Свобода - Афаг Масуд

- Лимона не нашлось... выпейте, профессор, я только что заварила.

После ее ухода, помешивая ложечкой чай, профессор подумал, что все насколько ясно, настолько и сложно...

Выходит, он, никому не мешая, не навредив даже малюсенькому муравью, ни во что не вмешиваясь, приходя по утрам в свой кабинет в клинике и уходя по вечерам в свой одинокий дом, в своей постели, сам того не ведая, совершал смертный грех... Значит, и в своем внутреннем мире, даже в своих снах человек не может быть свободным... Самые опасные и жесткие запреты и законы, оказывается, таятся внутри самого человека...

Но сколько потом профессор ни перебирал в памяти прочитанные им книги по теории и практике психиатрии, он не смог припомнить ничьих мыслей или предположений по поводу этой горькой истины. В психиатрической науке об этом ничего не было...

***

... Тело академика покоилось в большом актовом зале Академии, на высоком, покрытом красным бархатом пьедестале, установленном на сцене, а потому снизу были отчетливо видны его бесцветное лицо и сложенные на животе мертвые руки...

... На бледном лице академика, словно со вчерашнего дня застыло знакомое выражение страха. Тонкие крылья ноздрей были широко раскрыты, подбородок сжат, словно в плаче.

Точно такое же выражение было на лице академика днем раньше, когда, сидя в кабинете напротив профессора, он впивался в него полным безнадежности взглядом, как утопающий хватается за соломинку. А профессор с холодностью безжалостного хирурга совершал над ним тысячу операций, причиняя страдания его и без того измученному страхом телу...

... От этой мысли странное тоскливое чувство охватило профессора... Он виноват в смерти академика. Это горькая, неопровержимая истина, - думал профессор, покусывая кончики усов, - и теперь всю оставшуюся жизнь, все свои дни, которые, может быть, и по пальцам пересчитать можно, он будет жить с этой мыслью...

... В зале не было никого, кроме сидящих в первом ряду семи - восьми женщин, человек пятнадцати мужчин и четверых стариков с орденами на груди, стоящих в почетном карауле, и уже клонящихся в разные стороны оттого, что сменить их было некем. От долгого стояния они, казалось, уже пропитались запахом формалина, смешанным со звуками траурной музыки, и уже сами стали походить на лежавшего в гробу академика...

... Запах формалина доходил и до севшего в середине зала профессора, и ему уже было все равно - исходит этот запах от спящего в гробу академика или от него самого. Печальная траурная музыка звучала, словно не на церемонии прощания с академиком, а оплакивала его самого последние дни...

Еще по дороге сюда профессор решил, что нет никакого смысла провожать академика до кладбища. Это безжизненное известково-белое тело, лежащее сейчас на сцене, на покрытом красным бархатом пьедестале на вершине горы цветов, по сути дела, не имеет никакого отношения к академику... - думал профессор, глядя на гроб.

Сам академик, может быть, сейчас уже был на снившемся ему берегу серого, бурного моря... Быть может, в это мгновение бедного ученого, смешав с остальными, укладывают в ящики...

... Он посмотрел на часы. Без пятнадцати четыре... Через четверть часа тело вынесут...

... Он поднялся, тихими шагами между рядов пробрался вперед, сел позади полной женщины в черном платке и долго смотрел на сцену - отсюда ему лучше было видно лицо академика.

... Академик с близкого расстояния вообще не был похож на себя. Лицо его выглядело полнее, да и вообще казалось, что лежащий в гробу гораздо дородней академика... Или это ему так казалось?.. Или тело академика так раздулось?!.

Сидящие впереди безмолвно смотрели на сцену, время от времени кто-нибудь из женщин тихо подносила платок к уголкам глаз.

... Наклонившись вперед, профессор прошептал полной женщине в черном платке:

- Да упокоит господь его душу... Да будет это вашим последним горем...

Женщина обернулась, взглянула на профессора заплаканными глазами так, словно он сказал что-то неприличное. А потом с обиженным лицом указала на сидящую рядом ухоженную женщину:

- Вот вдова покойного...

... Вдова академика - худощавая, красивая женщина средних лет с острыми чертами лица - обернулась и тихо сказала:

- Профессор!?.. Я узнала вас по голосу...

- Я... Да упокоит господь его душу... Да будет это вашим последним горем...

Но вдова академика, словно не расслышав его слов, продолжала все так же сидеть и смотреть на сцену.

- Я... - профессор заворочался в кресле и наклонился чуть ближе. Тысячу раз прошу простить меня... наверное, сейчас не место... - с деланным смущением говорил он, - но у меня к вам небольшой разговор... если можно, срочный...

