Дивеево. Русская земля обетованная - Леонид Бежин

И вот что важно отметить: признавая дивеевских сирот своими дочерьми, допуская в отношениях с ними чисто родственную теплоту и интимность, он не то чтобы холоден и безучастен к своим кровным родственникам, но они словно отдаляются и связи с ними ослабевают, теряют прежнюю значимость. «Отправляясь в путь, я спросил отца Серафима, не прикажет ли он сказать чего-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске, но отец Серафим указал мне на лики Спасителя и Божией Матери и сказал с улыбкою: «Вот мои родные! Для земных родных я живой мертвец». Так рассказывает в своих воспоминаниях один из посетителей старца, прибывший из курской губернии, где квартировал его полк, – Иван Яковлевич Каратаев. А после встречи со своими земляками, прибывшими из Курска, Серафим воскликнул: «Нет лучше монашеского жития!»

Иными словами, вспомнился Курск, былые радости, что-то, может быть, шевельнулось и тотчас было заслонено нынешним, несоизмеримым по степени душевной наполненности, счастья, восторга, благодати: «Нет лучше…»

Однако продолжим наше сравнение Сарова и Дивеева, и вот характерный штрих: Серафим помогал, а настоятель Нифонт и братия Саровская роптали, перечили, выказывали недовольство: этак старик все добро на дивеевских переведет. Случалось, что сестер-то, навещавших Серафима, охранявшие монастырь солдаты ловили и обыскивали, и приходилось прибегать к невинным хитростям, чтобы с дарами батюшки благополучно возвратиться в обитель. Серафим даже испросил у Бога знамение в подтверждение того, что Ему угодны заботы о Дивееве: по молитве старца преклонилось столетнее дерево. Но и посерчал он немало из-за упрямого непонимания, косности и черствости тех, чей монашеский долг – жертвовать всем ради ближнего. Долг жертвовать, а тут сиротки дивеевские, слабые и беззащитные – ну как не порадеть о них, казалось бы, но нет, глухая стена, не прошибить. Им и знамение не указ: уперлись – и не сдвинуть.

При Нифонте же возрастали доходы обители, но прекратилось пустынножительство. Видимо, строгий игумен посчитал за лучшее не давать слишком воли монахам, отпуская их из монастыря, а держать чернецов вблизи, под надзором. Пусть сидят по кельям, собираются в трапезной, исполняют послушания – все на виду. Вот и застучали молотки, заколотили досками пустыньки, унесли иконы и лампадки, и не стало лесных затворников и молчальников. Словно душа отлетела тогда от Сарова, и он утратил, может быть, главное, веками накопленное – опыт внутреннего делания, сокровенной молитвы. Поэтому если и не вовсе иссякла, пресеклась, прекратилась (благодатные старцы все же были и после Серафима), то, во всяком случае, умалилась святость Саровская. Умалилась, чтобы воссиять в других монастырях, и прежде всего, конечно, в Оптиной пустыни.

Нифонт охотно и без особых уговоров расстался с вещами Серафима: сначала они хранились в рухлядной, а затем их забрали дивеевские сестры. «Пускай берут. Одно искушенье от них. Он ведь тоже пустынник, Серафим-то» – так, наверное, он сказал или про себя подумал, испытывая чувство явного облегчения. Вот и забрали вещи, перевезли пустыньки, ближнюю и дальнюю, и даже камень, на котором он молился. Как это символично! Воплощенный в вещах – мантии, лаптях, топорике, Евангелии, большом, носимом на груди кресте (благословении матери), Серафим покидает Саров. Уходит и все уносит. Даже камень, на котором молился, и разобранные на бревна пустыньки – ничего не оставляет Сарову. Отныне он там, в Дивееве. Он и при жизни называл эту обитель своей: «В другой раз, когда была я у отца Серафима, он между прочим спросил меня: «Заезжаешь ли ты, матушка, в мою-то обитель?» Так называл он всегда Дивеевскую». (Из записок начальницы Ардатовской общины матери Евдокии). А после смерти и вовсе туда перебрался. Монахиня Серафима (Булгакова) вспоминает:

«Какой-то архиерей приехал в Саров и спрашивает:

– Где пустынька преподобного?

– В Дивееве.

– А кельи?

– В Дивееве.

– Где все вещи?

– В Дивееве.

– Как же монашки у вас мощи не унесли?»

По завету преподобного из ближней пустыньки день и ночь, непрерывно доносится чтение Псалтыри, дальняя же обращена в алтарь дивеевской церкви Преображения. И завершится этот уход уже в наше время: вновь обретенные мощи Серафима вернут церкви, но не Сарову, а опять же возрождающемуся Дивееву.

