Черная хроника Арды - Наталья Васильева

Яростные крики боя, перекрывающие грохот штормового ветра, рев боевых рогов звучали в песне рыжеволосого воителя Этуру-Кханда. Упоение боем, радость сражения и стремление к победе гулко гремело в ней, и сердца Девяти радостно бились, словно в предвкушении долгожданной битвы. Тяжеловесные стены из красноватого гранита резко встали перед глазами Девяти, и улыбка промелькнула на бледных губах Властелина, и башней Воинов назвали красную башню.

Печальной и успокаивающей боль, полной жалости и доброты была песнь шестого. Чем-то похожа она была на мелодию юного Элвера, столь же успокаивающая и целящая. Зеленоватая спокойная башня медленно поднималась, опалесцируя, вспыхивая золотистыми искрами. И назвали ее башней Жалости.

Седьмой из Девяти, всадник Белого Тигра, прорицатель сложил вместе ладони и закрыл свои длинные узкие глаза. Странной, непонятной была его мелодия, непривычной и тревожной. Молочно-белые, полупрозрачные стены вставали замысловатым ажурным цветком, и никак нельзя было предугадать ни очередного хода стены, ни следующего фрагмента мелодии. Тревожное предчувствие и надежда, боль потаенного знания и решимость свершения -- все смешалось в невообразимом, медленно -змеином танце мелодий и стен. И встала ажурная, причудливая беловато-мерцающая башня Предвиденья.

Король Назгулов вздрогнул -- ему показалось, что вновь он слышит свою собственную мелодию. Но все же иной она была, песнь воина Совы. Ибо в ней была древняя память, дающая решимость и волю, память непреходящая, болящая живой раной. Черная башня встала, так похожая на башню Скорби, но алые искры вспыхивали на ее шпилях. И назвали ее башней Памяти.

Девятый, Еретик, медленно поднял руки к луне, и закрыл глаза. На его бледном лице едва заметно светилась улыбка, и слезы дрожали на острых черных ресницах. Все знали о чем думает он, и чье имя повторяет он сейчас. Тихо, едва слышно зазвучала песнь, полная щемящей тоски разлуки, надежды и боли, великой жертвенности и отречения. И всем казалось, что еще одна мелодия -- едва слышная, идущая извне, струится, сливаясь с первой, и тонкой спиралью поднялась к ущербной луне башня из мерцающего халцедона, нежная и твердая, словно та любовь, что привела его на Темный Путь. И когда опустил он руки, на шпиле башни забилось черное знамя с серебряным знаком ущербной луны под короной. И башней Любви назвали ее.

И тогда обернулся Властелин к Девяти и сказал:

-- Теперь слушайте Песнь Темного Творения, что создали вы. И зазвучала мелодия, вобравшая в себя замыслы всех их, и была она проткана глухим связующим ритмом Сердца, и девять башен обрели в этот миг свою суть.

И встала еще одна башня. Она возникла стремительно -словно рванувшееся в небо пламя; и такая боль вела Музыку, что Девятеро опустили глаза, не в силах смотреть: они только слушали. И медленно темнела башня, как остывает железо; и черной стала она, и в горькой скорбной гордости своей увенчана была она железной короной. И башней Тьмы назвали ее.

И вошли все Десять по длинной черной лестнице в Барад-Дур возрожденный, и в поющем зале возложил Властелин венец на свои седые волосы, и бледно-голубым пламенем вспыхнул прозрачный камень в тонком обруче -- словно третий глаз, видящий то, что не дано другим.

Утро выдалось сырым и пасмурным. Холодный промозглый туман затопил все ложбины и впадины, и вершины деревьев на холмах выныривали из беловатой мути как драконьи гребни. Непонятно было, где кончается туман и начинается небо. Непонятно было каким будет день, разве что ближе к полудню солнце разгонит туман и небо немного прояснится. Хотя вряд ли будет светлый день. Этим летом погода хмурилась, и частые дожди совсем размыли и без того сырую в этих местах землю. Хорошо еще, что лесную почву покрывал плотный пружинящий слой хвои -- не так мокро было спать и не так мокро идти. Гэндальф шел уже не первый день, хотя путь, вроде, был недалек. Было подозрительно спокойно -- за все эти дни он не встретил ни одной живой души. Ему было страшновато, хотя вряд ли кто мог назвать его трусом -- он единственный среди Мудрых отважился пойти сюда, в страшный и таинственный Дол-Гулдур. Элронд, Кирдан и Галадриэль оставались охранять свои владения, Саруман -- глава Мудрых, ему нельзя; Радагаст -- пользы от него мало, остальные двое пропали. Раньше, конечно, надо было разведать силы и укрытие Врага. Но кто знал, что он будет бить так точно и мощно -- ведь его считали беспомощным без Кольца! Права Галадриэль, он и без Кольца скоро восстановит силы и станет неодолим. Да, ошибся Эонве. Надо было еще тогда схватить его. Может, его и пощадили бы -- все-таки только Майя. Но уж вечное заточение получил бы точно. И был бы в Арде покой. Гэндальф вздохнул и побрел дальше, опираясь на магический посох. "Да, силен Враг. Всего тысячу лет как очухался -- а уже нет Арнора, в Гондоре королевский род вымер, Эльфы почти все сбежали на запад, в Мории -- Балрог... Вновь граница Света и Тьмы идет по горам, словно и не было взлета нуменорских королевств... Раньше, раньше надо было."

