Конский волос - Алексей Кротов

высказал предположение Дудынин. – Наверняка они смогут доказать, чем занимались вечером. Я думаю, что пожалуй, у большинства найдутся свидетели, которые подтвердят, что тот или иной человек не выходил из дома, скажем, с половины одиннадцатого вечера до девяти утра.

– Вы, как всегда, ставите телегу впереди лошади, – поморщился прокурор. – Прежде, чем исключать кого-нибудь из числа подозреваемых, нужно определиться кого туда включать.

– Что вы имеете в виду? – не понял Дудынин.

– Я имею в виду, – терпеливо разъяснил прокурор, – что сначала нужно определиться относительно того, на кого готовилось покушение и выяснить мотивы, побудившие преступника пойти на столь опасный шаг. Я говорю опасный, потому что его могли увидеть.

– Нельзя ли покороче? – устало осведомился Дудынин.

– На вас не угодишь, – ощетинился прокурор. – То вы не понимаете, а когда начинаешь объяснять, снова недовольны.

Дудынин счел за лучшее промолчать. Он умел вести себя дипломатично.

– Так вот, – наставительно поднял палец Ермолкин, – давайте подумаем против кого замышлялось преступление. Ваше мнение, Еремей Галактионович? – обратился он к следователю.

Макушкин поправил очки.

– Я думаю, Олег Константинович, что покушались на Кречетова.

– Аргументы?

– Ну, во-первых, кому нужен этот Бобриков, а во-вторых, всем было известно, что Кречетов собирался облазить весь дом. Я думаю, – уверенно заключил Макушкин, – двух мнений здесь быть не может.

– А вот и ошибаетесь, – торжественно произнес прокурор. – Пока нельзя стопроцентно утверждать, что предполагаемая жертва Кречетов.

– Почему? – спросил Макушкин.

– Потому, что у нас нет доказательств, – просто ответил Ермолкин.

– Уж не хотите ли вы сказать, что покушались на Бобрикова, – на секунду прервал свое хождение Дудынин.

– Я не знаю на кого покушались, – терпеливо повторил прокурор. – В этом то и сложность. Можно строить предположения, но все это будет гаданием на кофейной гуще. Я, например, могу предположить, что жертвой должен был стать Михайлов, он один пока занимался вторым этажом. А где гарантия, что кто-нибудь из строителей не захотел по неизвестным нам причинам избавиться от Бобрикова?

– Так что же делать? – в отчаянии спросил Скворцов, впервые подавший голос за все время обсуждения.

– Понятия не имею, – откровенно признался прокурор. – Надо выбрать какую-нибудь версию в качестве рабочей гипотезы.

– Я предлагаю Кречетова, – не прекращая ходить, сказал Дудынин.

– Давайте рассмотрим Кречетова, – кивнул Ермолкин. – Кто выигрывает от его смерти?

– Наверное, дочь, – предположил Макушкин.

– Нужно знать точно, – сказал прокурор. – Ну, положим, вы правы. Но маловероятно, чтобы она покушалась на своего отца. Да и почему здесь в деревне?

– А как насчет Сазоновых? – вмешался Скворцов. – Почему они до сих пор не уезжают?

– Спросите об этом у них, – посоветовал Макушкин.

– И непременно спрошу, – с нажимом произнес Скворцов. – Они давно знают Кречетова. Мало ли причин для убийства?

– Нужно их всех допросить, – предложил Дудынин.

– И о чем же вы будете спрашивать, Владислав Анатольевич? – язвительно поинтересовался прокурор. – Были ли у вас причины желать смерти Павлу Ильичу Кречетову? Да они сделают большие глаза и скажут, естественно, нет.

– Можно покопаться в их рабочих отношениях, может быть, какой-нибудь конфликт? – не сдавался Дудынин.

– Да бросьте молоть чепуху, – рассердился Ермолкин. – Вечно у вас завиральные идеи. Такое расследование займет много времени. Так можно копаться в прошлом строителей, разыскивая причины для убийства одного из них. Можно попытаться приписать все это Сорокину, Морозовым, кому угодно!