Вот еще один эпизод из воспоминаний, заставляющий о многом задуматься: «Когда я увидела у него перед святыми иконами толстую восковую свечу, он спросил: «Что ты смотришь? Когда ехала сюда, не заметила ли у нас бури? Она поломала много лесу, а эту свечу принес мне любящий Бога человек во время грозы. Я, недостойный, зажег ее, помолился Господу Богу, буря и затихла». Потом, вздохнув, прибавил: «А то бы камень на камне не остался, такой гнев Божий был на обитель». (Из воспоминаний А.П. Еропкиной).

От какой обители отвратил Серафим Божий гнев? От Саровской. За что прогневался на нее Всевышний, нам неведомо, но, судя по всему, гнев был страшный, раз грозил обители полным разрушением. Кто этот таинственный, любящий Бога человек, принесший свечу, мы тоже не знаем, разве что позволяем себе осторожную догадку: некий посланник свыше, божий праведник, ангел в человеческом образе. И одно лишь можно сказать наверное: буря, много поломавшая в лесу, не последняя из тех, что разразились над Саровом, бури ему еще предстоят…

Глава вторая. Мельничная обитель

Пересаженная в землю от Саровского ствола дивеевская ветка прижилась, пустила корни, стала деревцем и тоже дала побег, цветущий и благоуханный: из общины матери Александры, основательницы обители, выделяется Мельничная обитель – общинка при мельнице, построенной по наказу батюшки Серафима, куда принимаются только девушки. Не замужние, не вдовы, а девушки, простые, чистые и невинные. Вот слова самого Серафима, приведенные в воспоминаниях дивеевской старицы Матрены: «К нам придут и вдовицы, и отроковиц приведут с собой. Но мы, матушка, особенных чувств от вдовиц. Они совсем противно судят о нас. Девица услаждается только сладчайшим Иисусом, созерцает его в страданиях, и вся свободная духом служению Господу; а у вдовицы – все воспоминание мирское: как хорош был покойник-то наш! Какой он был добрый человек, говорят они». И далее старица Матрена передает, как сказанное Серафимом не замедлило подтвердиться: «Последние слова были также предсказанием того, что случилось со мною в тот же самый день. Простившись с ним и получив его благословение, я возвратилась домой и встретилась в обители, на общем послушании, с одною живущею у нас вдовицею, и она, разговаривая со мною, беспрестанно повторяла слова отца Серафима: покойник-то мой был очень добрый человек, как он заботился обо мне и т. п.»

Преподобная Александра Дивеевская

Об этом же говорил старец Марии Илларионовне, в монашестве Мелетине: «А вот, матушка, я тебе что скажу, жены и вдовы спасутся, но вот какое различие между ими и девами. Когда жена или вдова молится, углубится в молитву, то не мешай ей, она все будет продолжать свою молитву; а попробуй-ка заставить ее молиться, – сейчас по-своему и по своей воле творит: такое у них свойство. А девы-то, матушка, напротив: готовы на все стороны». Подошел батюшка к березке и стал гнуть ее: «Вот, видишь ли, матушка, – так-то и девы преклоняют свои головы». Потом батюшка приподнял и встряхнул березку, продолжая говорить: «Вот так и они головки свои поднимут; которая же совершит грех, – оплакивает его, а потом и вспять; а жены готовы и способны на все! Однако, по милости Божией, матушка, все спасутся, как девы, так и жены». – «В общежительной обители – легче справиться с семью девами, чем с одной вдовою».

Итак, девушки. Принимаются они с согласия самой Богородицы, как свидетельствует Серафим, и окружена Мельничная обитель канавкой, вырытой там, где прошли «Ее стопочки»: об этом он не раз говаривал. А теперь задумаемся, сличим, сопоставим. Саров – Дивеево – Мельничная обитель: возрастание по степени святости. Троичное деление. Невольно напрашивается аналогия с хорошо известным в христианской традиции троичным устройством Человека: Тело – Душа – Дух. В этой троичности главная идея первоначального проекта Храма Христа Спасителя архитектора Витберга – на Воробьевых горах, – проекта, оставшегося невоплощенным, но дерзновенного по своему размаху. Или, как в библейской Скинии Завета: Двор – Святилище – Святая Святых. Таким образом, Мельничная обитель – Святая Святых, тайное тайных, сокровенные недра.

Неслучайно именно из Мельничной обители вышли такие великие подвижницы, как Елена Васильевна и Мария Семеновна Мантуровы, дивно просиявшие, ангелоподобные в своей святости. Елена Васильевна добровольно согласилась… умереть по смирению своему, из послушания батюшке Серафиму (мы об этом еще расскажем). Мария Семеновна же, постриженная с именем Марфа… что-то неизъяснимое, нездешнее есть в этой девушке удивительной духовной чистоты, которую Серафим называл своей небесной избранницей и открывал ей многие духовные тайны. К примеру, часто бывая в Сарове, она не имела ни малейшего представления о том, как выглядят… монахи (с наивной простотой и непосредственностью об этом спрашивала), поскольку батюшка Серафим велел ей так повязывать платок, чтобы не поднимать глаз и видеть лишь землю у себя под ногами.