Любовь под запретом. Дом одиноких теней - Даома Винстон

— И ты думал, что я… Я?

— Я решил, что должен узнать тебя. Все получилось очень удачно, Парры предложили мне снять у них коттедж, едва Джонстоны по моей просьбе отрекомендовали им меня. Парры выслали мне ключ, и я приехал сразу после вас. И в самый первый раз, едва я увидел тебя, я понял, что… Ты не способна на убийство, так же, как Рори не способен был застрелиться. Потом я стал свидетелем этой истории с подносом. Она напугала и озадачила меня. Я начал подозревать всех — Парров, Баджи, Клайда. Наконец, я начал подозревать Кристин. Я наблюдал за тобой и наблюдал за ней. Я был в саду сегодня, как и каждую предыдущую ночь. Я ждал, знал, что что-то должно произойти, лишь не знал когда. Ты вышла из дома, и я пошел за тобой. Я был рядом с тобой все время и надеялся, что Кристин чем-нибудь выдаст себя, — его голос стал приглушенным. — И она это сделала.

Меган все еще стояла в кольце его рук, не сводя глаз с Сатанинской Лужи. Заметив это, он развернул ее спиной к воде.

— Нет, — сказал он. — Не оглядывайся. Смотри вперед. Смотри в будущее. Помни, Меган. Я уже сказал, что собираюсь жениться на тебе.

— Смотри вперед, — повторила она и улыбнулась ему.

Вместе они стали подниматься по склону к свету Карнэби Хауса, ставшему неожиданно очень ярким.

Даома Винстон

Дом одиноких теней

Глава 1.

Стейси не знала, почему надежда оставила ее, почему мечта о долгой и счастливой любви развеялась в одно мгновение.

Все было так привычно и спокойно. Как и все, входившие и покидающие Каса де Сомбра, они с Дереком подъехали к высоким кедровым воротам три недели назад. И он, удивленный ее радостью, на вопрос: “И это твой дом?”, ответил будничным голосом:

— Да.

Это его “да” прозвучало так странно, будто с ней говорил незнакомец. И тут же веселый, безоблачный смех, который звучал в ней всю жизнь с самого рождения, оборвался и умер.

Даже орхидеи, которые он купил ей в Хуаресе, казалось, сразу поникли и начали вянуть. Сквозь теплый полуденный воздух пробежал холодный ветерок. Стейси, очень чуткая по своей природе, тогда впервые ощутила его отчужденность, а затем уже ощущала ее постоянно. Она была чужой и для него, и для его семьи.

Стейси вдруг осталась одна. Но даже изумленная своим неожиданным одиночеством, она все еще надеялась, что это пройдет, как плохой сон, и она проснется вновь всеми любимая и счастливая. Она продолжала надеяться, что Дерек, за которого она вышла замуж всего два месяца назад, обаятельный, любящий, предупредительный Дерек, вернувшийся в родной дом и превратившийся вдруг в саркастичного, безразличного незнакомца, едва они прошли в кедровые ворота, вновь станет прежним, каким она его полюбила с первой встречи в тот, уже далекий, знойный полдень в Мексике.

Это место сразу стало вызывать в ней только самые тяжелые переживания, которые, наслаиваясь, разъедали ей душу, как кислота. Она больше не старалась найти оправдание чему бы то ни было. Стейси просто стала слепо пробиваться сквозь эти воспоминания, надеясь натолкнуться хоть на какое-то объяснение того ужасного изменения, которое произошло с ним.

Дерек полюбил ее, женился на ней и привез ее в свой дом.

И вдруг все кончилось, мечты о любви оказались туманом, рассеявшимся под лучами солнца. Она не понимала, почему это произошло так резко, в одно мгновение. Она знала только, что с того же момента к ней в душу проник страх.

Они собрались в огромной гостиной. Люстра ярко освещала полированную поверхность стола, на которой островками белели салфетки, огни света играли на старинных хрустальных бокалах, матово поблескивал китайский фарфор чашек, торжественно лежали серебряные приборы. Помимо нее с Дереком за столом присутствовало еще четверо, и каждый из них прекрасно управлялся с этой роскошной сервировкой, как бы сливаясь с ней. В окружении дорогой мебели, толстых, элегантных ковров они, казалось, всегда были частью изысканной обстановки этого старинного дома. Они были не просто семьей, а воплощенным символом благополучия. На какое-то мгновение Стейси даже показалась себе воробышком среди лебедей. Она не принадлежала к их семье, к их дому. С самого начала ей было здесь неуютно.

Она взглянула на Елену, сидевшую справа от нее, затем на Дерека, сидевшего слева. О, он с его строгим, красивым, загорелым лицом и смеющимися глазами прекрасно подходил к этой непонятной компании. Да и каждый в ней был похож на другого, как люди, с рождения принадлежащие к одному клану.

