Свобода - Афаг Масуд

А затем, задыхаясь от ужаса, увидев на посетителе ярко сверкающие бордовые ботинки на высоких каблуках, и знакомую серую куртку, которую тот надевал на ходу, профессор почувствовал, что задыхается и мрак застилает ему глаза...

... Позже профессору показалось, что он связан и висит где-то вниз головой... Наверное, он давно так висит, и потому вся кровь прилила и бьется где-то у макушки... А потом, словно какая-то вена в голове, не выдержав напора, лопнула, и кровь тяжелыми каплями закапала куда-то вниз, в бездонную глубину...

Звук падающих капель доносился по прошествии долгого времени откуда-то издалека, казалось, с другого конца света...

К тому же он мерз... Челюсть нервно дрожала, и оттого зубы громко стучали друг о друга.

... А замерзал профессор потому, что вокруг его рук и щиколоток вместо веревок вились какие-то холодные, скользкие змееподобные ужасные животные... Эти змеи со странными узорами на коже прижимались своими слепыми головами к рукам профессора, и, кажется, высасывали его кровь...

Не было сил шевельнуться, закричать... От малейшего движения кровь, сочащаяся из макушки, капала быстрее, а обвившиеся вокруг рук безглазые змеи глубже вонзали в него свои беззубые пасти... Тогда, чтобы поскорее избавиться от этой омерзительной картины, профессор решил закрыть глаза и заснуть. Потеря крови - самый легкий путь смерти - путь, ведущий через сон...

Но потом его, все так же продолжающего висеть, вдруг стали трясти... Все тело ныло...

... Кто-то, положив ему на плечо тяжелую руку, грубо тряс, время от времени брызгая в лицо воду...

... Профессор с трудом открыл глаза...

... Он лежал на диване, а вокруг него столпились несколько врачей, молоденькие медсестры. На руках и обнаженных щиколотках он почувствовал мокрые присоски кардиографа...

... В толпе среди врачей стоял и давешний больной... Но теперь кончики ушей его были не такими острыми, а нос - круглым и плоским...

- Кажется, очнулся... - произнес кто-то над его головой.

А другой, склонившись совсем близко к его лицу, спросил:

- Профессор, как вы себя чувствуете?..

... Это был врач из их клиники, он внимательно глядел на профессора, снимая повязки с его рук...

И главврач был тут же, стоя у самой двери, он тихим, полным горечи голосом говорил кому-то:

- Все мы этим кончим...

... Профессор вдруг вспомнил все, что произошло перед тем, вспомнил эти правдоподобные, полный ужаса разговоры, опасные предостережения, подписывающие ему смертный приговор...

Пелена все еще стояла перед глазами... но голова уже не кружилась. Казалось, на грудь ему положили тяжелый камень.

... Потом врачи, попытались все вместе перенести его на тахту для обследований.

- Не надо... - слабым голосом простонал профессор и содрогнулся от резкого запаха лекарства, влитого ему между губ.

- Может быть, отвезти вас домой, профессор?.. - с виноватым лицом спросил тот самый больной. - Это же я вас так утомил...

- Не стоит, не беспокойтесь... - ответил профессор и вспомнил древнеегипетскую рукопись, которую переводил этот заботливый больной. - Я сейчас приду в себя...

... Профессору никак не мог идти домой, не мог сознательно отдаться во власть смертельно опасных снов, этого человека в серой куртке, этого посланца пространства сна, который, сложив руки на груди, нетерпеливо ждал его...

- Мне уже лучше... - сказал профессор, - не беспокойтесь, я попозже сам выйду и немного пройдусь по воздуху.

... Врачи разошлись, и в кабинете остался только тот самый больной, стоя у дверей и нервно пощипывая себе руки, он говорил:

- простите меня, профессор... конечно, это неправильно говорить такие вещи людям вашей специальности и вашего возраста. У вас и без того тяжелая работа...

... А профессор в эту минуту хотел только одного, чтобы этот амебоподобный человек с противным голосом убрался как можно скорее. Потому что чем он дольше оставался здесь, чем больше говорил, что-то анализируя, открывались новые сложности, опасные истины, и тогда и без того больному профессору становилось все хуже...

... Больной еще некоторое время постоял у дверей, и, глядя на профессора заботливым взглядом, тихо про себя что-то мямлил, а потом сам по себе повернулся и вышел из кабинета.

... После его ухода профессор долго сидел, подперев руками подбородок и уставившись на черный телефонный аппарат...

