Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

ИНСТРУМЕНТ[30]

До чего же примитивенИнструмент нехитрый наш:Десть бумаги в десять гривен,Торопливый карандаш —

Вот и все, что людям нужно,Чтобы выстроить любойЗамок, истинно воздушный,Над житейскою судьбой.

Все, что Данту было надоДля постройки тех ворот,Что ведут к воронке ада,Упирающейся в лед.

* * *

Тебя я слышу, слышу, сердце,Твой слабый стук из тайника.И в клетке ребер нету дверцы,Чтоб отомкнуть ключом стиха.

И я прочту в зловещем стуке,В твоих ослабленных толчкахРассказ о той, о смертной мукеВ далеких горных рудниках.

Ты замуровано, как вечник.Все глуше, глуше ты стучишь,Пока под пыткой спазм сердечныхТы навсегда не замолчишь.

У КРЫЛЬЦА[31]

У крыльца к моей бумагеТянут шеи длинныеВопросительные знаки —Головы гусиные.

Буквы приняли за зернаНаши гуси глупые.Та ошибка — не зазорнаИ не так уж грубая.

Я и сам считаю пищей,Что туда накрошено,Что в листок бумаги писчейНеумело брошено.

То, что люди называлиПросто — добрым семенем,Смело сеяли и ждалиУрожай со временем.

* * *

Так вот и хожуНа вершок от смерти.Жизнь свою ношуВ синеньком конверте.

То письмо давно,С осени, готово.В нем всего одноМаленькое слово.

Может, потомуИ не умираю,Что тому письмуАдреса не знаю.

* * *

Шепот звезд в ночи глубокой,Шорох воздуха в морозОткровенно и жестокоДоводил меня до слез.

Я и до сих пор не знаю,Мне и спрашивать нельзя:Тропка узкая лесная —Это стежка иль стезя?

Я тогда лишь только дома,Если возле — ни души,Как в хрустальном буреломе,В хаотической глуши.

* * *

Отчего на этой дачеНе решается задачаИз учебника тайги?

Подгонять ее к ответуУ меня таланта нету.Боже правый, помоги!

Сколько формул, сколько знаков,Каждый знак — не одинаков,Не таков, как был вчера.

А об истинном значеньеДумать мне — одно мученьеИ, конечно, не игра.

Дело было бы попроще,Если б пели в наших рощахПтицы, вроде соловья.

Я б доверил птичьим горламИзложенье важных формулСодержанья бытия.

Ведь любых чудес загадкаРешена во мгле распадкаИ до ужаса проста.

Что ж дрожит полярной ночью,Разорвав рубаху в клочья,Онемевшая мечта?

В ШАХТЕ

Жизнь, дорожащая мгновеньем,Где напряжен до боли слух,Где даже ветра дуновеньеИ то захватывает дух.

Нет, не затем я рос все выше,Чтоб, упираясь в потолок,Паденье этой тяжкой крышиСдержать и выдержать я мог.

Того чудовищного весаСвисающего потолкаНе удержать крепежным лесомХотя б и лучшего стиха.

Но рифм пугливое смещеньеИ треск ломающихся строфЗвучит сигналом приближеньяНеотвратимых катастроф.

И кто успеет двинуть бровьюИ доберется до норы,Покамест грохнет, рухнет кровляИ слышен грузный вздох горы.

Предупрежден моей судьбою,Где хруст костей — ему сигнал,Он припадет к груди забоя,Чтоб уцелеть от гнева скал.

И, стоя в каменной метели,Белее меловых пород,Поймет мои мечты и цели,Мою беспомощность поймет.

И возвратит свое значеньеТому, что звал он пустяком,Пустым воскресным развлеченьем,А не спасительным стихом.

ЗЛАТЫЕ ГОРЫ

Когда я плелся еле-елеНа зов обманный огонька,В слепящей и слепой метелиМеня вела моя тоска.

Я повторял твои простые,Твои прощальные слова.Кружились горы золотые,Моя кружилась голова.

В голодном головокруженье,В знобящей дрожи рук и ногДвоилось каждое движеньеВетрам упрямым поперек.

Но самой слабости сердечнойТакая сила придана,Что будь метель — метелью вечной,Со мной не сладила б она.

Мне все казалось — вместе, рядомС тобой в пурге вдвоем идем,Глядим двойным горячим взглядомНа землю, залитую льдом.

И вдвое я тогда сильнее,И вдвое тверже каждый шаг.Пускай и боль вдвойне больнее —Мне легче севером дышать.

Едва ли, впрочем, в той метелиХотя б один бывает звукПохож на стон виолончели,На глубину скрипичных мук.

Но мы струне не очень верим,И жизни выгодно сейчасРеветь на нас таежным зверем,Пургой запугивая нас.

Я верю в жизнь любой баллады,Любой легенды тех веков,Какие смело в двери адаВходили с томиком стихов.

Я приведу такие сказки,Судьбу Танкредов и Армид,И жизнь пред ними снимет маскуИ сходством нас ошеломит.

* * *

Я с отвращением пишу,Черчу условленные знаки…Когда б я мог карандашуВелеть не двигаться к бумаге!

Не успеваю за моейВ губах запутавшейся злостью,Я испугался бы гостей,Когда б ко мне ходили гости.

И в угол из угла стихиШагают, точно в одиночке.И не могу поднять руки,Чтобы связать их крепкой строчкой.

Чтоб оттащить их в желтый дом,В такую буйную палату,Где можно бредить только льдом,Где слишком много виноватых.

* * *

Говорят, мы мелко пашем,Оступаясь и скользя.На природной почве нашейГлубже и пахать нельзя.

Мы ведь пашем на погосте,Разрыхляем верхний слой.Мы задеть боимся кости,Чуть прикрытые землей.

* * *[32]

Мы ночи боимся напрасно —Цветы изменяют свой цветЗатем, чтобы славить согласнейПолуночный, лунный ли свет.

Хочу, чтобы красок смятеньеИ смену мгновенную ихНа коже любого растеньяПоймал мой внимательный стих.

Оттенки тех огненных маков,Чернеющих в лунных лучах,Как рукопись полная знаков,Еще не прочтенных в ночах.

Что резало глаз и пестрело,Теперь для того смягчено,Чтоб смело из ночи смотрелоВ раскрытое настежь окно.

И встретится с ищущим взглядом,И в дом мой поспешно войдетШагать и поддакивать рядом,Покамест не рассветет.

* * *[33]

О тебе мы судим разно.Или этот емкий стихТолько повод для соблазна,Для соблазна малых сих.

Или он пути планетамНамечает в той ночи,Что злорадствует над светомДогорающей свечи.

Может, в облике телесном,В коже, мышцах и кровиПоказалось слишком тесноЧеловеческой любви.

Может, пыл иносказаньяИ скрывает тот секретПрометеева страданья,Зажигающего свет.

И когда б тому порукойБыл огарок восковой,Осветивший столько муки,Столько боли вековой.

РОМАНС