Катастрофа в подарок (СИ) - Колоскова Галина

Брюнетка, буквально почувствовав металлический привкус крови на плотно сжатых губах, резко развернулась, решив не испытывать себя искушениями, и вышла из спальни. Она подумала, что сегодня же запишется в тренажёрку, чтобы накачать мускулы, а ещё возьмёт несколько уроков борьбы без правил, и когда-нибудь сумеет силой стереть улыбку с красивого лица мерзавца-соблазнителя.

Вячеславу ничего не оставалось, как, пожав плечами в ответ на давящий взгляд друга, выйти следом за разозлённой красавицей.

Рома и Лев через распахнутую дверь наблюдали за уходящей парой с совершенно разными помыслами.

Первый надеялся, что брат додумается взять у попутчицы номер телефона. Мысли второго выглядели примерно так: раздел, одел, но так и не поимел. И сопровождались порнографическими картинками.

Глава 9

— Ооо! Только не это, только не сейчас…

Наталья обречённо смотрела на несколько пар мужской обуви, выставленной линейкой вдоль стены прихожей. Запахи куриного супчика и мясного рагу говорили, что именно сегодня любимый папочка — гений свободной кисти — решил вернуться домой.

Она бодрым шагом приговорённого к смерти висельника двинулась приветствовать главного кроля-производителя их семьи. Младшая из Сидоровых не сомневалась, где и в каком виде застанет Гамлета. Человека, благодаря чьим на удивление живучим сперматозоидам и производственному браку кондома, не беременеющая прежде Надежда понесла с первого соития.

Несчастная жертва пьяного купидона всего через восемь месяцев, не без труда, произвела на свет Божий очаровательную девочку. Крошка с удивлением воззрилась на окружающий мир карими глазками. Имя младенцу выбрал всё тот же Гамлет. Свое он получил от взбалмошной, мало кому известной в России актрисы, промучившейся всю беременность вопросом «быть или не быть». Наивная дурочка думала, что решить проблему можно в любой из двенадцати месяцев. Откуда служительнице муз было знать, что столь долгий срок выдан Господом лишь ослицам и зебрам?

Наталия, с латыни — родная, родимая. Дочка будущего Пикассо или на крайней случай Винсента Ван Гога, не могла быть чужой, почти как Родина. Она привязала ветреного ловеласа с безупречным вкусом и удивительно тонким чувством цвета к постоянному месту жительства с, увы, но одной женщиной.

Гамлет Петрович был импозантным, высоким мужчиной, почти черноволосым, если не считать нескольких седых волосков на начинающих редеть висках, спускающихся вниз от глубоких залысин. Точный срок пребывания на земле почти Шекспировского героя определить навскидку было невозможно. Про таких как он говорят — «за сорок», но как далеко, определяют в зависимости от собственного возраста. Молоденькая девочка прибавит к сорока ещё лет этак двадцать, сорокалетняя — максимум десять, а даме за восемьдесят он покажется юным мальчиком.

Сидоров возлежал, закинув одну ногу на мягкую спинку дивана, второй отстукивая по полу ритм рок-оперы, орущей из динамиков плазмы. В углу полного, не потерявшего жизненной краски рта сластолюбца торчала трубка, зажатая идеальной, вставленной лет десять назад челюстью. Шелковый красный халат, запахнутый на худой, оттого казавшейся впалой, груди был несколько коротковат и с трудом закрывал клетчатые трусы вместе с их содержимым. Сухие, длинные ноги прикрывала собственная растительность, да призванные защитить от холода паркета носки.

Сквозь тонкий тюль на широком окне балкона проглядывали отцовские вещи, вывешенные для проветривания.

Младшая представительница рода художников и актрис, избравшая собственный, не менее тернистый путь просвещения, тяжело вздохнула. В этом доме не менялось ничего, подчиняясь концепции цикличности. Словно машина времени иногда перекидывала семью в разные годы, оставаясь на самом деле на одном и том же месте…

Наталье пришлось кричать, напрягая больные виски, чтобы её услышали.

— Папа, с возвращением! — Не поздороваться — означало отдать мозг на недельное растерзание лекциям о непочтительной дочери.

Вольный художник вскочил с дивана и, одёрнув полы халата, не вынимая изо рта трубку, промычал:

— Здравствуй, доченька.