... Казалось, маленького академика похоронили именно в этом аппарате...

... Все до чрезвычайности сложно и запутано... - думал профессор, постепенно приходя в себя. - ... Этот человек, который, едва войдя в комнату, со своей древнеегипетской рукописью раскрыл, за что он приговорен к смерти, был послан, чтобы научно доказать и объяснить, за какие грехи вынесен ему этот жестокий, не подлежащий смягчению и обжалованию приговор... это несомненно.

В противном случае, почему он, позабыв, зачем пришел сюда, без умолка, не давая ставить слово, разглагольствовал о том, что туманит мысли профессора, доводит его до сердечного приступа, говорил о законах и границах той неумолимой западни, в которой оказался профессор?!.

... Он почувствовал, как холодная испарина опять покрыла его лоб...

Все совершенно точно: эти сны, которые он, обливаясь потом и кровью, видел каждую ночь, на самом деле, как и говорил академик, не были снами... это были странствия в существующее неведомо где таинственное пространство... И шел он в это пространство - а в этом и заключался, как выяснилось, его грех - с тех пор, как три года назад, после смерти жены, стал отдаваться чудесным картинам, которые приносили ему сны, и, сам того не замечая, постепенно утрачивал связь с реальным миром... Значит, именно это он делал по ночам, дрожащими от нетерпения руками, под чарующую музыку Моцарта, в тусклом свете настольной лампы...

... Следовательно... - профессор достал из кармана халата платок и промокнул пот на лбу... - следовательно, вот, куда завели его ночные странствия, он невольно стал свидетелем неведомого давления, тайного преступления... И его за одно только это могли поймать в опасные сети, в которых запутался академик. Просто так отпускать живого свидетеля тайного убийства, очевидно, не нужно ни тем, кто здесь, ни, точно так же, тем, кто там...

... И тут у профессора от ужаса волосы встали дыбом: он вспомнил, тот решивший его судьбу кошмарный миг, когда парень в серой куртке, на чей след он напал во сне, входя в здание Академии Наук на улице Истиглал, вдруг, задержавшись на мгновение, оглянулся и увидел его...

Очевидно, этот подозрительный, осторожный человек направлялся в Академию к академику Сираджову... Предположим, что в ту ночь, в то мгновение, в том сне академик находился в здании Академии на улице Истиглал... Значит, получается, что, нарушив какие-то границы, переступив какую-то черту, профессор, подчиняясь неизвестной, тайной закономерности, вошел в сон академика или, как говорится в рукописи, попал в то пространство, то есть и он, и академик, и человек в серой куртке в ту ночь, в то самое мгновение находились в месте, внешне похожем на здание Академии наук, но в действительности - в совершенно ином, том самом запретном, таинственном, опасном пространстве...

... Профессор почувствовал, как удушье снова подступает к груди... Он встал, открыл форточку и долго стоял у окна, вдыхая льющийся снаружи свежий воздух и глядя на улицу...

... Шел дождь...

... Господи, насколько все точно?.. Почему все совершается с такой точностью?!. Все мелочи, соединившись друг с другом, подобно симметричному узору, выполненному с гениальным мастерством, создали цельную странную и страшную картину?!.

Профессор, пытавшийся объяснить их с помощью ошибочных гипотез, или принимая за обычные случайности либо за непонятные совпадения, не мог найти даже самого микроскопического выхода, хоть узенького просвета. А теперь все ясно как на ладони. Во снах, куда он устремился за своей женой, и где чуть не поселился навечно, сам того не подозревая, он оказался замешан в следствии по делу приговоренного, невольно, не понимая сути происходящего, превратился в участника этого опасного, секретного дела...

... Лишь одно осталось неясным в этой совершенно четкой картине... Рукопись академика... Профессор должен обязательно найти ее. Он не может, молча, опустив голову, подобно жертвенному барану, вернуться домой, чтобы опять отдаться во власть снов. Приняв твердое решение, профессор вернулся на место, достал из ящика трубку, но, вспомнив о сердце, которое еле пришло в норму, бросил трубку в угол ящика.

... Он представил свою одинокую маленькую спальню, давно не прибиравшуюся постель.

Именно отсюда - из этой комнаты - начинался порог...

... Снова послышался осторожный стук в дверь...

Это опять была медсестра, помешивая чай в стакане, она поставила его перед профессором:

- Лимона не нашлось... выпейте, профессор, я только что заварила.

После ее ухода, помешивая ложечкой чай, профессор подумал, что все насколько ясно, настолько и сложно...