Дети восточного ветра (СИ) - Колесников Денис

– Мне нужен совет, – уже мягче сказал Дади.

– Мой? – удивился Дин, – сида, я же… не…

– Что я сделала? И для кого? – девушка говорила, обращая слова скорее к своим лежащим на столе рукам, – мы рискнули жизнью. Ради чего?

– Я честно не знаю, – ответил Дин, – я просто рад, что мы выбрались из этой передряги.

– Показывать другим путь. Этому я должна научиться. Куда они хотят идти? Хотя бы те двое. Кто они? Тиран и контрабандист? Или отец и наставник? Они заботятся о себе? О своих? – она перестала общаться с тенью учителя и обратилась наконец к тому, кто её сейчас слушал, – чего в итоге хотели они?

Из всех этих вопросов Дин не мог ответить ни на один, по этому задал свой:

– А вы, сида? Чего вы хотите?

– Я? – Дади вернулась к своим рукам. Её ладони сжались. Он не хотела произносить это вслух, но подумала, что учитель заставил бы её приоткрыться. – Я хочу увидеть их снова. Братьев. Сестер. Хочу показать как они не правы.

– И теперь вы на шаг ближе, верно?

– Возможно, – ладони Дади разжались и снова легли на стол. – Хочу верить, что да.

– Уже прогресс. А теперь… – не договорив Дин зевнул так, что хрустнула челюсть и в ушах затрещало. В эту секунду глухоты, Дин заметил как девушка пытается что-то сказать, – простите, вы сказали что-то?

– Мое полное имя. Ты назвал нам свое, Надин. Мы не ответили тем же.

Дади видела, что её спутнику сейчас точно так же неловко, и наконец сообразила, что в первый раз её не услышали.

– Саудаде. Меня зовут Саудаде.

*******

В крохотном боте большому монаху было настолько тесно, что пришлось свесить ноги за борт. Но от путешествия на этих самых ногах ему пришлось отказаться, ведь его ценный груз требовал более деликатной доставки.

Андж прилагал усилия, чтобы заглушить свой внутренний голос. Но лежащий под боком контейнер, жадные до внимания луны над головой и поселившееся в сердце сомнение вызывали самые разные мысли. От всего этого даже в собственной голове стало как-то неуютно.

Над горизонтом загорелся теплый желтый огонек маяка – монастырь на вершине горы уже ждал странствующего монаха. Андж украдкой подключился к монастырской сети, дабы подглядеть за происходящим внутри. Браться и сестры уже ожидали появления человека, о котором сами настоятели травили благоговейные байки время от времени. Позабыв про отбой, многие увлеченно гадали, что же представляет собой тот, кого их наставники сами называли учителем. А гадать приходилось потому, что в Сети ничего достоверного отыскать не удавалось.

Глядя на эту полуночную суету Андж помрачнел, ибо знал, что привычный уклад жизни здесь бесповоротно изменится, как только он откроет свой контейнер. Но решение принято, и менять его было смерти подобно. В этом уравнении монах не мог определить только две переменные — время и удачу.

Монастырь Калат не отличался дорогим убранством и в целом соответствовал статусу последнего обиталища людей на востоке Экумены. Андж отказал в организованном приеме, по этому у ворот и во дворе его никто не встретил. Но любопытных взглядов монах чувствовал на себе с избытком. Он неспешно пересекал двор, любуясь растущим здесь молодым деревом с багряной листвой. Монах попытался вспомнить его название, но оно оказалось погребенным под слишком большим ворохом информации, чтобы откапывать его прямо сейчас.

Держа контейнер в одной руке, другой он машинально раскручивал попадавшиеся на пути молитвенные барабаны. Он сам едва помнил их истинное назначение, а остальные из живущих знали лишь то, что могли отыскать в доступных глубинах Сети. Впрочем, веры в то, что все это является частью последовательности, которую может распознать и обработать Система, хватало для поддержания традиции.

Луны продолжали настырно требовать внимания, занозой сидеть в мыслях монаха. Он с трудом мог оторвать от них взгляд. Андж вздохнул с облегчением когда дверь церемониального зала закрылась за его спиной.

– Дети мои, – ласково пробасил Андж трем мужчинам в красных одеждах, чьи головы венчала седина а, ноги ступили на порог старости.

