Пламя клинка - Денис Чекалов

«Глупый гном пытался нас обмануть».

— Нет, — с сожалением произнес я. — Этого языка я не знаю.

Девушка потянулась глянуть, но Торвальд уже запихнул пергамент в карман.

— Эх, ладно, — ответил он. — Покажу на рынке, хоть кто-нибудь должен знать.

— Откуда эти ворота? — спросил я.

Гном сунул ключ в замок и повернул три раза.

— Здесь, между горами и степью, раньше деревень было много. Что людей сюда гнало, на орочью границу, не знаю.

Он с трудом отворил тяжелую створку.

Я не стал ему помогать, знал, что этим обижу.

— Комендант Аскольд сам выбрал место для города. Меня не спросил, конечно.

Гном недовольно хмыкнул.

— Ну я привык, еще со столицы. Всем бы только командовать, а что из соплей дракона бастион не построишь и в лаве башне не место, они и думать не думают.

Он вошел.

Тихо зарокотали пропеллеры, два голема выплыли из портала, и астральные двери снова закрылись.

Торвальд не собирался идти в коллектор без надежной охраны.

— Подземные переходы здесь уже были, — говорил гном, спускаясь по ступеням. — Я их, конечно, полностью переделал. Верхние ярусы укрепил и выложил некроманческим кирпичом…

Он пояснил:

— Это когда кирпич внутри полый и залит кровью покойников. Он отгоняет бесов и злую силу. И вниз прорыли еще четырнадцать ярусов, а дальше коллекторы и сами растут.

— Зачем строить под городом подземелья, если там заводятся монстры? — спросила девушка.

— Город, как человек, без испражнений не может, — отозвался Торвальд. — Если правитель глупый, а умных я видел редко, то строятся кварталы для бедных, а бедные — это опухоль, лишь отжирают все из казны и простым работягам жить не дают.

— Так разве бедные не работают? — удивилась девушка.

— Работали бы на совесть, не были бы бедными, — отрезал гном. — А рано или поздно этот гнойник прорвется, и всякая быдлошваль на улицы повыходит, с криками: «Все отнять и поделить». Фу! Я бы сразу выпускал трицератопсов на улицы, чтобы эту толпу давили.

Он привычно постучал по стене своим молоточком.

— Крепкая… А у нас все просто: хочешь жить в нищете — спускайся в коллектор. Там ни трудиться, ни отвечать ни за что не надо. Лопай себе мусор да чужие объедки, чем не красота?

Торвальд возжег колдовской фонарик, и тот мерно закружился над его головой.

— Если кто три месяца проживет в коллекторе, хищные кусты его забывают и обратно больше не выпустят. А в подземельях есть своя иерархия: тех, кто поглупей да поленивее, вытесняют все ниже. До самого дна, конечно, мало кто добирается, обычно по дороге их съедают.

И вновь перед нами тускло засияла табличка со странными письменами.

— Сильно меня это беспокоит, — заметил Торвальд. — Кто его знает, что означают эти слова. А сдирать их тоже опасно, вслепую-то.

Он постоял немного, глядя на сокрытое знание, потом аккуратно переписал слова на тот же пергамент.

2

Стены, темно-песочные, таяли в глухом сумраке.

Шершавые кирпичи с печатью имперского архитектора тускло светились изнутри алым и янтарем. Своды были низкими и неровными, порой мне приходилось пригибать голову.

Тут и там я видел зарубки: «Я, писарь Ухлет, спустился в сию обитель шестого дня месяца барсука». Торвальд, проходя мимо, стучал по ним молоточком, и буквы сразу же растворялись.

Хороший урок для тех, кто тщится оставить о себе память.

— Будьте начеку, — предупредил гном. — Верхние ярусы почти безопасны… ну, почти.

За поворотом слышался рокот — там по широким трубам сливались сточные воды.

— Деньги! Деньги давай! — раздался сдавленный голос.

— Никак, наше Государство, — пробормотал я. — Кто еще так жаден до чужих денег?

Из-за угла выскочило горбатое существо.

Его шишкастую, болотного цвета голову покрывала слизь. Один глаз больше другого; кожа опадала и вспучивалась, меняя форму — у твари не было черепа.

— И выглядит точь-в-точь, как наше милое Государство, — заметил я.

Тварь протянула руки, вместо пальцев на них росли короткие щупальца, они извивались и скручивались в тугие кольца.

На каждой ладони торчал заостренный шип, покрытый застывшим гноем. Существо одето было в обноски, где-то грубо зашитые, где-то на булавках, одна нога в сапоге, другая в лакированной туфле.

— Деньги! — шептала тварь. — Гоните кошелек, посохи, сымайте одежу, все!

Гном легко качнул молоточком.

Тот обратился в увесистый моргенштерн, и шипастая булава врезалась в морду твари.

Голову снесло, слизь и кровь хлынули на камни.

— Ах ты, кикиморь сын, — пробормотал Торвальд, — не узнал меня?

Тело слегка качнулось, потом новая голова начала вырастать вместо старой.

— Ух, это же вы, гроссмейстер…

Тварь низко поклонилась.

Жидкость из тела бурно хлынула в голову и наполнила ее, словно бурдюк. Когда существо вновь выпрямилось, оно было целым и невредимым.

— Простите, не признал в темноте; все эти чужаки смутили меня. Вы же завсегда один ходите.

Монстр оглядел нас с любопытством.

— А это кто?

Его щупальца потянулись к Оксане.

— Как тебя звать, красотка?

— Сказала бы: «Не твоего ума дело», да вижу, ума у тебя вовсе нет, — ответила девушка.

Тварь была слишком грязной, чтобы обидеться.

— Я граф Тадеуш Ольшанский, — с гордостью представился он, вновь низко поклонился, и болотная жижа хлынула из его ушей. — Советник круля Станислава.

— Граф? — удивилась девушка.

— Да жаба он болотная, — с презрением бросил гном. — Это всего лишь слаймы, едят отбросы и отчего-то считают себя людьми.

— Я человек, — с непреклонной гордостью возразил Тадеуш. — Али нет у меня рук? Головы? И трех глаз, как бывает у всех людей?

Он спохватился и быстро заковырнул лишнее око обратно в голову.

— Ну, то есть двух. Я, может, и рожден слаймом, но сделал в жизни свой выбор и гордо зову себя человеком, а ты, недомерок-гном, как лилипутом был, так и сдохнешь.

Торвальд с отвращением сплюнул и снова снес ему голову.

— Обычно они небуйные, — пояснил инженер, — но стоит им увидеть девушку, сразу мозги вскипают.

Граф Тадеуш рывками, словно вода кипела, отращивал себе новую голову. На сей раз гораздо медленнее.

— У слаймов нет женщин, — заметил гном. — Рождаются почкованием. Их обычная форма — лужица слизи с тремя глазами. Но если захотят, могут принять любой вид. Эти, что живут на верхнем ярусе, считают себя людьми.

— Так он ненастоящий граф? — спросила Оксана.