– Сорокин, кстати, подозрительный тип, – вставил Скворцов.

– Абсолютно с вами не согласен, – возразил Ермолкин. – До сих пор в его действиях не было ничего подозрительного.

– Может быть, закроем расследование, а, Олег Константинович? – выступил с инициативой Макушкин.

– Закроем, – проворчал прокурор. – А если завтра кого-нибудь убьют, тогда как быть, а?

– Но мы же как в заколдованном кругу, – чуть не плача проговорил Макушкин. – Я уже просто с ума схожу.

– Перестаньте ныть, – одернул его прокурор. – Давайте остановимся еще на одном моменте. Я говорю о том, что этот случай очень напоминает гибель Дубкова.

– Чем же? – удивился Макушкин. – Там река, здесь дом.

– Тем, что ни тут, ни там не было гарантии, что преступление свершится. Дубков погиб, а Бобриков просто сломал ногу. Вы не находите это странным?

– Я вас не понимаю, – нахмурился Макушкин.

– Да что же тут непонятного, Еремей Галактионович? Подумайте сами. Дубков запросто мог остаться в живых. Я хочу сказать, что все это ненадежно и могло в обоих случаях не привести ни к какому результату. Меня ставит в тупик, что оба преступления, если конечно, Дубков не погиб случайно, были, ну как бы, пущены на самотек.

– Интересно, а не связано ли падение Бобрикова с гибелью Дубкова, – поделился своими соображениями Скворцов.

– Вот это и нужно выяснить, – кивнул Ермолкин. – Чем черт не шутит, вдруг между кем-нибудь из строителей и Дубковым есть какая-то связь?

– Все – таки по-моему смерть Дубкова – несчастный случай, – упрямо сказал Дудынин.

– Вы вольны придерживаться своего мнения, – признал за ним такое право Ермолкин.

– Благодарю, – буркнул полковник.

– Мне кажется, Олег Константинович, нужно все же определить число тех, кто точно не мог физически подпилить ступеньку.

– Как вы это сделаете? – с любопытством взглянул на него Ермолкин.

– Я уже объяснил, Олег Константинович. В деревне есть люди, которые могут доказать, что никуда не выходили из дома от десяти тридцати вечера до девяти утра. Возьмем, например, Морозовых. Они утверждают, что все время были дома вместе.

– А кто это может подтвердить? – спросил Ермолкин.

– Ну, они же были вдвоем, – начал Макушкин и вдруг остановился, он понял.

– Наконец-то до вас дошло, – едко сказал прокурор, наблюдая, как свет понимания посещает следователя. – У нас нет никаких оснований им верить.

– А какие у нас есть основания им не верить? – поинтересовался Дудынин, доходя до двери уже наверное в трехсотый раз.

– Тоже никаких, – признал прокурор. – Но подобное алиби нельзя принять на веру.

– Еще интересно, где взяли пилу? – предложил новый вопрос для рассмотрения Макушкин. – Ведь не пойдешь же с пилой по деревне, заметят.

– Наверное, в сарае была пила, – предположил Ермолкин.

– Я проверил, была, – кивнул Макушкин, – но на ней отпечатки пальцев только двух строителей – Михайлова и Никитина.

– А кого вам еще нужно? – недовольно спросил прокурор.

– Ну, – неуверенно проговорил следователь, – того кто подпилил ступеньку.

– Так он вам их оставит, – ухмыльнулся прокурор – Что за наивность!

– Дело в том, Олег Константинович, – возразил Макушкин, – что Никитин и Михайлов отрицают, что брали в тот день пилу. Так вот, я подумал, что если бы преступник стер отпечатки, то он бы стер все.

– А то, что он мог быть в перчатках, вам в голову не пришло, а?

– Нет, не приходило, – опешил следователь. – Такая жара, я как-то не подумал.

– А надо думать, Еремей Галактионович, надо, – убеждающим тоном проговорил Ермолкин.