Дело незалежных дервишей - Хольм Ван Зайчик

Если бы ему еще вчера сказали, что дети могут так смотреть, он бы не поверил.

Однажды ему пришлось остановиться, пропуская марширующую с песней небольшую колонну; тут и девочки, и мальчики, за исключением двух, несших тяжелые, допотопные отбойные молотки, и одного, несшего большой портрет начальника уезда, шли исключительно с карабинами – к счастью, обнадеживающе легкими по виду, ненастоящими; стволы их были украшены маленькими зелеными флажками. В открытое окно повозки Богдану прекрасно слышна была песня, которую слаженно и от души горланили ребята:

– Возьмем винтовки новые!

На штык флажки!

И с песнею в раскопные

Пойдем кружки!

Раз, два! Все в ряд!

Аллах нам рад!

Сбоку от колонны шел совсем юный знаменосец; большой флаг с кистями был ему явно великоват, но он, закусив губу, очень старался; на полотнище было видно вышитое золотом усатое доброе лицо в чалме и надпись: «Кружок „Батько Шлиман“». «Да это же открыватели древнейшего черепа!» – вспомнил Богдан сводку новостей.

Каштаны, тополя, снова каштаны вдоль улиц… Да, город был красив. Был бы красив. Если бы не отчетливое ощущение какой-то запущенности, неухоженности какой-то; улицы перекапывать у жителей время было, а вот вставить, скажем, несколько выбитых стекол – нет.

Вскоре Богдан въехал в район гостиниц – в Асланiве их называли «готелями». Здесь было почище.

Готель «Старовынне мiсто»,

чуть позже

На каком-то наитии Богдан из всех выбрал небольшой и по виду очень уютный и тихий, утопающий в каштанах готель «Старовынне мiсто». Поставил «тахмасиб» так, чтоб он никому не мешал, в самом углу стоянки, подхватил с заднего сиденья свою сумку и пошел внутрь. В холле было прохладно. Пожилой служитель разморенно дремал за своей стойкой; когда Богдан приблизился, он пробудился и встал, показав своей изрядный животик. На его смуглом, с немного приторными усиками лице возникла радостная улыбка.

– Здравствуйте, – сказал Богдан. – Доброе утро, вернее…

– Здоровеньки салям, преждерожденный-ага.

«Вот как они говорят», – отметил Богдан.

– Я хотел бы снять номер дня на три.

– Якой номер желает преждерожденный-ага?

– Обычный… одноместный, – Богдан не знал, что еще сказать.

– На солнечную сторону чи в тень? На улицу чи во двор? Усе, как пожелает преждерожденный-ага.

– У вас настолько свободно?

– Шо да, то да, – вздохнул служитель. – Да нонче и везде свободно. Вот вчерася, правда, прибыл один вроде вас преждерожденный, с самой столицы, с брегов Нева-хэ… а так – ни души. Да и тот, по правде сказать, як ушел днем – так и згинул, загулял… А с виду приличный був преждерожденный, серьезный.

«Да что ж это у них в Асланiве люди-то всё пропадают?» – мрачно подумал Богдан, расписываясь в журнале, который подал ему словоохотливый служитель, и, возвращая документ, спросил сам не зная зачем:

– Из столицы? Забавно… А как звать-то его?

Служитель принял у него журнал, глянул – и расплылся в улыбке:

– Та и вы ж с Александрии! Ну надо ж… Знакомцы?

Богдан пожал плечами.

– Як звать… як звать… – Послюнив неторопливо палец, служитель отлистнул страницу назад и повел ногтем по многочисленным графам. – Сейчас поглядим, як звать. Лобо Багатур…

«Ого!» – подумал Богдан. Сумка едва не спрыгнула с его плеча.

– Знакомый?

Богдан помолчал, собираясь с мыслями.

– Первый раз слышу, – сказал он. – Александрия – город большой… Да, так что касается номера… я предпочту номер тихий, во двор.

Процедура записи заняла не более минуты; обрадованный служитель выдал Богдану ключ и вызвал мальчика-сопровождающего. Тот буквально вырвал у Богдана его сумку и повел его к номеру. Не было в мальчике привычной для ордусян доброжелательности. Услужливость была, а доброжелательности не было.

Оставшись один, Богдан наскоро почистил зубы и принял душ; он торопился, чтобы успеть к десяти, так как хотел посмотреть местные новости, первый серьезный выпуск которых по всей Ордуси, соответственно местности и часовому поясу, начинался в десять. В глубине души жила сумасшедшая надежда, что, пока он летел, Жанну и ее профессора нашли – и об этом обязательно сообщат. А после новостей – надо попробовать вызвонить Бага.

