Здравствуй, племя младое, незнакомое! - Коллектив Авторов

Однако спать ложиться не пришлось. В двери ему была записка от Семена Артемича:

«Дорогой друг! Приглашаю на ужин отведать гуся и выпить рюмочку. Если не затруднит, возьми инструмент – сломался телевизор...»

Петр Илюшкин

ИЛЮШКИН Петр Николаевич родился в 1964 году в Иркутске. Окончил в 1986 году Камышинское командное училище. Долгое время служил в Ашхабаде. Сейчас служит на Северном Кавказе. Подполковник погранслужбы.

ГЕРОИНОВЫЙ СЛЕД СОВЫ

– Ты, мужик! – злобный, тупой, тяжелый взгляд мутных глаз с почти невидимыми, суженными до предела зрачками впился в майора, плескавшегося в обшарпанном, убогом умывальнике пограничной общаги, – ты че гонишь на мою жену?

Иван Дорофеев, офицер разведотдела штаба округа, редко появлялся в своей тесной казенной комнатенке – такова уж специфика боевой службы на Кавказе. Чеченские ущелья, пещеры, блиндажи с окопными вшами – вот место его настоящей прописки. В общем-то, лучшего места для человека, исповедующего боевое искусство таинственных «ночных демонов» – ниндзя, и не придумать.

Ну а в городе Иван несколько расслабляется, позволяя не придерживаться принципов ниндзюцу: какие такие опасности могут подстерегать воина в совершенно мирном месте? Единственно, что неукоснительно и ежедневно он выполнял – изнурительные утренние тренажи, с обязательным метанием в цель сякенов и сюрикенов (металлических звездочек и стрелок).

С обитателями общаги майор, в силу своего полевого образа жизни, особо не был знаком, как и с нелюдимым, угрюмым, не вылезающим из своего «бунгало» гражданским типом по прозвищу «Му-му». Тип имел громадную, заплывшую жиром конфигурацию с густой рыжевато-белесой шерстистостью, необычайно писклявый фальцет и, естественно, толстенную басистую жену-прапорщицу.

Потому-то Иван и удивился, заслышав в пустынном умывальнике «колоратурное сопрано» в исполнении того самого типа гражданской наружности. Тем более что тон речи был угрожающий, несмотря на писклявые составляющие, а фразы более подходили для «зоны», но никак не для офицерского, пусть и поганенького, жилья.

«Обкурился, бедолага» – сообразил офицер, знавший признаки и повадки наркоманов по своей службе в Туркмении. Всматриваясь в невидящие глаза прапорщицкого супруга, он вежливо спросил:

– Вы о чем?

– Ты че там гонишь?

– Во-первых, не «ты», а «вы», – уже жестче, но не грубо поправил майор.

– Ты меня учить будешь, мужик! – взвизг «волосатика» свидетельствовал о некоторой его вменяемости. Но упорное упоминание «мужика» наводило на мысль об уголовном прошлом Му-му или же нынешней связи с криминалитетом.

Будь подобная речь где-нибудь в гражданском общежитии, куда возможно проникновение любого сброда, вопросов бы не возникло. Но здесь, в месте проживания служивых людей, уголовные замашки вроде как исключались.

Впрочем, уголовников Иван не боялся. Он хорошо изучил психологию этого своеобразного пласта народонаселения и с кем угодно находил общий язык.

Но кто этот дивный жирный экземпляр, и чего он добивается, нарываясь на скандал? Может быть, повода, чтобы одним несильным движением волосатой лапы придавить представителя так ненавидимого им с прапорщицей офицерского «белого» сословия?

Не знал Вася (этот самый Му-му), общаясь только с себе подобными, что внешность порою очень обманчива, и в скромной, сухощавой, небольшой фигуре майора аккумулирована энергия необычайной разрушительной силы, способной уничтожить даже на расстоянии.

Реальные же возможности Васи, несмотря на его массивность, выдавала просто безобразная обрюзглость и бессмысленное выражение маленьких, заплывших жиром глазок. Стало быть, противник он никудышный, в случае столкновения усугубляющий свое поражение необычайной массой.

К сожалению, офицер и сам просчитался в своих выводах. То, что Му-му не представлял из себя серьезного противника в рукопашном бою, было верно. Но степень подлости была неизвестна. Что и сыграло в дальнейшем свою, хоть и незначительную роль.

Иван понял возможную причину (одну-единственную) агрессивности этого типа. Дело в том, что ночью, маясь от бессонницы, он заходил на кухню поставить чайник. А там возле электроплиты стоял Вася со своей женой Зиной. Заслышав скрип открывающейся двери, они вздрогнули и покраснели. И чтобы разрядить обстановку, Иван пошутил: «Мы, совы, птицы ночные». Но в этих словах ничего обидного не было. Может быть, «совой» кого-то из этой семейки обзывали в детстве?