Туман немного рассеялся. С поросших клочьями мха ветвей капала вода и неприятно ползла за ворот. День разгорался и становилось тепло и душно. Вновь загудели занудные комары-кровососы, запахло прелью и гнилью. Темный ручей бежал по склону лесного холма, по слежавшимся прошлогодним листьям. Вода была чистой и прозрачной, но Гэндальф опасался пить здесь, в чародейском лесу у Дол-Гулдура. Из этого проклятого места струилась зараза страха и колдовской тьмы, затягивая весь Лес, нависая над Лориеном и протягивая цепкие пальцы за горы, к благословенным землям Высших людей и эльфов.

С голой вершины лесного холма -- здесь был базальт, и рос лишь мелкий кустарник -- он увидел жуткую башню. Черная, угрюмая, она возвышалась над лесными волнами совсем близко, и страх студнем дрожал вокруг нее в душном полуденном мареве. Она казалась живым существом, затаившемся на холме и следящим тяжелым плотоядным взглядом за добычей. Особенно это впечатление усилилось ночью, когда в окошке башни замерцал желтый огонек, словно кошачий глаз. Крылатая тень пронеслась над лесом и исчезла в башне. К утру Назгул улетел. Жуткие здесь, видно, задумывались дела. К кому, интересно, прилетал Назгул? К своему сообщнику или, все-таки, здесь сам Саурон Черный, Гортхауэр Жестокий?

Гэндальф очень тщательно подготовился к встрече. Он был одет как умбарский книжник -- он видел их в южном Гондоре в дни перемирия. Сила Света была в его посохе, и он надеялся справиться с любым врагом.

Как ни странно, башня была пустой. Двери открыты, ни души. Но он все-таки чувствовал чье-то присутствие, хотя этот "кто-то" источал скорее не злобу, а любопытство. Гэндальф шел осторожно, готовый каждый момент вступить в бой. И когда сзади послышался мягкий тихий спокойный голос, он вздрогнул и схватился за меч.

-- Добро пожаловать, почтенный!

Тот, кто приветствовал его, был безоружен. Совсем юный, очень высокий и тонкий, с огромными серо-зелеными глазами, он был одет во все черное. Плащ лежал, небрежно брошенный, на спинке тяжелого кресла, придвинутого к заваленному книгами столу. Оплывшие свечи в шандалах черненного серебра говорили о том, что он работал всю ночь.

Гэндальф кивнул в ответ на приветствие, разглядывая своего собеседника, похожего в лучах пробивающегося сквозь ячеистое окно в свинцовом переплете солнца на черный тростник. "Кто это? Назгул? Или сам Саурон? Он ведь может принимать любой облик, у него ведь нет плоти, человеческой как моя... Но отсюда тянется все Средиземское зло... Вряд ли это Назгул. Все -таки это Саурон, и он обрел образ. Вот я и разгадал тебя, Враг, хоть и приятен ныне твой облик."

-- Приветствую и тебя... Саурон Великий, Властелин Колец! На лице юноши появилось странное выражение -- не то растерянность, не то гримаса какая-то, и Гэндальф решил, что тот досадует, что его разгадали. Юноша издал горлом странный звук, вроде фырканья, и заговорил:

-- И что же ты хочешь от меня, гость ...из Умбара?

"Поверил!" -- возликовал Гэндальф. -- Я пришел почтить тебя, и узнать, когда же ты, наконец, покончишь с этими подлыми нуменорцами, -- изрек он.

-- Я не желаю губить людей, ...гость.

-- Но разве ты не хочешь покорить высших, слуг Валар?

-- Если они не будут трогать низших, пусть верят во что хотят.

-- Но...

-- Но разве не хватит ломать комедию, Митрандир? -сказал черный. Гэндальф отскочил к стене и схватился за меч. -- Успокойся. Я умею ценить храбрость противника. Ты отважен, Гэндальф. И не просто ради любопытства ты пришел ко мне, Саурону Черному, -- он опять хмыкнул.

-- Что ты хочешь от меня?

-- Я хочу, чтоб ты ушел! -- отчаянно крикнул Гэндальф.

-- Охотно. Мне надоело сидеть здесь, полно и других дел в Средиземье, -- на его лице снова появилось странное выражение.

-- Но ты ведь не условия мне ставить пришел. Вы слабы, Олорин. Вы терпите поражения везде. Ведь ты боишься.