- Ко мне?.. - не оборачиваясь, удивленно пожала плечами женщина.

- Да, да, к вам... - торопливо прошептал профессор, он посмотрел на часы, потом огляделся, - очень прошу... всего пять минут...

- Но сейчас...

Женщины в черном повернулись и с возмущением взглянули сначала на профессора, а потом - почему-то и на вдову.

- Послушайте, хотите, поговорим прямо здесь. Понимаете, дело в том, что...

... Взгляд профессора почему-то вдруг упал на сцену, и ему показалось, что академик вдруг приподняв руку, махнул ему и снова опустил руку на живот...

Взяв себя в руки, он оглядел людей, неподвижно уставившихся на сцену. Ничего, кроме холодной печали, на их лицах не было.

- ... Дело в том, что мне нужна последняя рукопись покойного. Причем очень срочно.

При этих словах вдова академика вздрогнула, обернулась и вонзила в глаза профессора взгляд черных, как уголь, зрачков.

- Он что-то говорил вам об этой рукописи?..

- Да... - профессор запнулся, - говорил, в смысле... можно сказать, что говорил...

Вдова наклонив голову к профессору, полушепотом сказала:

- Я не могу дать ее вам.

- Почему?.. Вы думаете, что...

- Я сожгла эту рукопись... вчера же... как только он скончался...

... На этих ее словах траурная музыка замолкла, зазвучал национальный гимн...

... Чувствуя, как снова нарастает гул в ушах, профессор уставился на сцену, где на горе цветов покоился академик.

Академик уже не давал ему знаков... Громадный желтоватый зал, вдруг сжался, посерел, женщины в черных платьях, сидевшие в первых рядах, словно в каком-то кошмаре, вдруг стали тоньше, и как черные, острые зубья выстроились по бокам, а гроб на сцене вдруг стал расти и уперся ему почти в горло...

...Профессор встал и, цепляясь полами пальто за стулья, вышел из зала...

С трудом добежав до мусорной урны в дальнем конце вестибюля, он, прячась от посторонних, сунул чуть ли не всю голову в ведро, его отчаянно выворачивало от рвотных спазмов...

... Но желудок был пуст. Он достал из кармана пальто платок, вытер губы, и вдруг вспомнил, что уже два дня у него ни крошки во рту не было.

... Вдову заставили сжечь рукопись академика... запретные мысли, о которых он говорил, бесследно исчезли с лица земли, - думал профессор.

... Вестибюль был пустынен. Топот собственных шагов раздражал и без того расстроенные нервы профессора.

... Что же теперь делать?.. - думал он, расхаживая, руки в карманах, по вестибюлю. - Идти и покупать себе саван, а потом вернуться домой, обернуться в него и ждать этого настойчивого, упорного посланца!?.

Профессор почувствовал, что ему хочется кричать что есть мочи, разбить равнодушную тишину этого огромного здания.

... Пара человек в пальто и шляпах, о чем-то тихо разговаривая и не обратив на него внимания, поднялись по лестнице и вошли в зал.

... Отвернувшись к стене, профессор прижался к мраморному подоконнику.

... Все это от нервного расстройства и переутомления... - подумал он и, аккуратно сложив вчетверо, спрятал в карман измятый им, пока сидел в зале, платок.

... Выходит, - думал профессор, - я еще не совсем обречен, у меня еще не оборвалась связь с этим миром, как говорил этот больной переводчик... Если мысль о смерти пугает меня, то значит...

И тут вдруг профессору вспомнилось, как всего лишь вчера маленький академик плакал, уронив голову на руки... Неизбежность ухода из жизни пугала и академика.

... Двери актового зала широко распахнулись. Показался сначала гроб с телом академика, затем несколько венков, за ними стали выходить люди...

... На миг профессору захотелось скрыться из вида, сойти по лестнице, смешаться с людьми, затеряться в толпе... Но тут глаза его встретились с презрительным и гневным взглядом той самой полной женщины в черном платке, сидевшей рядом с вдовой академика, он растерялся и отошел в сторону...

... Гроб проследовал мимо него вниз по лестнице...

- Профессор...

... Это была вдова... Она смотрела на него из толпы, идущей за гробом...

... Опустив голову, он смешался с процессией...

... На части улицы движение машин было остановлено, и над ней гордо и торжественно плыл гроб... Вдова замедлила шаги и пошла рядом с профессором...

- Вы простите меня, профессор... Я увидела, в каком состоянии вы вышли из зала...