Дорога к тебе - Барбара Делински

Она также знает, что если Рэйчел не одобряла ее планов насчет бала, то Джеку они понравятся еще меньше.

Джек проснулся возбужденным. Он не стал вспоминать, что ему снилось, — в этом не было нужды. Присутствие Рэйчел ощущалось повсюду — на двери висел ее велюровый халат, на кресле-качалке лежала узорчатая шаль, в большой вазе, наводящей своими округлыми формами на несвоевременные мысли, стояли высохшие цветы. Джек ощущал ее присутствие даже с закрытыми глазами, может быть, потому, что простыни были пропитаны ароматом лилий.

Нетвердой рукой взявшись за телефонную трубку, он с удивлением обнаружил, что гудка нет. Гадая, что еще сейчас выйдет из строя, он несколько раз нажал на рычаг, и — о чудо! — гудок наконец появился.

Через минуту Джек с облегчением узнал о том, что Рэйчел жива, со страхом — о том, что она еще в коме, и с неожиданной гордостью — о том, что у Саманты, оказывается, хватило смелости самой позвонить в больницу.

Джек не привык так рано испытывать какие-либо эмоции, тем более столь противоречивые. Эрекция, однако, все же прошла, и ему не хотелось думать почему.

Откинув простыню, он встал, подошел к окну, оперся локтем на раму и выглянул наружу. Над каньоном висел утренний туман, но это был совсем не тот туман, что по утрам заполнял двор его городского дома. Этот был мягче и пушистее. Не понимая, что именно его так очаровало, Джек стоял и смотрел во двор, где все замерло в полной неподвижности — деревья, мох, туман.

— Папа!

Он обернулся. В дверях стояла Хоуп.

— Мне нехорошо, папа. Живот болит.

«Только этого не хватало», — подумал Джек.

— Резкая боль? — Если это аппендицит, он вырвет себе все волосы.

— Нет, не резкая.

— Ноющая?

— Кажется, да.

Подойдя к дочери, он дотронулся до ее щеки:

— Температуры как будто нет. Может, съела что-нибудь?

— Не знаю. Но если я пойду в школу и там мне станет плохо, им надо будет позвонить тебе, а если ты будешь в городе, то не сможешь приехать, так что лучше я останусь в постели.

По мнению Джека, она совсем не выглядела больной.

— А ты разве не хочешь увидеть маму?

Хоуп широко раскрыла глаза:

— Я ведь могу поехать потом, вместе с Сэм, разве нет?

Сейчас, кажется, она говорила совершенно искренне. Наверное, дело в кошке.

— А где Джиневра?

В десятку! Хоуп сразу нахмурилась.

— В постели. Ей, по-моему, тоже нехорошо. Если я останусь с ней, нам обеим будет лучше.

Джек озадаченно потер шею. Что ей ответить?

— Ну, это звучит как будто вполне разумно. Только вот что мы будем делать, если одна из вас плохо себя почувствует завтра? Или послезавтра? — Кошка умирает, так что ей вряд ли станет лучше. — Разрываясь между мамой и Джиневрой, ты можешь пропустить занятия до самого конца учебного года. Не думаю, что они бы этого хотели.

— Но если я пойду в школу, а потом поеду к маме, Джиневра целый день будет здесь одна.

— А Сэм говорит, что она почти все время спит.

Хоуп неуверенно кивнула.

— Тогда что же?

— Она моя кошка, — нервно сказала Хоуп. — Я не могу оставить ее одну. Особенно… особенно сейчас. Я ее люблю.

Джек провел рукой по волосам, но этот жест даже ему самому показался неуместным, и он обнял дочь за худенькие плечи. Широкая футболка доходила девочке почти до колен. Там, где она кончалась, виднелись тощие ноги, обутые в ковбойские башмаки.

— Я знаю, что ты ее любишь, Хоуп. — Джек отчаянно пытался найти решение. Если бы дети были зданиями, он мог бы сейчас переделать фон. Увы, в педагогике он не слишком силен. — Ты будешь с ней все выходные.

Хоуп ничего не ответила, только посмотрела на отца глазами, полными слез. Разумеется, это не слишком подняло его настроение.

— А что сказала бы твоя мама? — нашелся наконец Джек.

Хоуп неловко пожала плечами.

— Она разрешила бы тебе не ходить в школу?

— Нет. Но она оставалась бы здесь и могла бы присмотреть за Джиневрой.

А он не в состоянии этого сделать — тут двух мнений быть не может. Он должен завезти девочек в школу в Кармел, затем поехать на север в Монтерей, в больницу, и далее в Сан-Франциско, вернуться, чтобы забрать девочек из школы, и потом снова поехать в больницу. Большой Сур находится в сорока пяти минутах езды к югу от Кармела. Нет смысла делать лишний крюк в девяносто минут только ради кошки.

— Я не могу оставить ее одну, папа! — взмолилась Хоуп. — На весь день, а ведь она так больна! Разве ты оставил бы маму лежать там весь день одну?

— Мама — это другое дело. Там доктора, медсестры… — Только когда Хоуп согласно закивала, Джек понял, что сам себя загнал в ловушку.

Вздохнув, он решил уступить. Джек действительно не хотел, чтобы Хоуп пропускала школу, — правда, еще больше он не хотел терять время, чтобы завозить ее сюда. Нет, все-таки должен быть другой выход.

— А как насчет Дункана? — Если он и вправду так беззаветно предан, то мог бы в этом помочь. — Может, он смог бы посмотреть, как она?

— Он тоже дома не сидит, — с сомнением сказала Хоуп. — Правда, приходит на обед. — Она немного повеселела. — Ладно, я его спрошу.

У Дункана, однако, возникло встречное предложение, которое понравилось Хоуп еще больше, хотя Джек не находил этому объяснения. Он никак не мог понять, почему Джиневре будет лучше в доме Дункана, чем в своем собственном. «У него есть вера» — вот все, что сказала Хоуп, когда он ее об этом спросил.

Джек уже не один год слышал о его вере. Девочки упоминали о ней так часто, что однажды Джек не выдержал и спросил Рэйчел, не принадлежит ли Дункан к какой-нибудь секте. Рэйчел в ответ только рассмеялась.

Что ж, значит, Дункан религиозен. Ну и прекрасно. Для Джека гораздо важнее было то, что, поспешно одеваясь и собирая в охапку подстилку для кошки, еду для нее и саму Джиневру, Хоуп как будто совершенно забыла о болях в животе.

Скромное ранчо Дункана располагалось выше по склону в трех минутах езды. Пока Хоуп устраивала кошку на новом месте, Джек ждал возле машины.

— Спасибо, — сказал Джек, когда Дункан вышел. — Это очень много значит для Хоуп.

— Как там ее мать?

— Все то же самое. Я сейчас туда еду.

— Лучше позвоните Бену.

— А кто такой Бен? — спросил Джек, но, прежде чем Дункан успел ответить, Хоуп взяла его за руку и с благоговением заглянула ему в лицо.

Это было любопытное зрелище — очаровательная Хоуп с отливающими золотом волосами, золотистыми глазами и рыжими веснушками и невозмутимый Дункан с белой длинной бородой и задубевшими от работы руками.

— Я потом за ней приду, — сказала Хоуп.