушало глаза и возвращало на лицо улыбку. Тем более что с деньгами было очень плохо: Володя перебивался переводами и подрабатывал в каком-то медицинском журнальчике — все это приносило небольшой и нерегулярный доход, на который при желании, конечно, можно было прожить, но Анжела не хотела сидеть на чае и хлебе и уж никак не могла допустить, чтобы любимый голодал или не мог себе позволить самых элементарных предметов, необходимых для удобства и комфорта.

Когда это ощущение безвыходности становилось совсем невыносимым, Анжела — одна или с Володей, если он был свободен, — приходила на кухню, показавшуюся в первый день приезда такой мрачной и страшной, а теперь напоминавшую ей кирпичными стенами, темными деревянными полками и старинной утварью небольшую средневековую харчевню, ставшую самым теплым и уютным местом в городе, островком, где можно было спрятаться от страшного, унылого, одинаково леденящего тело и душу ветра.