Некоторые из них что-то говорили тихими голосами, не замечая Стейси, не обращаясь к ней. Тогда она, сидя за столом, еще продолжала ждать. Но ничего не происходило. Елена и Дерек, брат и сестра, близнецы, просто улыбались друг другу. Вот и все.

Елена была великолепна. Ее черные волосы были уложены на голове в сияющую корону. Темные глаза блестели над высокими скулами. Под мягким светом лампы ее кожа отливала розовым перламутром, прекрасно подчеркнутым красным бархатным костюмом. Вначале Стейси показалось, они совсем одинаковые, эти брат и сестра, но потом она заметила и некоторые различия между ними. Оба были высокими, тонкими, и как бы выполненными в одной цветовой гамме. Обоих как будто не коснулось время, хотя им было уже по двадцать семь. Но рот Елены, даже когда она улыбалась, был более жестким, подбородок более квадратным, чем у Дерека. Так что они были не совсем уж одинаковыми, что в глубине души порадовало Стейси, как будто вселяло надежду, что Дерек не такой как Елена.

Но, когда они сидели, глядя друг на друга и заговорщически улыбаясь, Стейси вдруг поняла, что стала жертвой, и даже те маленькие различия, которые в них можно было найти, не обещали слишком многого. Они были заодно и смотрели на нее одинаковыми глазами.

Стейси не хотела больше играть роль наблюдателя, который лишь вежливо следит, как остальные отнесутся к выбору Дерека, и надеется, что они все же одобрят его решение жениться на ней. Раньше ей казалось, что Дерек стоит на мостике их семейного корабля и ведет его по морю радости и взаимного узнавания. Будущее представлялось ей самым безоблачным.

Но, если он любил ее тогда, почему его любовь так внезапно умерла? А если не любил, то зачем было все это? Зачем поцелуи, объятия, обещания? Зачем он привез ее к себе в дом? Она не могла этого понять. Но настойчивый внутренний голос говорил ей, что у него были для этого свои причины.

Из этих мозаичных воспоминаний никак не составлялась цельная картина. Кажется, тогда она неожиданно выронила тяжелую серебряную ложку, которую по рассеянности вертела в пальцах, и этот неприятный звук нарушил повисшую над ними всеми тишину. Она испуганно подняла глаза, ожидая довольно бурной реакции. Но все осталось по-прежнему.

Наконец, на Стейси обратили внимание. Александеры повернулись и посмотрели на нее. Единственным ее желанием в этот момент было стать невидимой или исчезнуть.

— Простите, — пробормотала она, надеясь, что страх, поднявшийся в ней в этот момент, не очень отразится на ее лице.

— Что-нибудь не так? — спросила Елена. — Может быть, я позвоню Генри?

Стейси покачала головой. Ее волосы песочного цвета, очень коротко подстриженные, немного волнистые, казалось, излучали живой солнечный свет. Голубые глаза, огромные, с длинными черными ресницами и черными бровями создавали необычный контраст со светлыми волосами, придавая лицу особую прелесть. Но сама Стейси не очень-то заботилась о своей внешности. Ее кожа была очень светлой, но на ней все же были заметны веснушки, выступавшие под солнцем на носу и на скулах. Ее остро очерченный рот всегда был розовым. Она была очень хорошенькой, даже не подозревавшей об этом, двадцатидвухлетней девушкой. И собственное почти равнодушное отношение к своей внешности придавало ей необыкновенную искренность и очарование.

Дерек, как всегда подчиняющийся Елене, спросил холодно:

— В чем дело, дорогая? Что тебе не нравится?

— Нет, ничего, все в порядке, — поспешно ответила Стейси, испугавшись неожиданного внимания к себе, хотя еще несколько мгновений назад ей очень хотелось, чтобы ее заметили.

Ослепительная улыбка вернулась на лицо Елены.

— Не обращайте на него внимания, Стейси. Просто у него не все в порядке с нервами, предстоит слишком много работы.

Она посмотрела на Дерека, а он на нее. А с другой стороны стола два других Александера продолжали пристально наблюдать за Стейси.

Интересно, подумала она, удивились бы они, если бы мои веснушки стали вдруг зелеными, но тут же отбросила эти свои мысли. Она встретилась взглядом с серыми холодными глазами Ричарда и внутренне поежилась от этого пронизывающего, сурового внимания. Он был средним братом, лет тридцати, совершенно непохожим на близнецов.

Его глубоко посаженные глаза, напоминавшие по цвету свежий цемент, ярко выделялись на бледном лице. Черные волосы не покорялись никакой стрижке. На лбу и в уголках глаз уже проглядывали первые морщины. Они поставили свои метки и на впалых щеках. Улыбка на его лице была таким редким гостем, что это сразу становилось ясно даже постороннему человеку. Стейси часто ловила на себе его испытующий, серьезный взгляд. А когда она выронила серебряную ложку, он подал ее Стейси со словами: