Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще начинать движение из крупного города довольно трудно из-за одной психологической детали — водитель, не успев покинуть шумный, назойливый центр, видит на дороге «голосующего» попутчика и в принципе рад бы взять его по доброте своей, да уж больно надоели ему людишки в городе и очень уж хочется побыть одному. Другое дело — на трассе, где после многочасовой езды в одиночку всякому хочется поболтать с кем-нибудь. Одним словом, пришлось изрядно повертеться на шоссе, прежде чем мы покинули Копенгаген.
Счет машин «размочили» в «фордике» веселого небритого паренька и домчали с ним до Роскильде, городка в тридцати километрах от столицы. Затем еще машина, и снова отрезок пути в 20 километров. После нескольких очередных посадок на микрорасстояния я стал постигать специфику Дании: в этой чересчур компактной стране нет больших дистанций по прямой. Сухожилия дорог разбегаются по карте во все стороны, и если ты стремишься в определенное место, то приходится пересаживаться через каждые 20 — 30 километров.
Вежливый архитектор из Оденсе, родины знаменитого Андерсена, взял нас на шоссе, ведущем к парому между островом Зеландия, где и находится Копенгаген, и островом Фюн. Почти не снижая скорости, он влетел на паром. Архитектор закрыл машину и позвал нас на верхнюю палубу насладиться морской прогулкой.
— Видите эту насыпь на берегу, — показал наш водитель, — это строится мост между двумя частями Дании. Дорогая штука получается, все-таки почти 15 километров мостик. А по мне — зря они все это затевают: хоть и дорого пользоваться каждый раз паромом, а все же такое удовольствие для тех, кто может за рулем посидеть вот так на палубе, подышать воздухом. Особенно любят паром водители грузовиков, которым днями приходится гонять без остановки...
На окружной дороге в Оденсе мы сели к словоохотливому работнику Красного Креста, который с огромным удовольствием демонстрировал свое прекрасное знание английского, рассказывая о многочисленных поездках по всему свету.
Следующий водитель, владелец бара из Вайле, доставил нас в свой городок и не отпускал до тех пор, пока мы не отведали по бокалу прохладного пива в его заведении. Хозяин, подавая пиво, что-то громко произнес по-датски, и посетители — несколько игроков в бильярд — сгрудились у стойки: «Русский? Да ну? Откуда?»
Ой, как бы не зазнаться!
К вечеру прибыли в Хорсенс.
— Сейчас я отвезу тебя в уникальное место, — объявил Питер после разговора с кем-то по телефону, — гордись тем, что даже не всякому датчанину позволено побывать там.
В полной темноте мы добрались на автобусе до малюсенькой деревеньки, а затем долго шли между домишками и полянами, пока не натолкнулись на молодого парня, ожидавшего нас на берегу моря.
— Еспер, — представился он. — Добро пожаловать на остров Ворсё.
Остров и островитяне
Ворсё отделен пятьюстами метрами береговой отмели от материка. Во время отлива добраться до острова можно в обычных сапогах, однако нас отвезли как почетных гостей на тракторе — единственном виде транспорта хозяев острова.
Их двое — Еспер и Нильс, оба орнитологи, занятые изучением экзотических птиц-коморанов, обитающих на Ворсё с ледникового периода. Кстати, в Европе это единственное место, где их можно встретить, поэтому, видимо, вход в заповедник строго воспрещен.
По дороге Питер рассказал об Еспере.
Учились вместе на журфаке, где Еспер не отличался кротостью поведения — пил, наркоманил, безобразничал.
Потом дороги их разошлись, и вдруг Питер узнает, что с парнем произошла странная перемена. Он навсегда расстался с дурными привычками, оборвал все старые связи, устроился работать на этот остров и занимается только своими подопечными.
Весь следующий день мы бродили по острову, наблюдали за коморанами из замаскированной среди деревьев башни.
Странная деревня
Через день мы стартовали на запад Дании к побережью Северного моря. Первая остановка — деревня Фельцтрин, куда прибыли довольно рано. Что-то особенное связывало Питера с этим местечком, оттого и хотелось ему побывать здесь лишний раз.
Деревня и впрямь стоила внимания. Начать хотя бы с весьма своеобразного состава ее жителей: старые фермеры, бывшие хиппи и гренландцы. А еще в Фельцтрине есть театр, да не простой, а национальный гренландский, в котором ставятся психоделические пьесы с элементами пантомимы и шаманских ритуалов. Свободных мест в театре не бывает, и среди зрителей не только местные крестьяне, но порой и ценители со всего света — так популярен театр «Тукак».
В местном «сельпо» Питер столкнулся с несколькими знакомыми, среди которых был и Рейдер — режиссер театра. Хозяин лавочки обрадовался встрече со старыми приятелями и угостил всех присутствующих выпивкой.
— Хороший он парень, — сказал Питер о хозяине, — но бизнесмен никудышный. Всегда угощает знакомых, а в деревне ведь нет незнакомых.
Рейдер, стремительный и экстравагантный, схватил нас в охапку, отвез на машине к себе домой, угостил вином, познакомил со своим дружком из Сингапура и тараторил все это время без умолку.
Потом завопил, что страшно опаздывает, у него решаются глобальные проблемы, сунул ключ от соседней фермы, где нам предлагалось переночевать, и уехал в неизвестном направлении.
На следующий день я увидел человека, без которого немыслимо датское благосостояние. Питер привел меня к самому старому фермеру деревни Ивару. Ему 87 лет, последние десять лет живет совершенно один и по-прежнему трудится. А работы — ой как хватает! — огромное поле зерновых и свинарник на сто голов.
— Неужели даже помощников не нанимаете? — с сомнением спросил я, глядя на сухонького, но еще крепкого старика.
— Вот еще, — фыркнул Ивар, — тут и одному делать нечего.
И он продемонстрировал, как загружается обмолоченная пшеница в кузов трактора, а затем автомат разбрасывает зерно в лотки свиньям.
В доме Ивара фотографии и гравюры его родичей последних шести поколений. Больше всего старик любит собирать вещи, выброшенные морем. В одной из комнат он хранит иллюминатор, компас и прочие останки немецкого парусника, затонувшего у берегов Фельцтрина в 1907 году.
— Кажется, будто вчера это было,— вспоминает он.— Мы с мальчишками стояли на берегу и ничем не могли помочь этим людям. Неласковое море-то в наших краях.
На прощание я предложил Ивару остаток русской водки, прихваченной с собой на всякий случай.
Он пригубил стакан и мечтательно произнес:
— Да-а. Сколько я в этой жизни пережил — две войны, три кризиса, двух жен, а вот такой штуки пробовать не приходилось. Должно быть, хорошая у вас страна, коли такую водку выпускаете.
Прощаясь с Фельцтрином, мы заскочили к еще одной знаменитости — писательнице Ютте Борберг, хорошо известной по всей Дании. Господи, как они только существуют, западные литераторы — без Союза писателей, без Литфонда и Домов творчества, да еще и забираются жить непременно в глухомань, а не в столицу!
По масштабу своего творчества Ютте считается датским Борхесом в юбке. Ей 73 года, что явно не вяжется с моложавой внешностью. Среди ее привычек — ежедневное купание в море нагишом вне зависимости от времени года. Еще любит принимать душ во дворе, на глазах у всей деревни, и любит, когда дом полон молодых людей. Новому другу Ютте, как сообщил по секрету Питер, что-то около тридцати.
Дом писательницы выстроен без особых излишеств, разве что гостиная сделана полностью из стекла. По-видимому, главный девиз Ютте Борберг — «Никаких тайн!».
Датская Одесса
Из Фельцтрина мы двинули на восток в родной город Питера Орхус. Ехали очень быстро. Водители попадались все люди молодые, легкие в общении. Запомнилась последняя машина перед Орхусом. В салоне — две девушки, студентки артистического колледжа. Машина — настоящая студенческая — старенький «фольксваген» — букашка букашкой. Пришлось немного пофантазировать, пока мы уместились в ней вчетвером, плюс мой рюкзак. Наши попутчицы возвращались в Орхус из города Рандерса, где проходила выставка Иоко Оно — вдовы Джона Леннона. Всю дорогу они щебетали о своих впечатлениях, а в конце резюмировали: «И все-таки она выпендривается».
Орхус — второй по величине город Дании, однако понравился куда больше, чем столица. Если проводить аналогию, то его можно назвать «датской Одессой». Живописная морская бухта, веселые нарядные улицы, на которых встречается меньше пьяниц, чем в Копенгагене, зато больше симпатичных девчонок. В центре города остался кусочек действующего средневекового Орхуса, не стилизация, а по-настоящему древние дома, улочки, мастерские, лавочки, и все это открыто для доступа.