– Все готово, сидэ? – обратился к ним Андж, – Я хочу провести причастие безотлагательно. Выпьем и сыграем после.

Настоятель Оргун ответил утвердительно и отвел Анджа к купели. Монах опустился на одно колено и аккуратно поставил свой контейнер на пол. Открывать его он не спешил. Настоятели неуверенно переглядывались, впервые в жизни видя старого монаха таким колеблющимся.

Андж быстро отбросил ненужные мысли и открыл ящик. Он встал на ноги, горой возвысившись над троицей своих постаревших учеников и купелью меж них. В руках он держал младенца, укутанного в оранжевое. Крохотная девочка целиком помещалась у него на ладонях. Монах аккуратно опустил ребенка в углубление купели. Освободив руки, он с облегчением выдохнул. Запущенный процесс остановить более нельзя, поэтому осталось только смириться, а мириться с неизбежным Андж научился уже очень и очень давно. Он снял со спины посох, с гулким ударом поставил его на пол и выпрямился. Перед настоятелями вновь предстала та незыблемая громада человечности, которую они знали всю сознательную жизнь.

– Делайте свое дело, парни, – сказал монах, и остальные втроем склонились над купелью.

На четверых они разделили одно видение. Сперва пустота без цвета, звука, движения. Потом они увидели себя, все восприятие их замкнулось вокруг друг друга, купели и девочки в ней. Белесый огонек точки входа загорелся над купелью, и трое настоятелей потянулись к нему. Из одной точки начала разворачиваться Сеть, вся целиком. Золотые галактики рабочих узлов, бесконечные лабиринты нитей и бессчетные орды беспокойных призраков – всё вокруг пятачка в центре церемониального зала отразился почти весь мир. Отразился, и пришел в движение, как уже делал тысячу раз над детьми востока.

Андж отвернулся от этой картины и вернулся к яви. Все это он уже видел, да и интересовало его сейчас другое. Дно купели под головой ребенка стало тускло светиться. Девочка открыла глаза и уставилась в потолок. Левый глаз украшало молочного цвета бельмо.

– Так вот с чем ты родилась, – сказал Андж, склонясь над купелью. Занятые настоятели его сейчас не видели и не слышали. Девочка, несмотря на широко распахнутые глаза, тоже не замечала огромного монаха над собой.

– Мы это исправим, дитя, – почти прошептал Андж, – это меньшее, что я должен тебе дать. Взамен за отобранный выбор и взваленное бремя. Прости.

Монах склонился чуть ниже.

– Прости, но мне нужна твоя помощь. Как и тебе – моя.

– Сид, – услышал Андж в голове голос настоятеля Оргуна, – нужно сообщить Системе её имя.

Андж выпрямился. Об этом он позабыл начисто, но узнать её имя было более не у кого. Пытаясь придумать что-то подходящее, он внезапно почувствовал себя измотанным. Фантомная усталость заволокла его каменные плечи и спину, захотелось ссутулиться. Долгая тоска по ушедшему, растущая словно дерево, наконец расцвела. И в этот миг сырой грунт памяти словно вспахали. Одно слово, способное описать его состояние в полной мере, вынесло на берег его сознания из моря информации. Слово на древнем языке, о самом существовании которого знал только Андж да немногочисленные его соплеменники – настолько глубоко в Системе погребены эти знания. А может это сама Система подбросила нужную информацию. Монах попробовал произнести это имя собственными устами и решил, что оно подходит идеально. Андж назвал имя настоятелю, и тот передал его Системе.

И Система ответила. Золотой иллюзорный пейзаж, видение которого монахи делили на троих, начал становиться красным. Повсюду возникали и разрастались багровые огни, поглощая сеть монастыря словно ржавчина. Но это длилось недолго, и в один миг вся Сеть замерла, словно само время остановилось. Настоятели остановили распад Сети и отгородили пораженный участок, чувствуя как им помогает учитель. Монахи вернулись к яви и принялись утирать вспотевшие морщинистые лбы.

– Недуг… – пробормотал Оргун. Андж с каменным лицом стоял над склонившейся над купелью троицей. Девочка все также смотрела в пустоту, сама вернуться к действительности она пока не могла. И возможно сейчас она ревела от страха в собственной голове.