Молли и кошачье кафе - Мелисса Дэйли

Это напоминало мне поведение Марджери в самом начале ее болезни: как та рассеянно замирала на полпути, не окончив начатое дело, как ее мысли путались и витали где-то, куда я не могла за ней последовать. Я всматривалась в лицо Дебби, пытаясь догадаться, что может быть у нее на уме. Было страшновато – вдруг за этой внезапной рассеянностью последуют замешательство и паника, которые я так часто видела у Марджери. Но такие эпизоды длились всего несколько секунд, а потом Дебби встряхивала головой и возвращалась к делам, а я облегченно переводила дух.

Глядя на Дебби в окно, я часто забывала о времени и продолжала сидеть на контейнере до тех пор, пока она, выключив на кухне свет, не поднималась наверх. Время от времени, возвращаясь к себе под лестницу, я замечала, что из темноты на меня смотрят сверкающие зеленые глаза черного кота. Каждый раз я буквально подскакивала от неожиданности и терялась в догадках – давно ли он вот так наблюдает за мной, пока я наблюдаю за Дебби, и какие мысли бродят у него в голове.

Событие, которого я так долго ждала, произошло в серый дождливый вечер в конце января. Лило довольно сильно, но я не стала прятаться от дождя в укрытии, а уселась у двери кафе, слушая, как вода бурлит в водосточных трубах, и дожидаясь, когда часы пробьют шесть. Это было ужасно неприятно, но требовалось промокнуть насквозь: таков был мой хитроумный план. Я долго следовала совету Нэнси и совсем не навязывалась Дебби, но сейчас я была почти уверена, что, если ее слегка подтолкнуть, это пойдет на пользу нам обеим. Да, признаюсь, я немного жульничала, но для того, чтобы план сработал, мне нужно было выглядеть как можно более жалкой. Наконец, церковные колокола пробили шесть, и я услышала, как Дебби отпирает дверь.

– О господи, кисонька, какая же ты несчастная! – воскликнула она с сочувствием, именно так, как я надеялась.

Я подняла на нее глаза и беззвучно открыла рот. Дебби нахмурилась, присела на корточки и смахнула воду с моей шубки, а я благодарно потерлась о ее руку. Она с озабоченным видом поставила передо мной миску. Как же мне хотелось поскорее сунуть туда нос! Но я стерпела, зная, что стоит мне приняться за еду, как женщина сразу уйдет и закроет дверь. Поэтому я даже не повернулась в сторону благоухающей миски и стойко выдержала ее взгляд. Дождь усиливался, и за считаные минуты Дебби промокла почти так же, как я. Я снова открыла рот в беззвучной мольбе и потерлась головой о ее колени.

Дебби прикрыла глаза, глубоко вздохнула, потом выпрямилась. Уже взявшись за ручку двери, она кивнула, словно решившись на что-то.

– Знаешь, киса, а заходи-ка и ты, – сказала она, улыбнувшись. Потом приоткрыла дверь, и я, не мешкая ни секунды, вбежала внутрь.

15

Дебби перенесла миску с едой на кухню и поставила на пол передо мной. Я отведала немного из вежливости, хотя от волнения – меня пригласили в дом! – пропал аппетит. Решив, что съела достаточно, чтобы не показаться неблагодарной, я прошла в кафе, а Дебби тем временем заканчивала уборку.

Кафе освещали только уличные фонари, но даже в полумраке я убедилась, что первое впечатление меня не обмануло: все здесь казалось обшарпанным и каким-то захудалым. Большую часть помещения занимал уродливый металлический прилавок со стеклянной витриной и пожелтевшими от времени пластиковыми полками. Я осторожно пробралась между шаткими алюминиевыми столиками и расчихалась от запаха затертого линолеума. Я увидела печку с каменным очагом, но она оказалась холодной, как лед, и, судя по толстому слою пыли, ею не пользовались уже давным-давно.

Я так долго жила на улице, что, оказавшись вновь в человеческом жилище, почувствовала себя странно. Сначала мне даже стало не по себе и показалось, что здесь очень тесно. Вместо птичьего чириканья в кронах деревьев слышалось мерное гуденье каких-то приборов на кухне. Я подошла к полукруглому эркеру у главного входа в кафе и, вскочив на подоконник, выглянула наружу через стекло. На улице никого не было, только капли дождя бесшумно падали на мокрую булыжную мостовую.

Дебби выключила на кухне свет и вошла в зал. Я спрыгнула с окна и подбежала к ней, приветственно подняв хвост. Дебби села за столик и с улыбкой протянула мне руку. Я потерлась о ее ладонь и тут же оказалась у нее на коленях, громко мурлыча в знак благодарности. Дебби шмыгнула носом, и этот звук заставил меня поднять голову – по ее щекам текли слезы, она всхлипывала и гладила меня. Я моргала ей, давая понять, что, если все рассказать мне, на душе станет легче. Тяжко вздохнув, женщина почесала меня между ушами.

– Знаешь, киса, ты первая, кто за последнее время проявил ко мне сочувствие, – шепнула она. Я лизнула ей руку, словно подтверждая, что если ей нужно сочувствие, то она выбрала правильную кошку. Она опустила голову, уткнувшись лицом мне в загривок, а я принялась месить ей коленку лапами. Так мы и сидели в пустом темном кафе, пока меня не сморил сон. Я смутно помню, как Дебби поднялась, держа меня на руках, и, сонную, бережно уложила на тот же стул. Я устроилась поудобнее на еще теплом сиденье. Прошептав: «Спокойной ночи, киса», Дебби поднялась по лестнице в свою квартиру.

Меня разбудили солнечные лучи, льющиеся в кафе через окно. Наверху раздавались голоса. Я даже не успела удивиться, что я не в своем укрытии под лестницей, как мгновенно все вспомнила, села и осмотрелась. В ярком утреннем свете тускло-серый линолеум на полу и грязные стены еще больше бросались в глаза. Белая краска пожелтела и кое-где облупилась, металлические столы были исцарапаны. На лестнице, ведущей на второй этаж, раздались шаги.

Первой в кафе спустилась Софи, бросившая на меня подозрительный взгляд.

– А откуда ты вообще знаешь, что у нее нет блох или чего похуже? – крикнула она.

– Я уверена, выяснится, что она совершенно здорова, – заверила Дебби, спускаясь по ступенькам. – Ты только пригляди за кафе пару часиков.

– Хм, по мне, она жутко грязная, – хмуро заявила Софи, не спуская с меня глаз.

Я, в свою очередь, с любопытством изучала Софи. Она была уже немного выше матери, в ее длинных светлых волосах выделялись ярко-розовые пряди. В то субботнее утро девочка надела летнее платье в цветочек – что совершенно не соответствовало погоде, дополнив его плотными черными колготками и грубыми ботинками. Раньше я не раз встречала ее в нашем проулке, но никогда не приближалась настолько, чтобы рассмотреть. Вблизи девочка оказалась очень симпатичной, даже красивой, если бы не брови, вечно сердито нахмуренные. Голубые глаза показались мне похожими на мамины, но вместо доброты, как у Дебби, они были полны враждебности и раздражения. Я уже знала, что завоевать ее сердце будет гораздо труднее, чем завоевать расположение Дебби.