Пока Иван размышлял таким образом, дверь умывальника открылась, и появилась Васина «вторая половина», отекшая, неопрятная, с бигудями в засаленных волосах. Ее жирные губы обиженно тряслись, а глазки затравленно бегали.

– Уважаемая, – доброжелательно обратился к ней Иван, – неужели вас обидела «сова»? Если так, то я готов извиниться.

Но женщина молча прошла к умывальнику, а муженек ее вдруг резко выскочил за дверь. Не глядя на майора, Зинка неожиданно разразилась трехэтажным матом в отношении «проклятого офицера».

– Так вот в чем дело! – воскликнул Иван и, открыв дверь, крикнул вслед только что вышедшему мужу этой особы: – Уважаемый, посмотрите на странности вашей супруги!

Из-за угла коридора выплыл Василий и направился вроде как к умывальнику. Но, проходя мимо офицера, резко ударил его в грудь.

Не ожидая нападения, Иван все же успел перехватить руку Му-му. Однако довести прием до логического завершения помешала Зинка, выпрыгнувшая из-за умывальника и повисшая на плече майора.

Самое странное, что из-за того самого коридорного угла уже выглядывала комендант общежития, которая имела обыкновение появляться на своем рабочем месте чрезвычайно редко и не ранее обеда.

Конечно же, это было серьезнейшим оскорблением офицера. И моральным, и физическим. Но почему оно обыгралось столь откровенно провокационно? Тем более с использованием комендантши, этой Жабы Ивановны, как метко окрестили ее жильцы общаги – и за обрюзгшую бесформенную фигуру, и за бесконечные доносы и нелепые слухи. Ведь на службе та появлялась исключительно после обеда, чтобы за чаепитием с вахтерами выведать у них «эксклюзив» для докладов «по обстановке». И жильцы не знали, кому же Жаба докладывает. Потому как ее многократно искаженная информация всплывала где угодно. Причем доносы эти не были болезненным извращением старушечьего ума. Что и подтвердило очень уж раннее появление комендантши в общаге.

«Что все это значит?» – раздумывал Иван, проходя мимо комнаты вахтеров, где Жаба Ивановна что-то быстро строчила, не обращая внимания даже на сладкие голоса любимого ею «мыльного» сериала.

Подойдя к двери жилища прапорщицы, он тихонько постучался. А когда в узкой щели показался глаз ее супруга, негромко сказал:

– Мужик, говоришь? Тогда пойдем поговорим.

Мимика лица Му-му не изменилась. Почесываясь, он стоял, бессмысленно глядя на майора. И лишь промычал что-то нечленораздельное, когда услышал грубый бас супруги, требовавшей послать «этих полковников» на х...», а затем молчком закрыл дверь. Странно!

– Дорофеев, к телефону! – вдруг гаркнула из вахтерской комнаты комендантша, прервав размышления Ивана.

– Срочно на вылет! – голос оперативного дежурного звучал встревожено и жестко. – В Чечне «чепе». Подробности узнаешь в штабе.

В «уазике», мчавшем группу офицеров на пригородный военный аэродром, Дорофееву рассказали о страшной трагедии, разыгравшейся ночью в одном из подразделений границы. Кто-то из солдат зашел в блиндаж и открыл огонь по спящим сослуживцам. Убив троих и ранив одного, он заперся в бронетранспортере, угрожая взорвать себя и находящегося там механика-водителя. Требование убийца выдвигал только одно – принести ему дозу... героина. Да-да, именно героина, а не какую-то коноплю или семена дурмана, которые массово произрастали во многих местах Аргунского ущелья.

Чтобы выявить и пресечь канал поступления героина в войска, штаб округа направил на границу своих лучших специалистов. От разведотдела выбрали майора Дорофеева, который давно изучил всех наркоманов, проживающих в приграничных селах Чечни.

Но Иван был твердо убежден, что чеченцы не распространяют наркотики среди пограничников. Не потому, что не хотят. Многие главари бандформирований, помня для себя положительный опыт одурманивания «шурави» во время афганской войны, мечтали повторить наркотизацию «гяуров». Однако в Аргунском ущелье условия для этого пока не созрели. Вот и предстояло выяснить, откуда же взялся у солдата героин.

Как оказалось, сделать это было чрезвычайно трудно. Убийцу страшно выкручивала наркотическая «ломка», и допрашивать его не имело никакого смысла. Но следователь военной прокуратуры капитан юстиции Игорь Медведкин все же сидел возле орущего нечеловеческими (причем разными) голосами солдата и вместе с докторами внимательно прислушивался к обрывочным фразам.