Становление (СИ) - Янтарный Дмитрий

— А то, — орчонок, казалось, только и ждал похвалы, чтобы начать длинный монолог о своих достоинствах, — я вообще всё умею. И готовить, и убирать. И дрова колоть, и воду носить. Когда батя оставляет меня соседям, не буду же я у них просто так есть и пить? Ещё умею сорняки пропалывать. Так что не боись, я всегда знаю, что делаю.

— Интересно, а искать нас не будут? — с сомнением спросил Дитрих.

— Меня точно не будут, — рассмеялся Горрт, — все уже привыкли, что я могу на несколько дней пропасть. Всем наплевать. Особенно когда бати или дома нет, или он… короче, лучше его не трогать.

Дитрих не был уверен, что его отсутствие так же останется незамеченным. Но с вполне свойственным ему детским легкомыслием позволил себе выбросить эти неприятные мысли из головы.

— А можно… на руках тебя подержать? — внезапно спросил Горрт…

Дракончик не возражал. Солнце уже село, и становилось ощутимо прохладно. Он подошёл к орчонку, который подобрал под себя ноги, и позволил взять себя на руки. От него пахло солнцем, пылью и травой. Руки аккуратно и неумело принялись его поглаживать. Но сейчас, после трёхчасовой пешей прогулки, и это было блаженством. Дитрих даже заворковал, как всегда, когда ему было особенно приятно. И вот, после десяти минут, орчонок внезапно запел:

Матушка-степь, матушка степь

Дети твои гуляют-кочуют

Жаркими днями, а вечером вновь

Едят, веселятся, поют и танцуют

Те малыши, что сейчас сладко спят

Вырастут завтра и стражами станут

Верностью клану покой сохранят

И частью семьи быть не перестанут

Сладко спи, мой малыш озорник

Пусть тебе снятся кони степные

Солнце, ветра и свободные степи.

Они для тебя одни и родные…

Дитрих заворожённо слушал. Песня была притягательна именно своей простотой. Его воображение тотчас нарисовало, как орки, которые раньше кочевали от места к месту, целый день идут и идут, а вечером делают привал, поют и танцуют у огня. А матери баюкают своих малышей, и те видят во снах табуны быстроногих коней и мечтают, что однажды они вырастут, и у каждого будет свой сканун…

В этот момент на Дитриха что-то капнуло. И сейчас, когда в минуту полного покоя у драконёнка обострилась интуиция, он понял, что это слеза Горрта. Но та же интуиция бережно шепнула ему, что гордому орчонку не следует указывать на эту слабость.

— Очень красивая песня. Спасибо, — тихо сказал Дитрих.

— Это мне… мама пела… последний раз, как я помню, перед тем, — гулко сказал орчонок, после чего шмыгнул носом и куда твёрже сказал, — ладно, давай ложиться спать. Завтра уже увидим орлёнка.

* * *

— Простите, уважаемый Мефамио, я всё-таки не понимаю вашей логики, — сказал Алдор, меряя шагами кухню, — неужели вы нисколько не беспокоитесь за своего…

— Нет, — просто ответил Мефамио, насмешливо глядя на орка.

— Но как вы можете так говорить, — всплеснула руками Веда, — он убежал неизвестно куда, а вы даже…

— Говорите за себя, — поправил девочку Мефамио, — я прекрасно вижу, куда убежал мой братец и знаю, зачем. Я чувствую, что ему сейчас хорошо — так зачем мне нервы себе по этому поводу трепать? Вот если он в передрягу попадёт…

— Да как вам не совестно, — возмущённо сказала Ируне, — нельзя позволять детям так убегать, да незнамо с кем.

— Ну, с кем он убежал — мне очень даже известно, — возразил Мефамио, — я видел пару раз этого мальчишку. Взгляд его не по годам взрослый и собранный, хотя на дне порой и мелькает тень детских обид. Он сумеет позаботиться и о себе, и о моём брате.

— А если они попадут в беду? — упрямо спросил Алдор.

— Тогда я, разумеется, вмешаюсь.

— Но ваш брат может до смерти испугаться! Он же ещё совсем маленький! Так же нельзя! — возмутилась Инга.

