Искушение на грани риска - Кира Синклэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Наполненное негативными эмоциями утро перешло в активный и радостный день – Финн, Женевьева и Ноа провели его вместе. Настала ночь – они провели последние часы с пользой для себя, и вот Женевьева лежала, разрумянившаяся от удовольствия, ее волосы разметались по подушке вокруг головы. Приподнявшись на локте, она посмотрела на Финна:
– Расскажи мне что‑нибудь, чего я еще не знаю.
– Весьма смелый вопрос – и к тому же сложный. Я понятия не имею, чего именно ты не знаешь, и могу промахнуться с догадками.
Женевьева легонько стукнула его ногой в плечо.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Не совсем.
– Расскажи мне что‑нибудь о себе. Ты не делился со мной ничем. И сказал, что обо мне знаешь все, а это достаточно странно слышать. У тебя же одни секреты. Например, я знаю, ты состоятелен, но понятия не имею, как и почему так вышло. Ты любишь драгоценности и искусство, но откуда возникли эти интересы? Есть ли у тебя семья – братья, сестры, родители?
С этими словами Женевьева слегка нахмурилась и, перекатившись на кровати, обернулась в простыню, словно все то, чего она не знала, заставляло ее чувствовать свою уязвимость, не позволяя оставаться обнаженной. Ну уж нет, подумал Финн, он не даст ей спрятаться от него. Протянув руку, он схватил край простыни и потянул – та соскользнула, и он бросил ее на пол.
– Эй! – негодующе воскликнула девушка, наклоняясь за потерянным.
Финн обхватил ее за талию, и они вместе упали на кровать – какое‑то время Женевьева пыталась с ним бороться, но потом смирилась, прижавшись к его телу.
– Я унаследовал семейное состояние, – начал Финн. – У моего прапрадеда была плантация, он выращивал хлопок и табак. Но прадед не захотел заниматься сельским хозяйством и был противником рабства – он желал стать влиятельным, обрести большую власть. Используя семейные связи, он построил бизнес экспорта и импорта, со временем расширив его в транспортный конгломерат. Каждое новое поколение вкладывало свои усилия в увеличение бизнеса – там была и транспортация морем, и железнодорожные перевозки, и перевозки на грузовиках… Наконец, дело стало приносить миллиарды долларов. Отец не стал исключением – и всю жизнь провел, расширяя компанию. К сожалению, это означало для него постоянные путешествия – порой он мог отсутствовать месяцами, открывая новый узел в Европе или Азии или приобретая крохотный склад в Африке. Мать ездила с ним.
Финн поймал себя на том, что в его голосе зазвучали горькие нотки, – и рассердился. Казалось бы, после стольких лет пора бы перестать злиться на родителей.
– Они редко бывали дома, – продолжал он, – а даже когда были, большую часть времени проводили в офисе. Бизнес был для них всей жизнью.
– Вот поэтому ты им и не занимаешься?
– Отчасти. – Финн помолчал. – Да нет, как раз поэтому. Я не имел возможности научиться многому у родителей, но кое‑что все же запомнил: в жизни важен баланс. Мы с Сойером рано решили для себя, что не позволим бизнесу – как и любой другой работе – поглотить нас целиком.
– Кто такой Сойер? – поинтересовалась Женевьева.
Финн почувствовал, как инстинктивно напряг плечи.
– Мой младший брат.
– Где он сейчас? Когда ты меня с ним познакомишь?
– Он умер.
Женевьева попыталась сесть, чтобы посмотреть ему в лицо, но Финн удержал ее.
– Как это произошло?
Конечно, она хочет это знать. Финн снова ощутил ярость, что неизменно охватывала его при воспоминаниях о Сойере. Всякий раз, когда ему удавалось победить ярость, его одолевало чувство вины… и от него избавиться было невозможно.
– Когда я был моложе, то очень любил адреналин. Женевьева задумчиво склонила набок голову, пальцы ее, что игриво теребили его руку, вдруг замерли – по‑видимому, услышанное ее озадачило.
– Когда у тебя достаточно денег, чтобы покупать целые острова, но в жизни еще нет четкой цели, ты быстро начинаешь скучать.
– Не обязательно, – возразила девушка. – Но ты, я так понимаю, начал.
– Да. И мне не понадобилось много времени, чтобы понять: проблему решает адреналин. В семнадцать я начал заниматься гонками на машинах – нелегально, заметь.
– Ну конечно, иначе зачем? – саркастически заметила Женевьева.
– Именно. Чем опаснее, тем лучше – так тогда думал я. Некоторые мои дружки‑дегенераты подсели на наркоту, но я никогда этим не увлекался.
– Тебе нравится вызов, а не потеря контроля над собой.
– В общем, да. Уличные гонки, прыжки с тарзанкой и парашютом – все, что только было изобретено человеком для получения дозы адреналина, было знакомо мне.
– А при чем тут Сойер?
– Он был моей полной противоположностью – серьезен и любил учиться. Я не имел ни малейшего намерения заниматься семейным бизнесом, а он, напротив, всегда планировал продолжать дело родителей. Они это поняли и начали готовить его к этому с раннего возраста.
– И это тебя беспокоило? То, что они выбрали его, а не тебя?
– Нет, – горько усмехнулся Финн. – Мне было жаль Сойера, хотя я знал, что его мысль о работе в компании не пугала, как меня. Дело было в том, что, когда родители уезжали, мы оставались вдвоем – и, несмотря на разницу в характере, были очень близки.
– Неудивительно.
– Но мы и постоянно ругались – все время.
– Тоже неудивительно, ведь вы были молодыми, и к тому же братьями.
– Может быть. Чем взрослее я становился, тем более усугублялась ситуация, потому что Сойер не одобрял моих увлечений. Он постоянно говорил мне, что я погибну молодым.
Финн умолк, задумавшись о том, как это оказалось несправедливо, что в расцвете сил погиб вовсе не он, а брат. И только когда Женевьева вновь заговорила, он вернулся к реальности.
– Что же произошло? – спросила она.
– Однажды вечером он последовал за мной на гонку – он был рассержен. Прокатился слушок, что полиция в курсе насчет планируемой гонки, потому место быстро изменили. Сойер откуда‑то узнал, что и новое место больше не секрет. Он поехал за мной в попытке остановить меня, но я не слушал. Мы поругались, но я все равно сел в машину. Я не видел, как все случилось, но мне рассказали. Полицейские и впрямь прикатили – и люди в панике принялись разъезжаться. Каким‑то образом Сойера задели. Потом мне сказали, что он погиб на