То, что Баг здесь, – настораживало. В подобные совпадения Богдан давно не верил. Готель-то они вполне могли выбрать один и тот же, не сговариваясь – Богдан прекрасно помнил, как они то и дело, совершенно по-разному размышляя, приходили к одним и тем же выводам. Но вот то, что Баг оказался в Асланiве именно теперь…

К началу новостей Богдан опоздал. Когда он, торопливо вытираясь и надевая очки, включил телевизор, уже шли комментарии.

Молодой человек в чалме и пестром ярком халате сидел напротив женщины средних лет, одетой подчеркнуто по-европейски. Богдан узнал знаменитую в свое время вольнодумицу и свободословицу из Мосыкэ, еще недавно буквально не исчезавшую с телеэкранов. Известно было, что характер у нее – не приведи Господь. «Я стану говорить тебе правду, сколь бы горька она ни была…» – некогда сообщила она в ответ однокласснику, который вдруг решился подарить ей букет цветов; понятное дело, одноклассник к ней больше и на полет стрелы не приближался.

«Вы думаете, я не могла бы врать, как вы? – говаривала она в запальчивости. – Льстить, как все вы льстите друг другу? Но ведь должен же быть в мире хоть один честный человек!»

Постепенно от частных бесед с отдельными людьми она перешла к телевизионным комментариям на общие темы. Никто уж и не помнил, как эту женщину зовут на самом деле, ибо в самом начале своей телекарьеры она взяла сценический псевдоним Валери Жискар д-Эстен – то ли сама с детства завороженная романтичностью языка мушкетеров, то ли в надежде, что вместе с именем к ней перейдет хотя бы толика рыцарственной элегантности и непринужденного аристократизма покойного французского президента.

Большинство ордусян воспринимало Валери как блестящего артиста-комика, и в период ее наивысшей популярности нередко можно было услышать, как, растворивши окна, давно отчаявшиеся дозваться детей домой молодые мамы решаются прибегнуть к последнему средству: «Юра! Рамиль! Идите скорей, Валери показывают!»

Чувствительный Богдан сильно подозревал, что бедная женщина не вполне адекватно воспринимает реальность и сама очень страдает от этого. К сожалению, помочь ей было уже нельзя – с того самого мгновения, когда она впервые публично произнесла слово критики в адрес ордусских порядков и персонально Великого князя Фотия. Во всем мире давно укоренилось: принудительно подвергать психотерапевтическому обследованию можно только тех, кто безудержно одобряет свою страну и существующие в ней порядки; те же, кто их несет в хвост и в гриву, должны обращаться за помощью сами, в противном случае, что бы они ни вытворяли, их заведомо считают просто-напросто оппозиционно настроенными.

Постепенно популярность Валери на центральном телевидении пошла на убыль. Однообразие для эксцентрика губительно. Богдан не видел ее на экранах уж года четыре.

Торопливо бреясь, александрийский минфа краем уха вслушивался в телебеседу.

– Скажите, преждерожденная Валери, что вы думаете по поводу ужаснувшего весь Асланiв исчезновения нашего гостя из прекрасной Франции, достопочтенного профессора Кова-Леви?

– Я полагаю, молодой человек, что это похищение.

– Похищение? Поразительно. Кто же его похитил?

– Улусные, а быть может – даже имперские спецслужбы.

– Воистину поразительно! Зачем?

– Имперская администрация ненавидит ваш уезд. Этот островок свободы для нее как вечный укор. Ордуси позарез нужно показать, что ваша борьба за возрождение национальной культуры дестабилизирует ситуацию в уезде. Что ваша борьба за права человека криминализует общество. Поэтому была проведена простая операция посредством заброшенного в ваш уезд отряда спецназначения. Вы не знаете этих людей, а я знаю – это звери. Вечно пьяные и смертельно ненавидящие всех, кто знает хотя бы таблицу умножения и читал хотя бы букварь. Ваши человекоохранительные органы будут искать несчастного ученого в горах и горных поселках, а он, я не сомневаюсь, уже томится в застенках Александрийского Возвышенного Управления. Полагаю, чтобы окончательно скрыть свое преступление, им там придется убить беднягу. Ну и, разумеется, его девочку заодно.

Богдан сразу порезался.

«Она уже не моя жена, а его девочка?»

– Аллах керим! Преждерожденная Валери! У вас есть какие-то доказательства?

– Мне доказательства не нужны. Вы спросили – я ответила. Еще в древности говорили: кому выгодно? Исчезновение гостя выгодно только тоталитарному режиму Ордуси, который во что бы то ни стало пытается разорвать крепнущие связи Асланiва и мировой цивилизации.