— А вот это, моя дорогая, уже особенности расового воспитания, — сурово сказал Мефамио, вперив твёрдый взгляд в девочку, — драконы не за просто так живут в десять раз дольше прочих рас. Знания в потомство тоже вбивать приходится в десять раз дольше. Или в десять раз сильнее. Жизнь драконов часто длинна и сложна, что бы там ни думали по этому поводу остальные. И потому это для него будет отличной проверкой. Если мой брат удачно избежит неприятностей и сделает то, что задумал — то он будет молодец. Это будет означать, что всё, чему мы его учили, хорошо усвоилось в его голове. Ну а если всё-таки что-то случится — я появлюсь ровно в тот момент, когда он достаточно испугается, чтобы запомнить этот урок, но пока не получил никакого вреда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Но… но… — не сдавался Алдор, совершенно ошарашенный услышанным и явно пытаясь придумать, что возразить.

— Я и не жду от вас понимания, — хмыкнул Мефамио, поднимаясь из-за стола, — но таковы особенности нашего воспитания. И вам с этим придётся смириться. Сейчас, дабы успокоить вас, могу сказать, что Дитрих спит. Ему тепло и хорошо. Предлагаю и вам последовать его примеру.

Дракон вышел из гостиной и направился на второй этаж, в свою комнату. Однако у самой двери его снова нагнал Алдор.

— И всё-таки, — упрямо заявил орк, понизив голос, чтобы его не было слышно внизу, — возможно, вы помните, что Дитрих не совсем дракон. И не получится ли так, что ваши… драконовы меры воспитания окажутся для него чрезмерны?

— Спасибо, я учту ваше мнение, — сквозь стиснутые зубы процедил Мефамио, захлопывая дверь перед носом орка. Хозяин дома сердито посопел около запертой двери но, не найдя, что на это возразить, отправился обратно…

Глава 4

Проснулся Дитрих от того, что кто-то нежно почёсывал ему брюшко и шейку. Драконёнок замурлыкал от удовольствия и потянулся. И тут же понял, что этим себя выдал, так как почёсывать его мгновенно перестали.

— Ты не дракон, а кот какой-то, — насмешливо сказал чей-то голос, — даже, пожалуй, ещё громче будешь.

Открыв глаза, драконёнок даже не сразу понял, где находится. Чьи-то руки бережно опустили его на покрывало, после чего он услышал шаги. Но драконёнок совершенно не спешил открывать глазки. Слишком ему было хорошо.

Однако через некоторое время его чуткий нос уловил запах мясного. Открыв глаза, он увидел перед собой горку мясных полосок и миску с водой.

— Уж не обессудь, что с пола, — фыркнул Горрт, усаживаясь рядом и отправляя в рот сразу горсть полосок, — столом я как-то не обзавёлся. Некогда. Да и несильно нужен он мне тут, проще подстелить что-нибудь ну и…

Дракончик поспешно встал, увидев, как быстро заканчивается еда и понял, что он так рискует остаться голодным. Однако, не успел он протянуть лапку, как ткань с мясными полосками отъехала в сторону.

— Куда грязными лапами и неумытой мордой? А ну марш умываться, — Горрт безапелляционно указал пальцем правой ноги в сторону двери. Там уже стоял ушат с водой, которую орчонок неизвестно как умудрился сюда натаскать. Однако, когда Дитрих дошёл до воды, то вдруг понял, в какой нелепой ситуации оказался. Он бы раскраснелся от стыда и досады, если бы и так не был фиолетовым.

— Ну, чего ты там копошишься? — раздался голос орчонка, — тебе так ничего не достанется.

— Да хоть всё ешь сам, — обиженно сказал Дитрих, оттолкнув от себя деревянный таз и укладываясь около выхода, с трудом сдерживая слёзы.

Надо отдать должное Горрту, отреагировал он очень чутко. Встав и подойдя к дракончику, он осторожно погладил его по голове и ласково спросил:

— Ну, что такое? Так не любишь умываться?

Дитрих обернулся и посмотрел на мальчишку. Странно, в глазах, где раньше сквозили насмешка и высокомерие, сейчас было только чуткое внимание. Нет… он не станет смеяться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я… не умею умываться, — тихо сказал дракончик.

— Это как так? — не понял орчонок.

— Мне мама с папой запрещают, — тихо продолжил дракончик, — у меня лапы маленькие. И когти я пока убирать не умею. Вот потому, что я могу поранить себе глаза, я и…

— Тю, — рассмеялся орчонок, — не было печали. Так бы сразу и сказал. Да я и сам мог бы скумекать, что у тебя к такому лапы не приспособлены. Сейчас, погоди.