Он умудрился ласково чмокнуть единственное, как утверждал, чадо в носик и одновременно сыграть в строгого родителя:

— Почему не ночевала дома?

Ребёнок сморщила носик, отвечая, скрыв раздражение:

— Пап, мне уже двадцать шесть, девочка взрослая. Я стараюсь во всём следовать семейным традициям.

Гамлет Петрович удивлённо приподнял брови, пытаясь определить, шутит дочь или говорит истину. Если правду, то пора бить тревогу.

— Но, пока, безнадёжно отстаю: не ночевала всего одну ночь. Чтобы тебя догнать, нужно делать это в течение года.

— Не хами отцу!

На помощь «кролю»- воятелю примчалась Надежда в обнимку с Пусиком. Выглядела родительница совсем не так, как вчера. Косынку заменила причёска, халат — платье, а уютные тапки — шпильки.

— Смотри не обварись, — кивнула на туфли Наташа. Она прошагала в свою комнату, хлопнув дверью перед носом ринувшейся следом матери.

— Ты видел это? Совсем отбилась от рук! Девочке нужен отец, мы теряем её… — Доносилось из холла.

Биологичка приотворила деревянный вход в свой мир и, не удержавшись, съязвила сквозь щель:

— Мама, погладь банты и платье. Я собираюсь в школу! — добавив про себя: «Как только опохмелюсь да почищу зубы…»

Надя не сдавалась. Она продолжала бубнить под дверью так громко, что дочери поневоле пришлось выслушать в сто пятьдесят многий раз о великом отце — художнике с тонкой натурой, требующей временами подпитки эмоциями, кои он получает от женщины моложе себя ровно вдвое.

Под непрекращающийся поток отповеди, задающей некий ритм жизни четырёхкомнатной «хрущёвки», Наталья стянула платье, плавки и, обернувшись банным полотенцем, забытым вчера на кровати, вышла из комнаты. Она прошла мимо враз замолчавшей матери и направилась на балкон.

Папаша, оторопевший от беззастенчивого неглиже дочери, робко шагнул следом. Он успел «приодеться»: на жилистой длинной шее появился платок, прикрывший «шерстяной коврик» груди, но его размера никак не хватало закрыть и ноги.

— Что ты творишь?! В таком виде выйти на балкон! Мало того, что это неприлично, так и простудиться можешь!

Наташа демонстративно пришпилила стринги прищепкой рядом с серыми, в поцелуйчиках боксерами, очевидно, последней молодёжной тенденции.

— Ну, могут же здесь проветриваться твои трусы с брюками. — Она, прикрыв ладонью глаза от солнца, игнорируя отцовскую заботу, поинтересовалась: — Пересушить до корочек не боишься?

Мастер тюбика с краской попробовал оправдаться, не понимая причину внезапной стервозности дочери:

— Мне нужно срочно надеть их, чтобы отвезти Надю в прачечную.

Привычка возвращаться от любовницы совершенно измотанным, исхудавшим до состояния скелета с двумя чемоданами грязного белья в руках, давно превратилась для Гамлета в традицию.

Дочь поправила блудному отцу платок, чмокнула в щёку и, ответив:

— Яблоко от яблони. Спроси, что там дальше, у мамы, — прошествовала в ванную комнату.

Злость на всех без исключения представителей сильного пола стала причиной её отказа взять визитку у Вячеслава. Тот напрасно пытался объяснить, что произошедшее ночью вовсе не свойственно Иванову; Лев не плохой парень, к которому стоит внимательно присмотреться. Очевидно, он не представлял, что друг уже «показал» всё, что мог. Спросить же на удивление приятного, вызывающего доверие южанина, что из «несвойственного» произошло, у Натальи не хватило смелости. Вопрос о болтливости Льва оставался открытым.

Учительница яростно тёрла кожу мочалкой, пытаясь смыть с тела позорные остатки пребывания в спальне отеля. Хотя следов-то и не было. Несколько высохших, с жемчужным отливом капель на животе удивительно пенились. Они никак не могли быть спермой, разве что у Иванова она была особенной, обладающей моющим эффектом.

— У этого самца всё не так, как у остальных мужчин. Не зря я на него запала с первого взгляда — точно гипноз… Не удивлюсь, если выяснится, что он с Марса или, того хуже, из соседней галактики…